якобы имели место в так называемых концентрационных лагерях. Во-первых, в
лагерях трудового перевоспитания находились уголовные преступники,
осужденные за акты грабежа, насилия, гомосексуализм и разбой, а во-вторых,
нигде никогда и никто не подвергал их издевательствам, как об этом сейчас
принято говорить. Пусть небылицы останутся на совести тех безответственных
журналистов, которые сочинили это во имя высоких заработков. Никогда немец
не позволял, не позволяет и не позволит впредь какой бы то ни было
несправедливости по отношению к себе подобным, пусть даже эти люди были
падшими, аморальными элементами, отбросами общества. Мы не позволим
клеветать на наше прошлое, это унижение нации, которая приняла на свои
плечи главное бремя борьбы против большевистской неспровоцированной
агрессии!" Другие выступавшие поддержали речи создателей новой партии,
квалифицируя их как "слова правды, мужественное отстаивание того дела,
которому служили немцы, полагая, что они отдавали все свои силы и
врожденный талант созидателей и воинов делу борьбы за цивилизацию".
англичан, выступили с критикой "имперских социалистов", - продолжил
диктор, - поскольку их высказывания противоречат духу новой демократии.
ангела это испугает; дети, как и белочки в парках, боятся резких движений
взрослых; нет ничего страшнее потери любви маленького создания,
невосполнимо, они же так искренни в своих привязанностях, ради их будущего
мы живем на земле, ради чего же еще..."
магазинах, понятно, не продавалось, пусты, шаром покати по прилавкам,
только "черный рынок", на котором американцы меняют яичный порошок и
свиную тушонку с сигаретами на меха, картины и хрусталь; платье сшила дочь
доктора, Магда, из старых тряпочек, - разрывается сердце от этой достойной
нищеты), Гелен откланялся, поцеловав свою маленькую подругу, и сразу же
поехал к себе в резиденцию. Оттуда он - по известным ему одному каналам -
связался с секретарем Конрада Аденауэра, которого многие прочили в
преемники осужденного в Нюрнберге гроссадмирала Денница, ибо Аденауэр был
женат на фрау Цисснер, сестра которой была замужем за американским
генералом Джоном Маклоем, отвечавшим в Вашингтоне за контроль над
Германией. Цисснеры были равно богаты - и в Штатах, и в Пруссии. К
Гамбургу поэтому традиционно относились весьма подозрительно: "Эти
ганзейцы могут выкинуть любое коленце, с них хватит".
в пору становления фюрера как один из наиболее выдающихся
обербургомистров, возглавлял не какой-нибудь заштатный город, а рурский
бастион - Кельн.
ее будущее, - передал Аденауэр.
конспиративно; их контакты были опосредованными, крайне аккуратными, что
бы ни в чем не повредить республиканской партии, одним из лидеров которой
был старший брат - Джон Фостер. Контакт с Мюнхеном может пойти во вред
друзьям и склонить выборщиков в Штатах к демократам, что нежелательно, ибо
Рузвельт являл собой рупор этой партии, и хотя Трумэн - политик совершенно
иного толка, но уж совершенно не считаться с предшественником он не мог.
военную администрацию. Желательно, чтобы он упомянул о нем, Гелене (пришло
время - хотя бы конфиденциально - начать упоминать об
о р г а н и з а ц и и, стоящей во главе борьбы за демократию в Европе), в
том смысле, чтобы "Имперская социалистическая партия" была немедленно
запрещена и ошельмована как "пронацистская" - по требованию истинно
германских патриотов, какими стоило бы провозгласить членов "Германской
правой партии", столь четко себя заявившей. "Ликвидировать "Имперскую
партию" должны мы, ваши истинные союзники, а не кто-либо иной", -
настаивал Гелен. Уснул только под утро; в восемь часов был уже у себя,
ожидая вестей из Нью-Йорка. Как и все европейцы, прожившие всю жизнь в
Старом Свете, он не очень-то представлял себе разницу во времени, хотя мог
сказать, который час в Бангкоке или Оттаве, не напрягая памяти:
тренировка. Однако всегда негодовал на медлительность Даллеса, отдавая
себе при этом отчет, что тот ничего не может сейчас решать, поскольку в
Новом Свете еще ночь...
провел день в университетской библиотеке, где обычно работал по субботам
часов до десяти.
уж получилось, что семейная жизнь не сложилась: единственная женщина,
которую любил (дочь Артуро Тосканини), осталась в Милане, к л а н не
простил бы развода, шокинг, не ототрешься, Америка не принимает то, что
противно традициям. С тех пор еще более увлекся коллекционированием трубок
и старинных книг, особенно по истории Китая; очень любил собак, однажды
сказал брату: "Если доживу до старости, уеду на ферму, куплю щенков,
обязательно овчарок, кобельков, воспитаю их так, чтобы мы понимали друг
друга без слов, по вечерам буду сидеть у камина и читать вслух; псы
прекрасно ощущают выражение, лучше, чем люди; про модуляцию голоса, запах
и предшествие движения они знают больше, чем мы".
стеллажа, не в силах оторваться от книг по истории древнего Китая, - тема
эта его завораживала, он воочию, словно в прекрасном цветном фильме, видел
происходящее, сопереживая ему так, будто сам был участником событий.
управления, которое, наконец, объединит все службы воедино, шла трудно,
масса препон, да еще в условиях абсолютной конспирации, когда ни одна
живая душа, кроме пятнадцати посвященных, не имела права ничего знать) он
до того изматывался, что находил отдохновение только здесь, во
взрывоопасной тишине библиотеки. Но и тут, примостившись, словно петух на
жердочке, читая и перечитывая китайских классиков, Даллес ни на минуту не
прекращал думать о создании своего детища, которое должно оказаться венцом
всей его жизни: то, что начинал в Брест-Литовске генерал Гофман - с его,
Даллеса, п о д а ч и, - то, что тогда, увы, не осуществилось, не имеет
права не быть осуществленным сейчас, когда он отдал всепожирающей страсти
д е й с т в а личную жизнь, возможность семейного счастья и все
бесхитростные, но столь прекрасные забавы, которыми живут все его
одногодки. Он вновь и вновь перечитывал китайцев, пытаясь найти в их
сдержанных, полных недосказанного изящества строках подробности, столь
необходимые разведке, особенно накануне принятия главного решения.
Цзу - в пятом веке до рождества Христова - предлагал ввести закон, по
которому каждый домовладелец должен быть ответствен перед императором не
только за свое п о в е д е н и е, но и за поведение каждого соседа - слева
и справа от себя, круговая порука в чистом виде.
доктрины императора - была, в общем и целом, незыблемой; но по прошествии
трех столетий, во втором уже веке до нашей эры, император Чин Шихуан Ти
полностью запретил Конфуция, провозгласив его гуманизм "отвратительным и
изменническим покусительством на верховную власть"; главенствующей
философской школой сделали л е г и т и м и з м, утверждавший, что человек
по своей природе таков, что ему ни в коем случае нельзя доверять, а уж тем
более полагаться на его добрую волю: только ж е л е з н а я рука
императора может держать в смиренном повиновении толпу, раздирающую самое
себя по разным направлениям.
ее официальным декретом; тот, кого заставали за чтением трудов Конфуция,
подлежал немедленной казни.
обоснования. По иронии судьбы придворный философ Хан Фэй был призван
императором для выполнения этой задачи; ученый прекрасно знал историю и
литературу, ему и карты в руки. Император верил только себе, и если он
верил философу, то никто не был вправе возразить властелину, - чревато
казнью; главный же министр Ли Шу, враг философа, держал в потаенном ларце
выдержку из ранней работы ученого: "Дай тому, кому не очень-то веришь, но
кто умен и, следовательно, нужен тебе, кредит доверия на любой его успех;
подталкивай его к работе на твое дело, научись шаг за шагом, незаметно
подводить его к твоей идее; сделай так, чтобы он получил радость от
результатов своего труда, выполненного к твоему благу и с твоей подачи,
никогда не уличай его в том, что он поначалу стоял в оппозиции к твоему
замыслу, к о м б и н и р у й!" Поскольку главный министр читал всего Хан
Фэя, знал, как император любит его (как правило, тираны страдают слабостью
не к тем, кто им безмерно предан, но к тем, кто бесстрашно отстаивает свое
и делает это блестяще, не открывая, понятно, свою идею врагам трона), он,
руководствуясь новой философией, столь угодной императору, построил
Великую Китайскую стену, чтобы сохранить государство от вторжения
мужественных северных соседей, и обратил свои взоры на юг, завоевав
княжества, имевшие выход к морю. Он провел декрет, запрещавший в империи
школы, как разносчики заразы, и ввел управление цензуры, следившее за
каждым словом - писанным или произнесенным - всех без исключения
мандаринов. Он же лично отобрал семьдесят наиталантливейших учеников из
повсеместно запрещенных школ, спас их от пыток, которым были подвергнуты
остальные, и посоветовал императору держать их при себе в качестве
советников, которые станут оформлять мысли живого бога в законы, угодные
традициям.
доктриной Хан Фэя; он постепенно, исподволь в л и я л на противников в
том смысле, чтобы они приняли компромиссное решение. При этом задача
Шилова Юлия
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Свержин Владимир
Максимов Альберт
Володихин Дмитрий