Чтение 20–й страницы книги ~Рука~

Мне было очень грустно.

Потом моя грусть перешла в более нежное чувство, в котором оставался
лишь привкус горечи. Освободившись из моих объятий, Мона сказала:

- Все же мне лучше одеться до завтрака...

Я видел, как она направилась в комнату, которая, по моему
предположению, должна была быть спальней. Я решил сесть и почитать в ее
отсутствие газету, но неудовольствие, по-видимому, так ярко отразилось
на моем лице, что она вполне естественно предложила:

- Если хотите, идемте со мной...

Я последовал за ней в комнату, в которой одна из постелей была смята.

Дверь в ванную стояла открытой, и следы воды на плитках пола
показывали, что до моего прихода Мона успела принять ванну. Она села
возле туалетного столика и, прежде чем подкраситься, принялась
расчесывать волосы.

Я восторженно следил за ее жестами, за игрой света на ее коже.
Несмотря на то, что мы уже принадлежали друг другу, я ощутил это
разрешение присутствовать при ее интимном женском одевании как некую
особую, более проникновенную близость.

- Вы смешите меня, Доналд.

- Чем?

- У вас такой вид, словно вы впервые присутствуете при женском
туалете.

- Так оно и есть.

- Но Изабель...

- Это совсем другое дело.

Я редко видел Изабель сидящей перед зеркалом за столиком, где стояло
только самое необходимое, а не как у Моны, множество различных баночек и
флаконов.

- Вам не будет скучно позавтракать со мной дома? Я попросила Жанет
приготовить нам что-нибудь вкусное.

Мне припомнились львята в зоопарке, которые кувыркались с полным
доверием у всех на глазах. Почти то же чувство вызывала у меня теперь
Мона.

Закончив причесываться, она направилась к шкафу за бельем. Она, не
стесняясь, сняла свой пеньюар и, вовсе не провоцируя меня, предстала
передо мной обнаженной. Она одевалась в моем присутствии столь же
естественно, как если бы была в одиночестве, а я не сводил с нее глаз и
не упустил ни одного ее жеста, ни одного движения.

Так ли уж я прав, утверждая, что не был в нее влюблен? Думаю все же,
что прав. Мне и в голову не приходило жить с ней, связать с ней свою
судьбу, как я это сделал когда-то с Изабель.

Я смотрел на нераскрытую постель Рэя, и она меня нисколько не
стесняла, не вызывала в сознании никаких неприятных картин.

Я знал, что в квартире есть еще две комнаты. В одной из них я как-то
спал, опоздав на поезд. Жанет занимала другую, меньшую, находившуюся
ближе к кухне.

Странно, но в квартире не было столовой, вероятно, потому, что отвели
как можно больше места для салона.

- Так хорошо? Я не слишком вырядилась?

Она надела платье из тонкой черной шерсти, освеженное серебряным
плетеным пояском. Наверное, она знает, что черное ей к лицу.

- Вы великолепны, Мона...

- Нам надо и о делах поговорить. Столько всего на меня навалилось, не
будь вас, я просто не знала бы, что мне делать.

Жанет накрыла маленький столик, пододвинув его к застекленной стене и
украсив бутылкой с длинным горлышком рейнского вина в ведерке со льдом.

- Мне надо переехать. Найти квартиру поменьше. Вообще-то мы оба эту
недолюбливали. Рэй пускал ею пыль в глаза. Хотел поразить своих
клиентов... Думаю, его забавляло также давать шикарные приемы,
объединять вокруг себя людей, интриговать, наблюдать, как люди теряют
свое человеческое достоинство.

Она вдруг посмотрела на меня серьезно.

- А ведь я никогда не видела вас пьяным, Доналд.

- И тем не менее я напился в вашем присутствии...

В субботу, у Эшбриджа...

- Вы были пьяны?

- Разве вы не заметили?

Она поколебалась:

- Не тогда...

- Когда же?

- Трудно сказать... Я не уверена... Не сердитесь, если я ошибусь.
Когда вы вернулись после неудачных поисков Рэя, мне показалось, что вы -
не в себе.

Омар, различные сорта холодного мяса были расставлены у нас под
рукой, на передвижном столике. У меня кровь прилила к голове.

- Тогда это было не от опьянения.

- От чего же?

Тем хуже. Я решился.

- Дело в том, что я вовсе не пытался отыскать Рэя.

Я был слишком вымотан. Я задыхался в буране, и мне все время
казалось, что сердце у меня останавливается. Не было никакого шанса
найти его в темноте, среди урагана, когда снег хлестал прямо в лицо и
слепил глаза.

... Вот тогда-то я и направился в сарай.

Она перестала есть и смотрела на меня с таким изумлением, что я чуть
было не пожалел о своей искренности.

- В сарае я уселся на садовую скамейку, спрятанную туда от дождя и
снега, и закурил.

- Вы пробыли там все время?

- Да. Я бросал окурки прямо на землю. Выкурил по крайней мере десять
сигарет.

Она была потрясена, но явно не рассердилась на меня.

В конце концов она протянула свою руку и пожала мою.

- Спасибо, Доналд!

- За что - спасибо?

- За доверие. За то, что сказали мне правду. Я почувствовала: нечто
произошло, но не знала что именно. Я даже думала, не поссорились ли вы с
Рэем.

- Из-за чего же могли бы мы поссориться?

- Из-за той женщины...

- О какой женщине вы говорите?

- О госпоже Эшбридж. Патриции. Когда Рэй увел ее, мне показалось, что
вы ревнуете.

Меня потрясло, что ей все известно.

- Вы их накрыли? - спросил я.

- В тот момент, когда они выходили. Я не следила за ними. Случайно
наткнулась... Вы не приревновали Рэя?

- Не из-за нее...

- Из-за меня?

Она спросила это без тени кокетства. Мы действительно говорили по
душам. Совсем не так, как с Изабель, - там сплошная война взглядов.

- Из-за всего... Я толкнул дверь, из которой потом вы видели, как они
выходили. Я ни о чем не думал... Просто выпил лишнее. И вот наткнулся на
них. Совершенно необоснованно, словно прилив крови к голове, меня
охватила чудовищная ревность к Рэю.

В Йеле я был зубрилой, но все считали меня куда более способным, чем
Рэй, простите за хвастовство.

Когда он решил обосноваться в Нью-Йорке, я ему предсказывал долгое
прозябание... Сам я окопался в Брентвуде, всего за тридцать миль от
отчего дома, как если бы побоялся очутиться без поддержки... И почти
тотчас же, словно желая обеспечить себе еще большую поддержку, женился
на Изабель.

Она ошеломленно слушала меня, осушила свой стакан, показала мне на
мой.

- Пейте...

- Я вам все сказал. Об остальном, о моих мыслях в ту субботу, вы
догадываетесь сами... Рэй заполучил вас и стал компаньоном в деле Миллер
и Миллер. Ему все было подвластно, и он мог себе позволить небрежно
взять по дороге любую женщину, как, например, эту Патрицию...

Она медленно выговорила:

- И вы ему завидовали?

- Я вас возмущаю, Мона?

- Напротив...

Она была явно взволнованна. Верхняя губа у нее дрожала.

- Как хватило у вас, Доналд, мужества рассказать мне все это?

- Вы, Мона, единственный человек, с которым я могу говорить.

- Вы ненавидели Рэя?

- Той ночью, когда сидел на скамейке, да...

- А раньше?

- Я считал его своим лучшим другом. Но вот, сидя тогда на скамейке, я
установил, что лгал себе.

- А если бы вы могли его спасти?