Чтение 29–й страницы книги ~В случае беды~

- Двадцать лет, но выглядит моложе. Маленькая, тоненькая, в норковой
шубе, прическа - конский хвост.

Я снова звоню.

- Это опять я.

- По-прежнему ничего.

- Еду.

Я не хочу выставлять напоказ свое нетерпение. К тому же лучше ждать на
Орлеанской набережной, чем здесь, где каждые пять минут вспыхивают лампочки.
Полицейские слышали мой разговор с Жаниной. Гризе обещает:

- Если будет что новое, свяжусь с вами. Вы дома?

- Нет.

Я даю ему адрес и телефон на Орлеанской набережной.

Стоит ли описывать остаток ночи со всеми подробностями? Отперла мне
Жанина. Ни она, ни я не ложились, не раздевались, а просидели до утра в
креслах в гостиной, не сводя глаз с телефона и подскакивая всякий раз, когда
под окнами проезжало такси.

Как мы с Иветтой расстались в полдень? Я пытался это вспомнить, но не
сумел. Мне хочется представить себе ее последний взгляд, как будто это
подскажет хоть какую-то разгадку.

Наконец занялся день. До этого Жанина дважды погружалась в дрему, я,
кажется, тоже, хоть и не сознавая, что сплю. В восемь утра, заметив за окном
велосипедиста с кипой газет под мышкой, подумал, что надо купить
какую-нибудь. Вдруг там что-то сообщается об Иветте?

Жанина просматривала заголовки через мое плечо.

- Ничего.

Позвонила Борденав:

- Вы не забыли, что в десять у вас встреча с министром общественных
работ?

- Не поеду.

- А на остальные встречи?

- Отговоритесь как-нибудь.

По странной иронии судьбы на нужный звонок к аппарату подошел не я, а
Жанина.

- Минутку... Да, он здесь. Передаю трубку.

Я вопросительно посмотрел на нее и понял, что она предпочитает ничего мне
не говорить. Едва я взялся за телефон, как услышал за спиной рыдания.

- Гобийо слушает.

- Говорит инспектор Тишауэр, мэтр. Мой сменщик, сдавая ночное дежурство,
наказал мне известить вас, если...

- Да, да. Что случилось?

- Вы ведь справлялись об Иветте Моде, верно? Двадцать лет, уроженка
Лиона. Та самая, что в прошлом году...

- Да.

Я замер затаив дыхание.

- Ее зарезали этой ночью ножом в гостинице "Вильна" на набережной Жавель.
Преступник, пробродив несколько часов по кварталу, сам явился в полицейский
участок на улице Лакордера. На место происшествия выехала оперативная
машина, и жертву обнаружили в указанном им номере. Убийца, разнорабочий по
фамилии Мазетти, полностью во всем признался.

Понедельник, 26 декабря.

Остальное я узнал уже потом: случившимся продолжают заниматься газеты,
где моя фамилия набрана крупным шрифтом. Я мог бы этого избежать. Мой
коллега Лучани позвонил мне, как только ему поручили защищать обвиняемого.
Мазетти, которому безразлично, что с ним станет, ограничился тем, что указал
в списке адвокатов, предложенных ему следователем, первую попавшуюся фамилию
с итальянским звучанием. Лучани интересовался, следует ли ему принять меры,
чтобы мое имя не упоминалось. Я ответил "нет".

Иветту нашли голой на узкой железной кровати, под левой грудью у нее была
рана. Я съездил туда. Видел ее до того, как труп увезли. Видел комнату.
Видел гостиницу с лестницами, где кишели мужчины, нагонявшие на нее страх.

Я видел Мазетти, мы посмотрели друг на друга, и я отвел глаза: на лице у
него не было ни тени сожаления.

Полицейским, следователю, своему адвокату он твердил одно:

- Она пришла. Я умолял ее остаться и, когда она решила уйти, помешал
этому.

Значит, она пыталась-таки вернуться на Орлеанскую набережную.

Ей самой захотелось на набережную Жавель: в номере нашли грубошерстный
норвежский свитер, мужской свитер, вроде того, что она купила себе. Это
наверняка рождественский подарок, приготовленный ей Мазетти. Картонная
коробка с магазинной этикеткой валялась под кроватью.

Хоронили Иветту мы с Жаниной, потому что семья покойной, извещенная
телеграммой, не подала признаков жизни.

- Что делать с ее вещами?

Я ответил Жанине: "Не знаю - и разрешил, если она захочет, взять их себе.

Побеседовал со следователем и предупредил, что, не имея возможности взять
на себя защиту Мазетти, как мне хотелось бы, выступлю свидетелем на суде.
Это его удивило. Все смотрят на меня так, словно отказываются что-либо
понимать. Вивиана - тоже.

Когда я вернулся с похорон, она, хоть и не веря в успех, все-таки
предложила:

- Ты не находишь, что тебе пошло бы на пользу уехать на несколько дней из
Парижа?

Я ответил согласием.

- Куда хочешь поехать? - полюбопытствовала она, удивленная столь легкой
победой.

- Разве ты не забронировала номер в Канне?

- Когда рассчитываешь отправиться?

- Первым же поездом.

- Нынче вечером?

- Идет.

У меня нет к ней даже ненависти. Рядом она со мной или далеко, говорит
или молчит, воображая, что попрежнему распоряжается нашей судьбой, - не
важно. Для меня она перестала существовать.

"В случае беды... - написал я где-то выше.

Коллега Лучани, которому я пошлю это досье, почерпнет "в нем, может быть,
аргументы для того, чтобы добиться оправдания Мазетти или хотя бы избавить
его от слишком строгого наказания.

А я буду по-прежнему защищать всякую сволочь.

8 сентября 1955 г.

Примечания

1. Площадь со сквером на авеню Елисенских полей в Париже.

2. Уменьшенное бронзовое повторение знаменитой статуи Бартольди,
воздвигнутой в г. Бельфор в честь его героической защиты под руководством
полковника Данфер-Рошро во время франко-прусской войны 1870-1871 гг.

3. Город на северо-западе Франции, центр департамента Де-Севр.

4. Курортное местечко вод Ниццей

5. Имеется в виду Булонский лес, главный парк Парижа.

6. У католиков церковный брак может быть расторгнут только папой.

7. Курорт зимнего спорта в швейцарском кантоне Граубюнден.

8. Невысокий горный кряж на юге Прованса.