ищет полиция, он - наци"?! Вряд ли. Да нет, такое просто исключается: в
полицию поедем, в одной машине. Я нужен ему, а точнее - тем, кто за ним
стоит. Нужен, вероятно, в ином качестве. Поскольку они обладают
организацией и поэтому информированы, игра пока что идет в их пользу. Но
если я им нужен, то мне это не нужно, хотя через Ригельта я бы смог выйти
на всю их цепь. Вышел, допустим. Ну и что? Кто об этом узнает? Как кто?
Люди. Это не ответ, а сопли. Если я бы мог выйти на их цепь, но рядом был
бы Роумэн... Или Клаудиа... Тогда про их четко функционирующую цепь стало
бы известно людям. Я ведь помню адрес и телефон Старка? Помню. А через
него это ушло бы в газеты. Или через того же Мигеля из Лондона, которому
сунули информацию про "Стиглиса", он же "Бользен". Подставиться ригельтам,
судя по всему, никогда не поздно. Только сделать это следует в нужное
время. А сейчас надо уходить, - сказал себе Штирлиц. - Только сейчас.
Утром может быть поздно. Утром, видимо, сюда приедут люди из его банды. И
тогда я лишусь хоть какой-то, может быть, даже иллюзорной, но все же
инициативы. Уходить надо здесь и сейчас. И ложиться на грунт. А потом идти
в Буэнос-Айрес. Или в Асунсьон. Почему в Асунсьон? - удивился он. - Потому
что у меня билет выписан до парагвайской столицы? Нет, - очень медленно и
выверенно ответил он себе, - надо пытаться уйти туда, потому что там живет
доктор Артахов, редактор "Оккультизма", с которым тебя познакомил добрый
маленький старый генерал Серхио Оцуп, который и по-испански-то говорит с
одесским акцентом, ан - генерал франкистской армии. Ну, двадцатый век, ну,
судьбы людские! Артахов ~ зацепка, через него я вернусь в Буэнос-Айрес, но
осмотревшись, это так важно - иметь время на то, чтобы осмотреться! А куда
здесь, в этой деревне, можно уйти? На чем уехать? Не знаю, - ответил себе
Штирлиц, - но если ты подумал об этом, значит, что-то дало тебе повод так
думать. Да, - ответил он себе, - когда меня несли на носилках через
маленький домик аэродрома, я видел объявление, там было написано, что
желающие получить экзотический отдых в сельве - охота и рыбная ловля,
могут обращаться к Джеймсу О'Карри - калле Викториа Агирре, сто двадцать
пять. Очень хорошо, - сказал себе Штирлиц, - прекрасно, что ты запомнил
это, но там были еще какие-то объявления, почему ты не заложил их в пеналы
памяти? Попробуй вспомнить, это важно, два предложения - не одно, это уже
выбор, а что может быть прекраснее возможности выбирать? Ладно, не можешь.
Тогда давай сейчас подумаем, как найти эту чертову Викториа Агирре. А
вообще ты зря рассуждаешь, - сказал себе Штирлиц, - детская игра;
наверняка индеец, нанятый Ригельтом, давно уже стоит около дверей,
прислушиваясь к твоему жалобному кряхтенью. Ну, зачем же так резко? Не
надо так шутить с самим собой. Нет индейца. Он спит. Я хочу этого. Я очень
этого хочу, и поэтому будет только так. Навязанная воля - явление
непознанное, я в нее верю, пусть уж бог простит мне эту мою веру".
сделались фиолетово-красными, хотя месяц еще висел в чернильном провале
неба, окруженный далекими (не то, что из самолета) звездами, которые
переливно калились изнутри бело-сине-зеленым пульсирующим подрагиванием.
плохо, не могу лежать, Ригельт!"), огляделся, заметил под навесом двух
коней и повозку, тихо подошел к каурому мерину, понял, что время игры
кончилось, быстро оседлал коня, с трудом залез на высокое, странной формы
седло (раньше легко взбрасывал тело, каждый раз ощущая при этом все свои
мышцы, - нет ничего прекраснее этого спорта, разве что только теннис) и
тихонько тронул коня.
нет грохочущего цокота копыт (этот звук всегда ассоциировался в нем с
временем гражданской войны), - он с трудом поборол в себе желание пустить
каурого аллюром к аэродрому. "Глупо: через час-два меня хватятся, Ригельт
сразу же намылится именно на аэродром. Только Викториа Агирре, сто
двадцать пять, О'Карри: "экзотический отдых в сельве - охота и рыбная
ловля", только туда. Я не знаю, отчего именно туда, но если меня тянет
туда - значит, так надо, доверься чувству".
расходились вниз, к коричневой Паране, на другой стороне - Бразилия. "Ни
одного пограничника, тишина" только б так быстро не светало, черт возьми!
Пусть бы подольше был этот серый, размытый рассвет при полоске
ослепительного неба на западе. Тут все наоборот, может, у них восток с
другой стороны, но пусть бы так было с полчаса, потому что я могу
разобрать названия улиц и номера домов, свет идет какой-то горизонтальный,
и водопады гудят, в серой темноте слышно их бело-кипящее обрушивание,
второе чудо света или восьмое, бог с ним, только б найти калле Викториа
Агирре!" И он нашел ее, соскочил с коня, скрючился от боли, пронзившей
поясницу, на этот раз застонал по-настоящему, без игры. "Если найдут,
скажу Ригельту, что увидал каких-то двух подозрительных типов, решил
бежать, подумал, не полиция ли ищет, потребует документы; в авиапорту
Ригельт хорошо поднял шум: "Не до проверки, человек умирает, скорее в
клинику". Все же я славно придумал эту и г р у, только б конь послушался
меня и отправился восвояси. Ну, иди, конь, иди к себе под навес, там стоит
твоя подруга и пахнет свежим сеном, иди, я бы пошел на твоем месте, ах,
как я бы припустил, коли б меня пустили, не пускают, конь, а ты - иди, я
очень тебя прошу, иди, вот молодец, до свиданья, конь, спасибо тебе, ты
очень меня выручил!"
подвыванием. - Откуда вы? Как черт из преисподни, право.
дилеммой: лететь в столицу, чего мне не очень хочется, или плюнуть на все
и недельку поохотиться в сельве. Сколько стоит это удовольствие?
поселке рассказывали... Ну, проходите, что ж мне с вами делать...
рожками и застеленный шкурами незнакомых животных, включил свет, достал из
скрипучего, старого шкафа бутылку джина, налил из ведра воды в стаканы,
спросил, не хочет ли гость чего поесть, выслушал вежливый отказ и только
после этого поинтересовался:
стоить... Погодите, а вы один?
потом отдам пятнадцать песо, а себе оставлю остальное, - бизнес, ничего не
поделаешь. Так, значит, оружия у вас нет?
я - Шиббл... Имейте в виду, это удовольствие станет вам... Почему не
пьете?
удовольствие...
ведет себя правильно, особенно после того, как Шиббл, растерявшись, сказал
"дорого". В этом его "дорого" было и удивление собственной наглостью, и
какое-то усталое лихачество, и скука, и надежда. Одно это слово дало
Штирлицу возможность нарисовать психологический портрет человека, в чем-то
даже придумать его. "Пусть ошибусь, только нельзя говорить с пустотой,
всегда надо говорить с личностью".
своем уме? Двести.
моей... жены... Он спит в госпитале... Я не хочу его видеть, понятно?
Ильин Андрей
Доценко Виктор
Шекли Роберт
Березин Федор
Акунин Борис
Андреев Николай