Чтение 10–й страницы книги ~Ранчо "Кобыла потерялась"~

когда-то, он и другой - длинные и тощие, как Майлз Дженкинс, - сошли с
маленького поезда, в вагонах которого не было стекол, воды не хватало и
он то и дело делал остановки?

Кэли Джон шагал по улицам, и ему казалось, что он совершенно один.
Среди прочих маленьких городских банков он заметил один знакомый, но тот
даже находился не на старом месте. "Санбурн-палас" исчез, испарился, на
его месте было пусто, какой-то перекресток, но вывеска конкурировавшего
некогда с ним салуна - "Эльдорадо" - удивила Кэли Джона.

У Малыша Гарри играли, но находились у него в салунах и женщины,
которые пели и танцевали - у них были большие груди и толстые ляжки,
которые подчеркивались очень узкими корсетами.

В "Эльдорадо" только играли, женщин не было, и Кэли Джон подошел к
салуну, читая рекламные объявления, из которых явствовало, что заведение
осталось совершенно таким, каким оно было в 1880-м, в них уточнялось,
что именно этот салун посещали самые знаменитые ганмены Запада и что
многие из них нашли тут свою смерть.

Он толкнул дверь и узнал бар с самой длинной стойкой, какую он
когда-либо видел, с зеркалами, бутылками - старые бутылки здесь не
выбросили - и фотографиями. В глубине по-прежнему стояли столы с
объяснительными табличками.

- Вы знали Малыша Гарри? - спросил у хозяина, стоявшего за стойкой,
Кэли Джон.

- Я здесь всего три года...

У хозяина был сильный славянский акцент. Он, наверное, обосновался в
Санбурне сразу, как прибыл из Европы.

- В этой брошюре вы найдете всю историю города, - добавил он.

Справа, на улице, вернее при выходе на эту улицу, зияла дыра, похожая
на вход в ущелье, - это была самая знаменитая в тех краях шахта, на
которой он работал.

А совсем рядом дом, он внимательно оглядел его, и горло у него
перехватило.

Именно тут в блестящие периоды, когда у них заводились деньжата, они
жили оба на полном пансионе у прекрасной Луизы, довольно полной
брюнетки, которая была похожа на императрицу Евгению и в которую все они
были влюблены.

Иногда вечером Энди возвращался понурив голову, ложился рядом с ним -
у Луизы был только один просторный дортуар - и заявлял с деланным
равнодушием:

- Завтра уезжаем отсюда.

Это значило, что он проигрался. Это случалось нечасто. Он не играл
как все остальные. Да он и не был как все. В его облике была некая
нервозность, которая не встречается у этих мужчин, выдубленных солнцем и
изъеденных песком из шахт. Лицо у него так и оставалось бледным, и он
был любимчиком Луизы, которая считала, что у него девичья кожа.

Вечерами напролет он, отмечая все выигрыши, сидел у стола с рулеткой
и был поглощен расчетами, в которых Кэли Джон ничего не понимал. Иногда
Малыш Гарри посматривал на Энди с повышенным вниманием, хотя шантрапа, к
которой они принадлежали, его не интересовала.

- Сразу видно, что ты сын училки! - пошутил однажды Кэли Джон,
взглянув на листочки, испещренные цифрами.

Компаньон не засмеялся, только втянул в себя воздух.

Он и правда был единственным сыном учительницы из Фарм Пойнт, так
что, будучи еще ребенком, в школе был как у себя дома. Не потому ли у
него так рано зародились мысли о побеге.

В двенадцать лет он заявил:

- Я уеду, и вы все обо мне еще узнаете.

В тринадцать - четырнадцать он сам выбрал себе в друзья Кэли Джона,
может быть, потому, что чувствовал в том собачью покорность и
преданность.

Если их наказывали, он с уверенностью заявлял:

- Пусть. Однажды они поплатятся.

Он много читал, знал все истории про Запад и границу. В шестнадцать
он по случаю купил книжку по геологии.

- Думаешь, мать тебя отпустит?

- Это как ей захочется. Если отпустит, мы расстанемся по-хорошему, с
поцелуями. Если нет, я все равно уеду.

А Кэли Джон бы не отважился уехать без родительского согласия. К
счастью, у него было много братьев и сестер. Единство семьи не так много
значило для его родителей.

...Еще одна табличка, дом, который показался ему совсем маленьким, а
ведь в воспоминаниях он остался самим воплощением роскоши: театр
Санбурна, который называли "Клеткой для попугаев".

Такой же, как был. Турникета больше не было, но та же конторка, где
платили за вход и продавали сувениры, гид открывает дверь в пыльный зал
с ложами, как будто висящими в воздухе, сцена с выцветшим занавесом,
фотографии звезд: Лили Пиктон, Линда Лу, Мадам Мусташ. Блондинка Мери...

Он бы вернулся к машине и уехал, не заметь знакомый дом с верандой, а
на веранде - старика, который качался в кресле-качалке. Он не мог
вспомнить поначалу его имя. Его взяло сомнение: не подводит ли память,
особенно из-за длинной белой бороды? Однако Кэли Джон отважился подойти
поближе.

- Доктор Швоб? - поинтересовался он.

Старик взглянул на него, нахмурил густые белые брови.

- Я тебя не узнал, сынок. Тем не менее то, как ты произносишь мое
имя, наводит на мысль, что ты тут когда-то был. Входи. Бери стул...

Взгляд его не утратил живости. Зубы были длинные, и из-за этого
казалось, что он скалится.

- Ты с ранчо?

Странно, когда к тебе в шестьдесят восемь относятся как к мальчишке.
Доктор, правда, был значительно старше. Ему было больше сорока, когда
Кэли Джон познакомился с ним. Тогда доктор был толстоват, массивная
цепочка от часов пересекала белый жилет, он носил цилиндр с плоским
верхом, и тогда доктора украшала квадратная иссиня-черная борода.

- Меня зовут Кэли Джон...

- Это мне ничего не говорит... Какой год?

- С тысяча восемьсот девяносто седьмого по тысяча девятисотый. В
шахте...

- Я тебя лечил?

- Однажды кусок породы упал мне на ногу...

- Если не лень, войди в дом, увидишь, что кабинет остался таким же,
каким ты его знал...

Темная комната с креслом, обитым черным молескином, складной столик,
бледный фаянс, а на стене ковер, который выцвел еще тогда, когда Кэли
Джон был тут, дипломы на иностранном языке.

- Зайди, если интересно... Меня-то вот подводят ноги. Остальное - в
порядке. Да! В прошлом году я еще принимал роды, последние, в тот день
господа мои юные коллеги отправились, не знаю уж там на какой конгресс
медиков... Я иногда кое-кого из них вижу, приезжают, как ты, взглянуть,
- как тут... Те, кто может, понимаешь? Большая-то часть отправилась Бог
знает куда продолжать свою собачью жизнь... А некоторые стали богачами и
влиятельными людьми, приезжают в больших машинах показать останки города
хорошеньким женщинам... У тебя ранчо?

- Около Тусона.

- Как называется?

- "Кобыла потерялась".

- Кажется, я что-то про него слышал... Ты кладбище видел?

- Видел, - проворчал Кэли Джон.

- Те, кто приходят посмотреть на него, не понимают... Задают
идиотские вопросы... Думают, что мы были бандитами... Они не знали этих
мест в мое время с апачами, с одной стороны, которые отдавали свои земли
по пяди, бутлегерами, спекулянтами, бандитами - с другой, и никого,
чтобы во всем этом навести порядок, потому что все торопятся разбогатеть
и безжалостно расталкивают друг друга локтями.

Закон был очень нужен, разве нет? Ну вот его и творили сами, честно,
принимая риск на себя... Это не мешает тому, что те, кто сумел
воспользоваться трудом тысяч животных, а люди того времени в основном
такими и были, оказались теми, кто сумел взять свои денежки...

- Как Малыш Гарри, например, - отважился вставить свое слово Кэли
Джон, смущенный, как перед школьным учителем.

Старый доктор взглянул на него с удивлением, губы у него раздвинулись
в саркастической усмешке, обнажая длинные желтые зубы.

- Малыш Гарри всегда оставался только счетоводом. Ведь его и называли
Счетоводом, знаешь?

- Да...

- И не только потому, что он был похож на счетовода, со своей
бородкой и пенсне, он действительно им был.

Не знаю, где его искали, но его точно искали... Те, кому он был
нужен... Понимаешь?

Казалось, он забавляется сам с собой, играя с собственными
воспоминаниями, как с мячиками.

- Следи за тем, что я говорю... С одной стороны, дают деньги. Много
денег, потому что для того, чтобы привлечь достаточное количество народа
к шахтам, нужно было им хорошо платить... Вокруг этих работающих людей
вскоре собираются проходимцы, которые поузнавали в больших городах, что
нужно представителям людского стада. Во-первых, алкоголь для того, чтобы
хорошенько забыться вечером, когда на тебя наваливаются мысли и
одиночество. Хороших шахтеров ведь не сделать из людей, которые думают,
ведь правда? Потом - женщины, женщины, которые мурлычут милые и нежные
песенки и суют им под нос свои пышные формы... Потом - карты, кости,
рулетка, все, что угодно... Надежда заработать деньги быстрее, чем