Чтение 11–й страницы книги ~Рука~

едва улучил момент, чтобы прижать к себе локоть Моны.

Спать мы с Изабель легли в своей спальне, а Мона в одиночестве.

- Что ты думаешь об Олсене?

Вопрос поразил меня, ибо он показывал ход мыслей моей жены. Сам я
тоже думал об Олсене.

- Отличный парень. И, по-видимому, прекрасно знает свое дело.

Я ожидал продолжения разговора, во Изабель ограничилась сказанным, не
продолжая.

Только позже, когда мы собирались уже погасить свет, она
пробормотала:

- Не думаю, чтобы Мона сильно страдала...

Я ответил уклончиво:

- Никогда нельзя знать...

- Казалось, что они друг к Другу сильно привязаны...

Слово поразило меня. Привязаны! Ходячее выражение, но я подумал, что,
употребляя его, люди перестали вдумываться в смысл. Существа - два
существа - "привязаны один к другому"...

Почему бы и не прикованы?

- Спокойной ночи, Изабель!

- Спокойной ночи, Доналд!

Она вздохнула, как и обычно по вечерам, что как бы знаменовало для
нее переход от дневных хлопот к ночному покою. Почти тотчас же она
засыпала, а я ворочался иногда с боку на бок часами, прежде чем мне
удавалось заснуть.

Мона была одна в комнате для друзей. О чем она думает? До меня
доносился железный скрежет машин, которые как бы старательно просеивали
снег.

Внезапно проснувшись около полуночи, я не услышал шума машин и
подумал: не нашли ли они Рэя? Но почему в таком случае не пришли они нас
известить?

Я не двигался, гадая, не почувствовала ли сквозь сон Изабель, что я
проснулся, и не прислушивается ли она так же, как и я. Она не
шевелилась, но дыхание ее стало более ровным.

Все было погружено в молчание, кроме шума какогото мотора вдалеке,
возле почты.

Я испытывал беспричинную тревогу. Эта внезапная тишина ощущалась мною
как нависшая угроза, и я почувствовал истинное облегчение, когда
экскаватор внезапно вновь приступил к работе.

Произошла ли какая-то авария? Может быть, чинили или смазывали
машину? Или попросту люди отлучились, чтобы пропустить по стаканчику?

Я вновь уснул, и когда открыл глаза, было совсем светло. Дом уже
наполнился кофейным запахом, но к нему еще не присоединились другие:
жареной свинины и яиц.

Я встал, надел халат, почистил зубы, пригладил волосы и в ночных
туфлях побрел на кухню, в которой никого не было. В столовой, в гостиной
тоже - никого.

Я предположил, что Изабель пошла к Моне, и стал смотреть в окно на
машину, которая обогнула скалу и находилась теперь у ее подножия.

Вдруг я заметил какого-то человека, идущего со стороны сарая. Когда
человек этот приблизился, я с изумлением понял, что это - моя жена. Она
надела мою канадку, сапоги и едва продиралась сквозь снежные завалы.

Увидела ли она меня сквозь окно? Гостиная не слишком светлая комната,
а я не зажег света. Не знаю почему, но я предпочел удалиться оттуда до
ее прихода. Этот ее поход в сарай носил какой-то таинственный характер и
имел несомненное отношение к вопросам лейтенанта или к моим ответам на
них.

Я предпочел отступить, вернулся в спальню, потом прошел в ванную
комнату и стал наполнять ванну.

Я надеялся, впрочем, не очень веря в такую возможность, что Изабель
тоже поднимется в спальню. Мне хотелось поскорее увидеть ее и понять, не
переменилось ли в чем-нибудь ее отношение ко мне.

Она услышала, что а наполняю ванну. Наверное, услышала она и то, что
Мона тоже поднялась, потому что, когда я спустился в кухню, я застал
Изабель за приготовлением яичницы с беконом для всех нас - троих. Стол
для завтрака Изабель накрыла в столовой.

- Доброе утро, Мона...

Сегодня на ней было очень облегающее черное платьице, и, возможно,
из-за того, что она нашла себя подурневшей, она накрасилась сегодня куда
сильнее, чем во все предыдущие дни, в особенности сильно подвела глаза,
и поэтому взгляд у нее стал какой-то особенный.

- Доброе утро, Доналд...

Я поцеловал в щеку свою жену.

- Доброе утро, Изабель!

Она не вернула мне поцелуя. Это стало у нас традицией. Не помню, как
и когда она установилась. Мать в детстве тоже никогда меня не целовала,
но машинально подставляла мне для поцелуя щеку или лоб.

Тотчас же я увидел, что Изабель все поняла. Я знал также, еще до
допроса, учиненного лейтенантом Олсеном, какую ошибку я допустил.

Все то время, что я сидел в сарае на красной скамейке, я курил
сигарету за сигаретой, зажигая одну от другой и отшвыривая горящий
окурок на землю, где тотчас же затаптывал его. Так я выкурил по меньшей
мере десять сигарет.

Именно поэтому и пошла Изабель в сарай, воспользовавшись тем, что я
сплю. Она искала доказательств моего сидения в сарае в ту ночь, когда я
выдал свое длительное отсутствие за неудавшиеся поиски Рэя.

Она все знала. Но в ее голубых глазах не прибавилось жесткости, не
прибавилось и осуждения. Всего лишь удивление и любопытство.

Разгадав мой поступок, она смотрела на меня вовсе не отчужденно, но
как бы не совсем узнавая меня, как бы открыв во мне новое существо, о
котором она и не подозревала, хотя знала меня так долго.

Мы позавтракали под шум, производимый людьми и машиной у подножия
скалы. Мона, заинтригованная нашим непонятным молчанием, смотрела на
нас, переводя взгляд с одного на другого, и, возможно, заподозрила, что
моя жена приревновала меня к ней.

Но вслух она только произнесла:

- Мне очень стыдно обременять вас так долго...

- Не сходите с ума, Мона... Вы отлично знаете, что мы всегда
относились и к Рэю, и к вам как к членам нашей семьи...

Я быстро поед, ощущая всевозрастающую неловкость. Вставая из-за
стола, я заявил:

- Пойду взглянуть, нельзя ли привести машину домой...

Я надел канадку, сапоги, меховую шапку. У меня было такое чувство,
что Моне хочется предложить проводить меня, чтобы освежиться, но она не
решается.

Люди там, внизу, работали с большой тщательностью, потому что именно
на том месте было больше всего шансов обнаружить тело.

Я пошел по траншее, дно которой обледенело и стало скользким. На
воздухе я сразу почувствовал себя лучше, да и вид привычной, пусть и
несколько изменившейся окрестности действовал на нервы успокаивающе.

Они отодвинули мою машину к обледеневшей ограде, и она все еще была
вся засыпана снегом. С ветрового стекла пришлось сколоть обледеневший
снег. Я не представлял себе, заведется ли мотор. Мне казалось, что
прошло уже так много времени и в машине должны были произойти какие-то
необратимые нарушения.

Но "Крайслер" завелся как ни в чем ни бывало, и с предосторожностями
мне удалось довести его до гаража, маленького деревянного строения,
покрашенного в белый цвет и стоявшего напротив сарая.

Мне пришлось отгребать лопатой снег от ворот гаража, открыв которые я
сразу увидел спортивный "Линкольн", на котором Рэй и Мона приехали в
прошлую субботу из Канады.

Поставив свою машину в гараж, я направился в сарай, огромная дверь
которого окончательно повалилась внутрь. В сарай набилось много снега,
но он не достигал до скамейки. Я посмотрел на землю.

Окурки исчезли.

Вернувшись домой, я первым долгом хотел взглянуть в глаза жене, и она
не отвернулась от меня, а спокойно встретила мой ищущий взгляд. Но что
мог я прочитать в ее глазах?

- Да!.. Я знаю!.. Я подозревала это... Когда ты отвечал Олеену на его
вопрос о сарае, я все поняла...

Я пошла туда и приняла меры, чтобы другие удостоверились...

Чтобы они не удостоверились в моей подлости? Думает ли она, что я -
из позорной трусости укрылся в сарае, испугавшись возможности
заблудиться в пурге?

Почему же в таком случае не читаю я презрения в ее взгляде? Но и
жалости в нем нет. Гнева тоже. Ничего.

Нет! Есть в ее взгляде любопытство.

Она едва выговорила:

- С машиной не было затруднений?

- Нет...

- Ты не поедешь в контору?

- Я позвоню Элен, чтобы она забрала на почте корреспонденцию...
Впрочем, вряд ли почтовые машины могли нормально циркулировать...

Мы говорили обо всем этом для отвода глаз. Она видела, что я ходил в
сарай. Значит, мне уже известно, что она убрала оттуда окурки.

Посуда была уже вымыта. Все трое, мы смотрели друг на друга, не зная,
куда себя девать и чем заняться. Мона чувствовала, что между нами что-то
происходит, и смущенно сказала:

- Пойду уберу свою комнату...

Приходящая работница не явилась. Она жила за холмом, а дорога в ее
поселок проходит лесом, вероятно, ее еще не расчистили.