Чтение 31–й страницы книги ~Ранчо "Кобыла потерялась"~

Теперь настала очередь Пегги прильнуть к телефонной трубке.

- Алло! Подожди, Джон! Ты меня слушаешь? На конверте еще было
кое-что...

- Что?

Тогда она хохотнула, как чревовещательница:

- Марка, идиот! Счастливого пути!

Она повесила трубку. Объявили посадку в самолет, который виднелся за
большими стеклами. Оглушенный, не понимая, что она хотела сказать, он
заторопился к выходу. Она не шутила и не собиралась его обнадеживать. Он
уселся в одно из кресел, еще не понимая, что услышал.

"Марка, идиот! "

Вдруг, когда ему застегнули ремни, он понял. Раз на конверте была
марка, значит, письмо не было отправлено с нарочным, а пошло по почте.
На нем была дата - 13 августа. Засада была запланирована на 15-е. Ну а в
те времена, особенно в Санбурне, почта работала плохо.

О'Хара был негодяй, это правда. Его правильно называли "этот негодяй
Майк", и старику, может быть, это доставляло некоторое удовольствие.

Тем не менее в то время не было человека, который бы мог обвинить
его, что он убил кого-нибудь из засады. Он скорее бы расправился с кем
угодно собственноручно - недаром так гордился своими кулачищами.

Что же касается зарабатывания денег не обязательно честными
средствами, это - другое дело.

Самолет, который летел над горным цирком, легко качало; Джон сидел
прикрыв глаза, его укачивало, и он начал слабо улыбаться, "ангельской",
как говорила его мать, когда он был маленьким, улыбкой.

Он нежно подсмеивался над Пегги Клам. Он видел, как она утром в
воскресенье, под струями дождя, едет на машине на ранчо "Кобыла
потерялась", ищет клад около оконного наличника, роется в вещах в его
комнате...

"Она должна была все-таки хорошенько трусить"... - думал он.

А китаец! Это неожиданное появление китайца, который, по всей
видимости, подошел бесшумно, как он имел обыкновение, и вдруг предстал
перед ней. Джон представил себе, как шла торговля, как согласился Чайна
Кинг, который, наверное, нее сундук в машину.

"Чертова Пегги"!

Он ее очень любил. Он всегда ее любил. Он давно уже вбил себе в
голову одну мысль, мысль, которую сам называл стариковской. К несчастью,
ее воплощению коечто мешало. Пегги была ужасно богата.

Ну разве не восхитительно им пожениться? Ему было шестьдесят восемь,
Пегги - шестьдесят пять. Оба они были немолоды, но им оставалось еще
немного нежности, и он бы хотел закончить свой путь вместе с ней, как
если бы они поженились когда-то давно и все истекшие годы прожили
вместе.

Он улыбался, представляя себе изумление Матильды, стычки между двумя
старыми женщинами.

Светящаяся табличка погасла. Он мог расстегнуть ремень, зажечь
сигару. Но нет. Стюардесса любезно подошла к нему, наклонилась и с
извиняющимся видом прошептала:

- Только сигарету...

Сильно сомневаясь, что у этого пассажира есть в кармане сигареты, она
заторопилась принести их ему.

- Чашку чаю?

- Спасибо.

- Сандвичи?

Удивительная ночь. Самая странная, самая непредсказуемая. Более
непредсказуемая, чем сон. Луна, плывущая в ледяном небе за
иллюминатором, огоньки, которые по временам показывались внизу, свет фар
редких машин на далеких дорогах...

Неожиданно на него накатывалось воспоминание: Риалес и его каморка с
красными репсовыми диванами. Риалес был отвратителен. Он первым бы
хладнокровно принял смерть Кэли Джона, чтобы завладеть шахтой. Больной,
амбициозный, завистливый, он видел сам себя хитрецом, почти дьявольски
хитрым, а после того, как его надул старый англичанин, заканчивал свои
дни в лавчонке, в которую никогда не заглядывали солнечные лучи.

Роналд Фелпс работал на себя. Работал раньше, работал и тогда на
большие компании, а прибыль уходила у него из-под носа, он вынужден был,
чтобы утолить свою жажду денег, войти в контрабандную торговлю Малыша
Гарри.

Но, если отвлечься, план Алоиза был не глуп. Оставшись один,
подстегиваемый долгами, Энди Спенсер, возможно, и уступил бы свои права
на концессию.

Какое-то неопределенное воспоминание возникло в голове у Кэли Джона.

Образы по-прежнему мелькали у него перед глазами, часто неясные, как
когда ищешь что-то во сне, а все зря: иногда это были строчки, лицо,
какой-то предмет, светящиеся точки, совершенно белый пейзаж и силуэты
детей, кидающих друг в друга снежками, поезд, который останавливается
непонятно где, совсем маленький поезд, и никакого вокзала - наверное,
это их приезд в Санбурн...

И Энди, все время Энди - пронзительный взгляд, матовая кожа...

Господи! Да как же он, Кэли Джон, мог до такой степени ошибиться?
Думаешь, что ты мужчина, старик. Легко представляешь себе, что все
знаешь. С глупым упорством копишь горечь и вот уже совершенно готов
клясть Господа Бога и жизнь, а все потому, что просто проходил рядом с
людьми и не понимал их.

Все ли так? И поняла бы, например, Матильда, которая прожила с ним
всю жизнь, с самого детства, не считая краткого расставания, поняла бы
она, задуши он только что Алоиза?

Да он и мог его задушить. Продолжай этот негодяй еще несколько секунд
молчать, и Кэли Джон был бы сейчас убийцей, чьи поступки описывают в
газетах.

И сам он не понял Энди. Так и не понял! Временами в эти последние
годы ему виделась правда, но ему не хотелось в нее поверить.

Потому что он не шел дальше. Потому что не хотел дать себе отчет в
своем собственном характере.

Ему совсем без труда представилось вновь, как сестра до сих пор его
представляла: рассеянный увалень со светлыми, как песок, волосами,
несколько робкой улыбкой.

И тем не менее у него сохранилась в памяти фотография, которую Энди
должен был еще хранить: пятнадцатилетний мальчишка, на полголовы выше,
чем его товарищи, с руками дровосека, к которым, казалось, привязали
большущие кулаки. Этот Джон, розовый и мощный, как молодой бычок, был
спокоен и наивен, как все, кто чувствует себя на земле хозяином.

Он думал, что выбрал Энди себе в товарищи, потому что считал того
умнее, а на самом деле это Энди выбрал его, потому что нуждался в его
силе и ясности ума.

Все эти образы роились теперь у него в голове, он же сам сидел в
самолете, уносившем его к какой-то точке на карте Соединенных Штатов,
откуда ему предстояло лететь куда-то снова и потом снова садиться в
самолет.

А Матильдины драгоценности? Нет, она не ошибалась. Один выбор этих
драгоценностей свидетельствовал о большой нежности. Все, вплоть до их
небольшой стоимости, говорило о робости и изысканности выбора.

Уехал бы Энди из Фарм Пойнт один, без него? Он утверждал так, чтобы
подзадорить его. Он специально вел себя так резко.

"Потому что он не чувствовал уверенности в себе!" - отвечал теперь
старик, сидя в кресле самолета.

Его визит на ранчо... Стакан воды... И как он настаивал: "... где он
захочет... Когда захочет... "

Ему казалось, что он слышит резкий голос Пегги Клам, утверждающей:
"Бог мой, какие мужчины дураки! "

Она нападала на своего зятя, она тоже, но это была лишь игра, потому
что ей нужен объект для насмешек.

И даже сама ирония Пегги. Не нынешней Пегги. Той Пегги, тех лет,
когда оба компаньона ухаживали за Розитой. Он не осмелился бы признаться
в этом никому, но вдруг почувствовал почти полную уверенность в том, что
насмехалась она над ним, потому что он не осмеливался... Осмелься он, не
одержал бы в сердце Розиты победу над своим другом?

Пока они жили вместе, Энди и он, именно Энди, если не вникать в суть
дела, принимал решения. Но не посматривал ли он исподтишка на своего
компаньона, ища одобрения или хулы?

Почему скрывал свою страсть к игре? Зачем скрытно уезжал с ранчо,
уверяя всех, что едет по делу, как юноша, который боится своих
родителей?

Им было по тридцать лет. Состоявшиеся люди. Каждый был волен делать
что захочет.

Энди всегда что-то скрывал: Энди стеснялся его.

- Бедняга Энди!..

Кто сходил с ума, когда проигрывал деньги и рисковал обратиться
только к безответной Матильде?

Всю свою жизнь Кэли Джон был уверен, что он из них двоих - слабейший,
и наделял своего компаньона уверенностью, энергией, язвительностью,
которой тот никогда не обладал. Затем он наделил его и макиавеллиевскими
планами.

Разве в тот момент, когда шахта была открыта и Энди пришел к нему с
совершенно новенькими акциями компании, он не был еще стыдлив и
стеснителен?

Кто знает, согласись он, не предложил бы ему Энди взять половину? Или
он не посмел предложить это из-за своего тестя?

И не улетел ли он только что в Вашингтон, проблуждав последнюю ночь,
как Кэли Джон из аэропорта в аэропорт?