лядывала его, и зачастую он задавался вопросом, есть ли в этом ее обык-
новении хоть капля нежности к нему. И была ли у нее эта нежность хотя бы
вначале, когда она приехала из Ла-Рошели, где во время войны расстреляли
ее отца и только что умерла мать? Тогда она и поступила к нему на служ-
бу. Восхищение - да, несомненно было. А также недоумение, вызванное отк-
рытием, что никто о нем не заботится, что на его плечи взваливают всю
тяжесть ответственности и даже в его ближайшем окружении склонны доба-
вить ему новых забот.
знала, какие лекарства он принимает в определенные часы и что он не мо-
жет без них обходиться.
ло человек пятнадцать, время от времени из кухни выходил хозяин и здоро-
вался за руку с вновь прибывшими.
стал равнодушным, в этом он завидовал иным из своих собратьев; вот и
сейчас, изучая меню, он не переставал тревожиться о маленькой египтянке.
Вивиана коснулась его руки. Он поднял голову и увидел свою дочь Лизу,
входящую в ресторан с молодым человеком.
ложении он очутился впервые. Когда дочь, заметив их, сделала ему знак
рукой, он покраснел. Знакомые считали, что Лиза похожа на него. Может
быть, и так. У нее были такие же ярко выраженные скулы, тот же тяжелова-
тый подбородок, и волосы отливали рыжиной, как у него.
запно уходить в себя, как будто ее здесь нет...
него, это вышло само собой, она еще девочкой привыкла делать все, что ей
хочется.
через несколько месяцев забросила занятия и пошла работать к подруге,
которая открыла лавочку фриволитэ [1] на улице Фобур-Сент-Оноре. На пер-
вые заработанные деньги, никому ничего не сказав дома, она купила мото-
роллер.
во разглядывал профессора и его секретаршу, что-то говоря Лизе вполголо-
са, потом они оба расхохотались. Над чем они смеялись? Над кем? Шабо не
раз замечал этого парня в квартире на Анри-Мартэн, ему случалось встре-
чать у себя дома незнакомых людей, с которыми его не считали нужным зна-
комить.
кольку в свои двадцать три года писал язвительные репортажи и светскую
хронику для одной из ежедневных парижских газет, где мог брякнуть все
что угодно.
что Карон нагло задирает людей. Это выглядело тем забавнее, что сам-то
он - краснощекий коротышка с нелепым остреньким носиком. Но он вообража-
ет, что ему все дозволено, да, вероятно, так оно и есть - ведь его папа-
ша возглавляет крупное агентство печати.
отношения выглядели приятельскими, что не мешало им спать вместе, и Лиза
тоже не делала из этого тайны. Они заказали аперитив, затем обед, весе-
лились, шептались, смеялись и не опускали глаз, когда встречали взгляд
Жана Шабо и его подруги, - напротив, держались вызывающе.
ность.
тихо сказала ему.
училась многому за эти пять лет - так, что могла ему ассистировать во
время приемов на улице Анри-Мартэн, - то здесь, в клинике, она была не у
дел.
ло бросить беглый взгляд на листок, протянутый ему мадмуазель Бланш,
чтобы удостовериться, что роды протекают еще хуже, чем он опасался.
с ней. Всего два раза ему удалось ненадолго прилечь на узком диване в
своем кабинете.
за одной из нумерованных дверей, и было заметно, что под халатом на ней
почти ничего не надето.
амфетамина.
хорошо известен, и в коридоре тотчас появилась каталка на резиновых ши-
нах.
терчатых сапогах, в такой же шапочке, на шее болталась марлевая маска,
руки были в резиновых перчатках.
таинственные, насыщенные смыслом. Как предвидел Шабо, анестезиолог пона-
добился почти сразу - у больной образовался тромб, и врачу пришлось, об-
ливаясь потом, более четверти часа манипулировать щипцами.
точны. Руки не дрожали. Мать была жива, хотя и не приходила в сознание,
глаза ее, окруженные синевой, запали. Ребенок, которым как раз занима-
лись сестры, тоже был жив: Шабо слышал его первый крик.
открыл в своем кабинете, крашенном эмалевой краской, шкаф, налил стакан-
чик коньяка и разгрыз зеленую карамельку, чтобы отбить запах алкоголя.
что однажды стащил из кошелька у матери мелочь.
и разгрызть вторую конфетку - чтобы его не выдало собственное дыхание,
когда утром Жанина придет его будить.
лучше, чем он.
остался неприятный осадок - может быть, из-за дочери, из-за ее парня,
который что-то шептал ей на ухо, может быть, из-за того, что...
тересно, а что сказала бы акушерка, которая с ним работает вот уже
больше десяти лет, если бы ее вызвали свидетельницей в суд? Не смотрела
ли она на него поверх марлевой маски с беспокойством, с неопределенным
сомнением? Может быть, в какой-то миг ей пришло в голову, что тромб об-
разовался из-за его ошибки?
свидетелей. Ну с какой стати им свидетельствовать о нем?
спрашивал себя:
меня? Что расскажут о своем отце детям, когда у них у самих появятся де-
ти? "
стороны, пытался ли их узнать? Все ли сделал для этого? Он и сам не мог
понять. Жена тоже не знала, каким он теперь стал. Пришел такой миг в их
жизни, по чьей вине - неизвестно, когда они утеряли взаимопонимание, а
может быть, оно и прежде существовало только в их воображении.
Что же касается других - сотрудников клиники и Института материнства в
Пор-Рояле, его коллег, ассистентов и учеников, - они видели только его
маску: он не выбирал ее и носил не по своей воле, но она скрывала его
истинное лицо.
врозь, он избегал показываться ей неодетым. Тем не менее им по-прежнему
приходилось пользоваться одной ванной, потому что планировка квартиры
затрудняла доступ к двум другим.
ной пасты, всякую мелкую дребедень, флакончики и прочее - и все это по-
казалось ему настолько же мало приличным, как выставленное на тротуаре
при распродаже с молотка семейное добро, вся подноготная человеческой