Чтение 25–й страницы книги ~Ранчо "Кобыла потерялась"~

аэродромов, пожиманий плечами брокера, который наверняка уже занял свое
место у телефонного аппарата.

Лос-Анджелес? Чикаго? Нью-Йорк или Канада? Все это не имело значения.

Кстати, выключила ли телефон у себя дома Пегги Клам и погрузился ли
ее дом наконец в тишину? Если нет, то ее наверняка одолели подруги - а
имя им легион - все они были дамами из того самого общества, где мужья
вели дела с Энди Спенсером или без него.

Снова проехали Санбурн, и этим утром Кэли Джон смотрел на городской
скелет равнодушно. Без малейшего желания выходить из машины и идти
здороваться он увидел доктора Швоба, который заканчивал сушку самого
себя на веранде.

Немного отъехав от города, Майлз Дженкинс пришел в замешательство,
какую выбрать дорогу, наконец он свернул направо, и они начали подъем в
гору, перевалили горы: то тут, то там на foot-hills тонули в зелени
ранчо.

Наконец совсем внизу появился город, который горы так зажали с двух
сторон, что в нем оставалось место всего для одной, петлявшей, как
ручей, улицы: дома вокруг нее приткнулись на склоне, и к ним вели
лестницы, вырубленные в скале.

Жизнь тем не менее шла, бурная и явная, - она напоминала жизнь
Санбурна во времена его расцвета. Повсюду, вокруг низины, где в одну
линию, как в любом городе Соединенных Штатов, вытянулись магазины, почва
была изрыта машинами, земля была медно-красного цвета, как бы с
вкраплениями лавы, из нее добывали руду, и вагонетки, иногда даже по
навесной дороге, развозили ее во все стороны.

- Остановись где сможешь...

На этой единственной улице было нелегко припарковаться, и Майлзу
Дженкинсу потребовалось на это некоторое время.

Кэли Джон решил идти пешком, потому что, когда они проезжали по улице
на машине, он обнаружил одну лавочку с двумя витринами, внутри нее было
темно, а на пороге восседал индеец, куривший трубку.

Стекла были пыльными, и пыль была красной, слой ее лежал повсюду.
Дверь в лавку была приоткрыта, а через нее тянуло едва уловимым запахом
сигар и табака. Здесь также продавали почтовые открытки, сувениры,
дешевую кожу.

Кэли Джону показалось, что за ним следили из глубины лавки, и он
предпочел сразу же войти внутрь. За прилавком стоял человек, лицо
которого было почти скрыто сивой и очень густой бородой. Те, кого Кэли
Джон встретил на улице, тоже носили бороды, и он вспомнил, что через
месяц праздники, к которым все мужское население города должно было
отрастить бороды, как во времена пионеров Дикого Запада.

Они не сразу узнали друг друга. Мужчина за прилавком выжидал,
понимая, что его посетитель пришел не затем, чтобы купить у него сигары.
Он ждал, чувствуя себя не в своей тарелке, потом прокашлялся и водрузил
на нос пенсне, которое вытащил из кармана.

- Алой"?

- Да, это я... А вы, вы не... Черт возьми? Да это мистер Эване!

Он снова закашлялся. У него всю жизнь что-то болело. Может быть,
что-то с легкими?

- И давно... вы здесь? - спросил Джон.

Некогда он разговаривал с ним более фамильярно, но эта
непринужденность разговора возвращалась не сразу.

- Дет десять... Хвастаться нечем, маленькое торговое дело, благодаря
которому я могу держаться на плаву.

- А раньше?

Риалес неопределенно махнул рукой, что должно было означать, что
Соединенные Штаты велики.

- Проехал с Севера на Юг, мистер Эваве... Даже был женат.

- Я знаю, у вас сын в Тусоне.

- Вы с ним говорили?

Кэли Джон не сказал ни да, ни нет, и собеседник его продолжил:

- У меня еще дочь замужем за врачом во Флориде.

Он меня сюда и определил. Уже десять лет прошло, никому мои старые
кости и даром не нужны...

Он говорил, чтобы говорить, это чувствовалось, он держался
оборонительной позиции, избегал спрашивать, что нового известно об Энди
Спенсере.

- Не кажется ли вам, Алоиз, что мы могли бы поговорить более
откровенно?

Кзли Джон был не из тех, кто долго хитрит. Это его утомляло. Точнее,
ему становилось противно, как боксеру перед лицом убегающего противника.

- Поговорить о чем?

- Например, о том, что произошло когда-то на ранчо "Кобыла
потерялась".

- Не донимаю, что вы имеете в виду, мистер Эванс?

Раньше он так не лукавил. Конечно, открытого взгляда у него никогда
не было, но он не производил впечатления человека, который пытается
проскользнуть у вас между пальцами, как это было теперь.

- Кроме всего прочего, там неким Ромеро был произведен один
выстрел...

- Верно... Я не подумал об этом... Ведь это тот ковбой, которого вы
убили?

Это был первый ложный шаг. Как бы плоха ни была у него память, он не
мог забыть, что речь шла об организованной западне, а тем более о том,
что Ромеро никогда на ранчо не служил. Он тем более не мог этого забыть,
поскольку работниками занимался именно он, и он же, в довершение всего,
присутствовал на процессе.

- Послушайте, Алоиз...

Губы у Кэли Джона немного дрожали, как всегда, когда он чувствовал,
как поднимается в нем ярость или когда ему нужно было сказать что-то
неприятное.

- У меня есть основания полагать, что вы могли бы снабдить меня
некоторыми подробностями, которые мне хотелось бы выяснить... Слышите?
Которые я хочу выяснить...

Собеседник бросил косой взгляд на улицу, как будто хотел в чем-то
удостовериться. Напротив был ресторан, выкрашенный в желтый цвет, и за
стеклом можно было различить кассиршу. Чем он рисковал?

- Когда вы ушли от Спенсера, вы утверждали, что едете в
Сан-Франциско...

- Я туда действительно поехал.

- Что вы там делали?

- На меня свалилось небольшое наследство...

Он сделал незаметное движение. Скользнул к концу прилавка, который
находился ближе всего к двери; он наверняка хотел добраться до порога,
где мог бы почувствовать себя в большей безопасности.

Это была его вторая ошибка. В Кэли Джоне жило еще это назойливое
нетерпение, которое охватило его поутру в Тусоне.

Он тоже сделал два шага вперед, схватил испанца за пиджак, тот было
отступил, но Кэли Джон толкнул его к приоткрытой красной портьере, за
которой угадывалась гостиная.

- Иди туда... Иди... И не пробуй кричать, потому что я разобью тебе
морду, прежде чем ты успеешь открыть рот...

Такое случалось с ним несколько раз в жизни, особенно с ворами,
которые угоняли скот, или с нечестными ковбоями. Каждый раз после этого
он надолго успокаивался.

- Я не знаю, чего вы от меня хотите... Оставьте меня... Вы не имеете
права...

- Иди туда! И никаких криков, повторяю... И не пытайся улизнуть на
улицу... У меня все бумаги Роналда Фелпса, знай это.

Итак, эти слова, сказанные на всякий случай, достигали цели. Испанец
вздрогнул, прекратил сопротивляться - пусть будет что будет, поправил
воротник пиджака.

Они находились в помещении за лавкой, где было два дивана, обтянутых
красным репсом, и столики. Выцветшие обои на стенах и несколько гравюр в
черных рамках. Наверняка завсегдатаи приходили сюда после обеда выкурить
по сигаре или трубке. Более чем вероятно, здесь играли в карты.

Было тоскливо и пыльно. Непонятно почему, обстановка наводила на
мысль о каком-то тайном пороке.

- Ты ведь хорошо знал Роналда Фелпса, да?

- Как все.

- В Тусоне?

- В Тусоне, Санбурне, здесь... Он много ездил...

- А кого еще ты знал?

- Не понимаю, что вы хотите сказать...

- Послушай, Алоиз... Я решил, что ты заговоришь, и ты заговоришь...
Понял? Я нечасто злюсь, но когда злюсь, это становится неприятно для
других. Кто заплатил Ромеро, чтобы он убил меня?

- С чего это вы решили, что я знаю?..

- Кто обнаружил жилу?

- Клянусь вам...

На сей раз он попал в цель, и Алоиз не мог сдержать удивленного
взгляда, которым наградил своего собеседника.

- Не понимаешь, откуда мне это известно, да? Не имеет значения.
Насколько я тебя знаю, ты бы не ушел с такого места, которое имел у
Спенсера, без веских причин...

- Я вам уже сказал, что получил наследство...

- От кого? Будь внимателен... Это ведь можно выяснить. Нужны
официальные бумаги, а они не исчезают.

- Мне нечего вам сказать.

Должно быть, он думал: "Если бы только кто-нибудь вошел в магазин".