лебека, тощего очкастого адвоката, на каждом заседании городского совета
донимавшего бургомистра разными вопросами.
ветственным жестом и сел в одно из старинных кресел, бархат которых был
обрамлен чернозолотым деревом.
Над головами завеса дыма. И - люди, покашливающие, двигающие ногами,
разглядывающие свои сигары, осторожно посматривающие на бургомистра.
ростом, что сидя еле доставал ногами до полу.
чуть ли не по слогам:
правильно ли указана его цена, потому что клиент имеет право требовать,
чтобы товар ему продавали именно по указанной цене.
и несколько уклончивые взгляды позволяли предположить, что каждый силит-
ся не упустить ни крупицы ее скрытого смысла. Терлинк тоже молчал, как
человек, сказавший все, что хотел сказать.
досуге, поразмыслить над нею: "Когда товар выставляют в витрине... "
ным товаром, на лицах выразилось уныние. Все были уверены, что он ляпнет
глупость, и ожидания оправдались.
гует в розницу, и у него нет витрины.
Терлинк, не давая себе труда взглянуть на спорщика.
который так ничего и не понял и которого какой-то бес толкал довести
свой промах до завершения.
речь и что...
как краснел всякий раз, когда допускал ошибку.
опасно.
недоуменные взгляды, добавил: - Он ждет в подворотне.
сигары или носки ботинок. Если все присутствующие в большей или меньшей
степени были его противниками, если в течение двадцати лет он в одиночку
осуществлял политику оппозиции, не давая им покоя, то Леонард ван Хамме
всегда был просто его личным врагом, и он, Йорис Терлинк, в конце концов
отобрал у него кресло бургомистра, которое сам и занял.
верженцем, которого Терлинк не узнал.
без сомнения, была такой же, как сейчас: сигары, стаканы с пивом, скупые
осторожные слова, сопровождаемые взглядами, старавшимися не выдавать
мысли говорящих.
кажется, я понял, что вы имели в виду, говоря о витрине и ценниках.
нии определенными принципами, необходимо...
дал под суд сотрудника полиции, присвоившего казенные тетради и перья
для своих детей. Этот человек служит сейчас в Де-Панне ночным сторожем
при гараже.
ворите... Леонард ван Хамме пришел сюда сам. Он честно предложил нам
свою отставку.
все зависело от него. Они могли извинить или осудить от имени Большого
или Малого собрания, но решал в конечном счете Терлинк. И раз уж он поя-
вился сегодня здесь, среди них, значит, он что-то задумал.
же или на днях на заседании городского совета обвинят в потворстве Лео-
нарду ван Хамме.
Терлинка, который даже не моргнул.
решении. Вы христианин, Терлинк, господь сказал: "И если глаз твой соб-
лазняет тебя, вырви его и брось от себя" [5]. Сегодня под вечер Леонард
отправился на машине к сыну в Брюссель.
скупой свет. В креслах мужчины в черном, с горящими сигарами, со скре-
щенными или вытянутыми ногами. Седая борода нотариуса Команса, жестику-
лирующего маленькой сухонькой рукой.
черью.
ву и поочередно взглянул на каждого.
кончике его сигары, он вспомнил о ван Хамме на сквозняке в подворотне.
клиник Остенде. В любом случае она имеет право на наследство своей мате-
ри, что позволит ей жить самой и воспитывать ребенка.
замерли неподвижно, как на картине. Тогда Терлинк словно подводя черту,
выдохнул:
этаже остановился у дверей зала. Там теперь ждали всего три человека,
недостаточно важных, чтобы их пустили наверх, но тем не менее желавших
знать. Терлинк не стал задерживаться и прервал движение лишь в подворот-
не, на расстоянии меньше метра от двух мужчин, по-прежнему затаившихся в
темноте. Он нарочно вновь раскурил сигару, хотя она вовсе не потухала, и
бросил:
падали медленней. На площади часы ратуши показывали десять вечера. В
"Старой каланче" погасли все лампы, кроме одной, а это означало, что по-
сетителей больше нет и Кес снимает кассу или взгромождает стулья на сто-
лы. Люди, уснувшие во всех домах города и низких строениях окрестных де-
ревень, еще не знали, но узнают поутру, что Йорис Терлинк только что
одержал самую большую свою победу.
то Леонарда ван Хамме. Как повернулись бы события, если бы он не пошел в
собрание, не распахнул дверь на второй этаж и не сел среди членов коми-
тета?
шалку. Войдя в спальню, отчетливо увидел, что жена смотрит на него, сле-
дя за выражением его лица одним глазом, потому что другим уткнулась в
подушку. Она вздохнула.
темноте, попытался припомнить свою фразу о витрине и этикетках: он был
доволен ею.
ван Хамме, хоть он не раз встречал ее.
ущербное. Он наверняка плохо спал, вскакивал в последнюю минуту, не да-
вая себе труда умыться, и одевался наспех в слишком холодной комнате. В
ратушу он приходил с набрякшими веками, розовыми пятнами на бледном лице
и криво завязанным галстуком.
очень в этом нуждался, не правда ли?