Чтение 10–й страницы книги ~В случае беды~

садилась в длинный лимузин, а шофер придерживал распахнутую дверцу.

Ничто не позволяло предугадать, что она станет моей женой, но именно так
и получилось.

В отличие от многих хорошеньких женщин она появилась не из полусвета или
театра, а вышла из почтенной провинциальной буржуазии. Ее отец, сын
перпиньянского врача, был капитаном жандармерии, из-за перемещений по службе
исколесил с семьей чуть ли не всю Францию и, выйдя наконец на пенсию,
вернулся в родные Пиренеи, где занялся пчеловодством.

Мы ездили к нему прошлой весной. Ему тоже случается провести несколько
дней в Париже, правда, с тех пор, как он овдовел, - реже.

Вначале я не знал, что примерно каждые два месяца мэтр Андрие устраивает
обед для своих сотрудников, и вот на одном из таких обедов меня впервые
представили Вивиане. Ей было тогда двадцать восемь, и в браке она состояла
седьмой год. Мэтру Андрие уже перевалило за пятьдесят, и он долго
вдовствовал после смерти первой жены, от которой имел сына. -

Этот сын, молодой человек двадцати пяти лет, жил в каком-то швейцарском
санатории и, по-моему, теперь умер.

Я уродлив и не преуменьшаю своего безобразия, а потому вправе прибавить,
что оно искупается впечатлением мощи или, вернее, воли, которой от меня
веет. Кстати, это один из моих козырей в суде, и газеты достаточно много
писали о моем магнетизме, а потому мне тоже позволено упомянуть о нем.

Эта концентрированная жизненная энергия - единственное убедительное для
меня объяснение интереса, с первого дня проявленного ко мне Вивианой и
граничившего подчас с гипнотической одержимостью.

Во время обеда я, как самый молодой, сидел довольно далеко от хозяйки, но
чувствовал на себе ее любопытный взгляд, и когда мы перешли пить кофе в
гостиную, она подошла и села рядом.

Позже мы не раз вспоминали этот вечер, который прозвали "вечером
вопросов", потому что почти целый час она задавала мне вопросы, часто
нескромные, на которые я, не без чувства неловкости, старательно отвечал.

История Корины и Мориа могла бы, пожалуй, дать не совсем точное
объяснение тому, что произошло, но я продолжаю думать, что в первый вечер
сработали не соображения подобного типа, да они не сработали бы вообще, если
с первого же контакта нас не потянуло бы друг к другу.

В силу характера и разницы в возрасте Андрие было свойственно видеть в
жене скорее балованного ребенка, чем подругу и любовницу. Отдельные слова,
вырвавшиеся позднее у Вивианы, доказывали, что она не получала с ним
сексуального удовлетворения, в котором остро нуждалась.

Искала ли она его с другими? Знал ли об этом Андрие?

До меня доходили разговоры, которые с улыбочкой велись о неком Филиппе
Саваре, молодом бездельнике, некоторое время усердно посещавшем бульвар
Мальзерб, а потом неожиданно переставшем там появляться. В ту пору Вивиана,
которая ребенком много занималась с отцом верховой ездой, ежедневно выезжала
в Лес [5] в обществе Савара; он же сопровождал ее в театр, когда мэтр Андрие
бывал вечером занят.

Словом, после первого обеда наши контакты стали более частыми, хотя и
невинными. С согласия мужа Вивиана использовала меня, новичка в доме, для
личных поручений, мелких светских дел, что время от времени открывало передо
мной двери ее личных апартаментов.

Еще больше сблизил нас театр, точнее, один концерт, состоявшийся как-то
вечером, когда мой патрон был занят на официальном банкете. Он попросил меня
- думается мне, по наущению Вивианы-быть ее кавалером.

Изучала ли она меня, оценила ли предварительно, как сделала Корина с
депутатом от Де-Севр? Не испытывала ли она уже потребности играть более
активную роль, чем предназначал ей муж?

Тогда мне эго не приходило в голову. Я был ослеплен, упоен, неспособен
поверить, что мои мечты могут осуществиться. Целую неделю я вполне искренне
раздумывая, не уйти ли мне из кошоры мэтра Андрие, чтобы избежать слишком
жестокого разочарования.

Поездка в Монреаль, куда он отправился в связи с избранием его доктором
Копопа саиза университета Лаваля, ускорила события. Вместо предполагаемых
трех недель он отсутствовал два месяца из-за подхваченного там бронхита. Я
не знал, что молодым он три года провел в горах, как потом его сын,

Вивиана неоднократно просила меня сопровождать ее по вечерам. Мы не
только ходили в театр, который она обожала, но однажды ночью даже поужинали
вместе в кабаре. Машину она отпустила. И, возвращаясь в такси, я пошел
ва-банк и рухнул на нее.

Через двое суток, в выходной день ее горничной, я был на час впущен в
спальню. Затем, по возвращении Андрие, нам пришлось встречаться в гостинице,
где в первый раз я чуть не сгорел от смущения.

Узнал ли он правду сам? Или Вивиана решилась рассказать мужу о
создавшемся положении?

От клиентов я беспощадно требую точных фактов, а вот что касается меня
самого, сильно затрудняюсь их остановить. Долгие годы я был потом убежден,
что Андрие ничего не знал. Позднее начал в этом сомневаться. А последние
несколько, месяцев склоняюсь к противоположному мнению.

Выше я рассуждал об особой печати, которой отмечены некоторые люди. В те
времена я ни о чем подобном не думал и, несомненно, высмеял бы того, кто
заговорил было со мной о таких вещах. Так вот, если кто-нибудь в мире
действительно носил на себе такую печать, это был, разумеется, мэтр Андрие.

В день, выбранный Вивианой для объяснений, я вручил ему просьбу об
увольнении, и меня поразила печаль и покорность, с какими он согласился
отпустить меня.

- Желаю успеха - вы его заслуживаете, - сказал он протягивая мне длинную
ухоженную руку.

Это произошло всего за несколько часов до исповеди. Две долгие недели я
ждал известий от Вивианы. Она обещала позвонить мне на улицу Висконти сразу
после разговора с мужем. Чемоданы она уложила заранее. Я тоже. Поселиться,
пока не подыщем квартиру, мы решили в гостинице на набережной Гранз-Огюстен,
и я уже нашел себе место у одного ходатая по делам, он потом плохо кончил.

На другой день я не осмелился позвонить на бульвар Мальзерб и, дав Полине
инструкции на случай, если меня позовут к телефону, отправился караулить
Вивиану у дома.

Лишь на четвертый день я узнал от отца, слышавшего об этом во Дворце, что
у Андрие случился рецидив болезни и он слег. На этот счет у меня теперь тоже
иное мнение, чем двадцать лет назад. Сегодня я думаю, что ради женщины,
ставшей смыслом его существования, мужчина способен на все-трусость,
низость, жестокость, лишь бы удержать ее.

В конце концов нацарапанная наспех записка известила меня:

"Буду в четверг около десяти утра на набережной Гранз-Огюстен".

Вивиана приехала со всем багажом в половине одиннадцатого на такси, хотя
Андрие настаивал, чтобы она взяла его лимузин.

Совместная жизнь началась для нас невесело, и первой, открыв в нашем
новом быту множество не предвиденных ею радостей, встряхнулась Вивиана.

Она же нашла квартиру на площади Данфер-Рошро я привела мне первого
серьезного клиента из числа прежних своих знакомых.

- Вот увидишь, с какой нежностью мы будем вспоминать это жилье попозже,
когда ты станешь самым известным адвокатом Парижа.

Андрие настоял на том, чтобы взять на себя вину в бракоразводном
процессе. Долгие недели мы о нем ничего не слышали, как вдруг мартовским
утром прочли в газетах новость:

"Старшина адвокатского сословия Андрие-жертва несчастного случая в
горах".

Рассказывают, что он поехал навестить сына в одном из давосских
санаториев. Решив воспользоваться случаем, отправился один на экскурсию в
горы и провалился в трещину. Лишь на третий день один из проводников
обнаружил тело.

Длинные шелковистые усы, блеклая улыбка, учтивость и такая смерть - во
всем этом для меня аромат эпохи.

Понятно ли теперь, почему, говоря о нас с Вивианой как о паре хищников,
люди бессознательно задевают самое наше больное место?

Нам нужно было отчаянно прилепиться друг к другу, чтобы не пойти ко дну
от угрызений совести и отвращения к себе. Только всепожирающая страсть могла
служить нам оправданием, и мы занимались любовью как одержимые. Мы
прижимались друг к другу, безотрадно заглядывая в будущее, которому
предстояло стать расплатой.

В течение года я видел отца разве что издали, во Дворце, потому что
работал по четырнадцать-пятнадцать часов в день, берясь за любые дела и
выпрашивая их в ожидании такого, которое позволит мне завоевать себе имя. На
улицу Висконти я отправился лишь накануне нашей свадьбы.

- Хотел бы познакомить тебя со своей будущей женой, - сказал я отцу.

Он, конечно, слышал о нашем романе - о нем много говорили во Дворце, но
ничего не сказал, только поглядел на меня и спросил:

- Счастлив?

Я кивнул: я верил, что это так. Может быть, так оно и вправду было. Мы
поженились без шума в мэрии XIV округа и дали себе несколько дней отдыха в
одной сельской гостинице Орлеанского леса, в Сюлли, где шесть лет спустя
купили себе загородный дом.

Там мне нанес визит человек, узнавший от нашего привратника, где мы;
оглядев зал гостиницы, у стойки которого шумно спорили посетители, он сделал
мне знак следовать за ним и пробурчал:

- Пройдемся по каналу, потолкуем.

Мне не удалось сразу определить его место на общественной лестнице. Он
был непохож на тех, кого тогда именовали подозрительными типами, а теперь
назвали бы гангстерами. Довольно плохо одетый, неухоженный, с настороженным
взглядом и горькой складкой у рта, весь в темном, он напоминал собой одного
из тех служащих, что ходят по квартирам, собирая какие-нибудь платежи.

- Моя фамилия ничего вам не скажет, - начал этот странный посетитель, как
только мы миновали несколько зачаленных в порту барж. - Со своей стороны мне
известно о вас все необходимое, и, по-моему, вы тот, кто мне нужен.