аристократов, а в пыльные мастерские скульпторов и художников, в маленькие
лачуги беспутных поэтов, лишенных с в я з е й и богатства, - что ж такого
бояться-то, такого славить надо и поклоняться ему, ибо з н а к остается
знаком, пустым символом, он удобен, он в руках, его можно поворачивать, им
можно управлять.
дворцах аристократов или в храмах жрецов. Он привел в свою резиденцию
е д и н о м ы ш л е н н и к о в: художников с сильными мускулами, ибо они
держали в руках молотки, которые тяжелее дротиков; поэтов, которые так
яростно дрались друг с другом, доказывая преимущества своей рифмы не
только словом, но и оплеухой, что плечи их были налиты неизрасходованной
силой. Окружив себя этими людьми, которые поначалу казались жрецам
неопасными, Аменхотеп провозгласил:
для всех, она от солнца, а я единственный его пророк на земле.
оккупировала завоеванные области. Легионы, которые квартировали в столице,
были составлены из братьев тех, кто теперь жил вместе с фараоном в его
резиденции: простолюдины сделались защитой фараона, его опорой.
сыном солнца, оказались бесплодными.
Аменхотепа. - Я не повторю ошибки отца. Ваше спасение в послушаний.
с доктриной Истины. Его изваяли: нескладная фигура, простое, нецарственное
лицо, слабый человек - совсем не фараон. Скульпторы не спали всю ночь - по
прежним временам их должны были казнить за такое. Фараон осмотрел изваяние
и бросил к ногам мастеров кошель с золотом. Назавтра скульптура была
выставлена на центральной площади Фив. Жрецы возроптали: фараон не может
быть изображен слабым и тщедушным человеком. В храмах были оглашены
послания верховных жрецов, которые называли свершившееся святотатством.
Аменхотеп приказал арестовать двадцать старейших и казнил их у подножия
своего изваяния. Старые храмы были закрыты повсеместно. Лик Амона был
разрушен. Иероглифы, обозначавшие его имя, вырубались: ведь если
зачеркнуть имя, носивший его исчезнет, разве не так учили предки?! Все
очень просто: надо спрятать, разрушить, зачеркнуть, приказать забыть -
забудут.
Эхнатоном, "Угодным солнцу". Хватит бога Амона! Разве солнечный диск не
выше и не значимей? Разве маленькие солнечные диски, которые опускаются по
небосклонам, и замирают, и смотрят на землю, не есть посланцы Неба,
которому должны служить все? Разве он, принявший на руках отца солнечное
помазание, не сын солнца и не слуга его?!
отправился по Нилу, и нашел место, и остановился там, и воздвиг новый
город"Небосклон Солнца", святой Ахетатон, и архитектура его была странной,
возвышенной, солнечной, великой - архитектура Истины.
уничтожали старые, языческие храмы Амона. Сам фараон из своей новой
столицы не выезжал: он работал наравне с инженерами, художниками и
строителями. Донесения номархов слушал рассеянно - если его новый город
будет угоден солнцу, слава и победа придут к народу сами по себе. Азиаты
захватили Сирию, их корабли грабили побережье - фараон строил город
солнца. Он был увлечен настоящим, он ненавидел прошлое, но он не понимал,
что будущее можно утвердить лишь в том случае, если дело его будут
продолжать единомышленники, научившиеся у п р а в л я т ь государством,
а не только умеющие строить храмы. И он не верил, никому не верил: он
помнил, как погиб отец от рук тех, кого он научил править и с кем делил
тяготы правления.
друзья могут помочь хотя бы во время приемов послов, фараон изгнал ее,
страдая и плача по ночам: дело требует фанатизма от того, кто верит в его
святость. Тот, кто задумал, должен быть уверенным, что все вокруг - такие
же рабы его замысла, как и он сам. Тюрьмы были переполнены узниками. Казни
проходили и по ночам - солнечного дня не хватало, чтобы умерщвлять тех,
кто верил старому, привычному богу.
один одетый среди голых, один знающий в толпе темных. Он построил свой
солнечный город на крови и ропоте, и город этот стал чудом мира; но казнь
не довод, вера не приходит из дворца, провозглашенная вооруженным воином,
- вера рождается в беседе дружбы, в разговоре равных..."
крик, и понял, что кричит его жена; он хотел было отчитать домашних за то,
что они ведут себя, как вандалы, но не успел даже повернуться, потому что
бандеровцы схватили его за горло, заломили руки за спину, ударили по
тонкой, пергаментной шее, поволокли по лестнице вниз, и Михайленко ничего
не мог понять и все боялся, что забудет ту фразу, которая была в голове у
него, а потом его втолкнули в машину, и бросили на заблеванное днище
кузова, и наступили кованым сапогом на ухо, и он тогда только осознал, что
идею свою в с е м отдавать нельзя - отдавать ее можно тому, кто вправе
мыслить, то есть любить.
бандеровский штаб. Пахло цветущими липами, хотя время их цветения
кончилось.
откинулся на спинку и заставил себя расслабиться: руки его упали вдоль
тела; он ощутил дрожь в ногах - пять операций подряд, в основном дети,
осколочные ранения...
он не слышал звуков окрест себя, далеких выстрелов, криков раненых,
суетливой беготни сестер и врачей, тяжелой поступи военных санитаров,
которые таскали носилки с трупами, громыхая тяжелыми, не успевшими еще
пропылиться сапогами. Тарас Маларчук видел странные цвета - густо-черное
соседствовало с кроваво-красным, все это заливалось медленным,
желто-зеленым, гнойным; он стонал, и хирургическая сестра Оксана
Тимофеевна, стоявшая рядом, не решалась тронуть его за плечо, хотя на
столе уже лежал мальчик с разорванным осколком бедром - спасти вряд ли
удастся, слишком велика потеря крови.
нестерпимым, пронзительным, предсмертным, - Тарас Никитич, миленький...
забытье.
под струю ледяной воды и долго стоял, опершись своими длинными пальцами
("Похожи на рахманиновские", - говорили друзья) о холодную эмаль раковины.
Он ждал, пока успокоятся молоточки в висках и прекратится медленная дрожь
в лице: все те шесть дней (с начала войны), что ему пришлось прожить в
клинике, оперируя круглосуточно, были как кошмар и наваждение: ущипни,
казалось, себя за щеку, и все кончится, все станет, как прежде, не будет
этих выматывающих душу сирен воздушной тревоги, воплей раненых девочек,
предсмертных, старческих хрипов мальчишек...
полотенцем, которое пахло теплом, попросил хирургическую сестру
приготовить порошок пирамидона с кофеином, запил лекарство крепким чаем и
пошел в операционную.
разорванное бедро, раздробленные кости ("Сахарные, - странно усмехаясь,
шутил профессор, когда Маларчук учился в институте, - разобьешь - не
собрать и не слепить"). Маларчук почувствовал вдруг, что плачет: дети
играют в войну, взрослые воюют, но погибают-то в первую очередь дети.
Добрый разум ученого, который создал аэроплан, что есть шаг в преодолении
времени и пространства, обернулся вандализмом; разум как символ вандализма
- что может быть противоестественнее? Разум, разбитый злой волей кайзеров,
монархов, премьеров, фюреров, фельдмаршалов надвое: разум конструктора
самолета, принужденного сделать его бомбовозом, архитектора, сделавшегося
сапером, который не строит, а уничтожает, и библиотекаря, который хранит
мудрость мира, делая ее доступной добрым и злым: каждый находит то, что
ищет.
безраздельно ж е л а е т противопоставить неправде истину. Видимо, это
желание угодно той высшей логике, которая движет людскими поступками,
влияя на развитие исторического процесса, подчиняя мелкое, корыстно-личное
общему, высокому, нацеленному в будущее. Желание это становится
выполнимым, если человек обладает не только знанием, но и высшим навыком
своего р е м е с л а. Мечтатель, лишенный у м е н и я, может оказаться
лишь ферментом добра, и память о нем исчезнет с его исчезновением.