оказаться у зеленого сукна.
шум. Двое мужчин стали подниматься. С каждым шагом они отчетливее слыша-
ли стук в дверь, крики, голоса горничной и одного из постояльцев, случа-
йно оказавшегося дома и теперь задававшего вопросы буйствовавшей женщи-
не.
г-н Монд? Он и сам не знал.
скважину. Они хотели войти вместе с ним, но мысль о свидетелях была ему
так противна, что, проскользнув в мансарду, он закрыл за собой дверь.
когда-то были такие чистые глаза и от которой у него осталось двое де-
тей, г-н Монд никому не рассказывал, может быть, потому, что больше не
думал об этом.
колько дней - у него был плеврит, снова отправился к себе. Только гор-
ничная не уходила с площадки. Услышав на лестнице шаги врача, она облег-
ченно вздохнула.
зире, навалившись сверху, удерживал ее всем своим телом, а рукой, из ко-
торой текла кровь, зажимал ей рот.
сперва остался в своей странной позе. Потом он встал, провел рукой по
глазам и покачнулся. Боясь потерять сознание, он привалился к стене и
выпачкал белым весь бок своего костюма.
понял почему. Укол ее успокоил. Широко раскрыв безжизненные глаза, она
лежала так тихо, что, казалось, спит.
дел на стуле. В висках у него стучало, временами вдруг начиналось голо-
вокружение, и вокруг него, мешая думать, образовывалась какая-то пусто-
та. Иногда, словно от этого ему становилось легче, он повторял:
ных лучах Тереза словно преобразилась; он старался не смотреть на нее -
она выглядела как покойница, с таким же вытянувшимся носом, такая же не-
земная.
была не Тереза, а его сын Ален - те же черты лица, бесцветные зрачки,
стеариновая кожа.
них этажах. Машинально он считал площадки. Пять... Шесть... На сей раз
поднимались сюда. Женщина. В дверь постучали.
мужчина, стиснув голову руками, сидит на стуле - застали ее врасплох.
что, мертва?
чего же все сложно!
будь в этом роде.
для него никакого значения. Он ясно чувствовал, что мыслит трезво, соз-
навал, что на все вопросы отвечает надлежащим образом и ведет себя как
нормальный человек.
ко; на площадке, освещенной запылившейся лампочкой, он видел Жюли в ве-
чернем платье" видел себя самого, взъерошенного, с расстегнутым воротни-
ком рубашки.
несколько минут, он не мог точно сказать, когда именно он сделал такой
невероятный скачок, что смотрел с холодной рассудительностью на мужчину
и женщину, шепчущихся в предрассветный час на площадке гостиницы.
дом или Дезире, скорее Дезире. Нет, не так! Человеком, который, сам того
не сознавая, долго влачил существование, как другие переносят болезнь, о
которой не догадывался. Человек среди людей, такой же, как они, толкаясь
в шумной толпе, когда лениво, когда яростно, он не знал, куда идет.
он увидел жизнь по-другому.
не существовало; никаких ложных ценностей, почти никаких, а взамен...
Вот оно! Об этом больше не стоило говорить ни с Жюли, ни с другими.
Впрочем, это и невозможно, потому что невыразимо.
покое.
проснется днем, он уже уйдет с женщиной, которая лежит сейчас на желез-
ной кровати.
зать... А, собственно, что? Что она сразу поняла: ничего у них не полу-
чится. И хоть она всего лишь простая девушка, но догадалась, что...
номер, закрыл дверь и вздрогнул, услышав еще хриплый голос:
сел на стул. Время от времени он вытирал платком кровь с губы, котирую
Тереза глубоко прокусила.
тельным, как у лунатика, голосом.
в то же время постарела еще больше, чем днем, когда он увидел ее в горо-
де. Он сам, бреясь перед зеркалом, не раз за эти четверть часа казался
себе постаревшим ребенком. Да разве мужчины бывают другими? Они говорят
о годах, словно те действительно существуют. Потом замечают, что между
временем, когда еще ходишь в школу, нет, даже раньше, когда в кроватку
тебя укладывает мать, и моментом, когда ты живешь... Луна светила уже не
так ярко, синий цвет неба сменился светло-голубыми красками утра, и сте-
ны комнаты теряли мертвенно-бледную безжизненную белизну.
она стала просто старой женщиной, от которой почти ничего не осталось.
говорить. Так было бы лучше.
Орлов Алекс
Эриксон Стивен
Посняков Андрей
Лукин Евгений
Гуревич Георгий
Сертаков Виталий