Чтение 25–й страницы книги ~Рука~

- Конечно, вы шутите...

- Ничуть. Знаете ли вы, что в Нью-Йорке я встречаюсь с одной
приятельницей, с которой нахожусь в любовной связи?

Я произнес эту фразу несколько иронически.

- Вас это не удивляет?

- Почему я должен удивляться?

- Вы уже слышали об этом?

- Да, мне говорили...

- Ну вот видите. А что еще вам говорили?

Он совершенно смутился и, вероятно, раскаивался, что пришел.

- Право, не знаю. Будто вы можете принять коекакие решения...

- Какие?

- Переехать в Нью-Йорк...

- Развестись?

- Возможно.

- Изабель вам тоже об этом говорила?

- Нет...

- Вы ее видели недавно?

- Это зависит от того, что разуметь под словом "недавно"?

- Месяц тому назад?

- Кажется.

- Она была у вас на приеме?

- Вы забываете о профессиональной тайне, Доналд.

Произнося эти слова с нарочитой непринужденностью, он попытался
улыбнуться и тут же поднялся. Но я удержал его.

- Если она и была у вас, это вовсе не значит, что приходила лечиться.
Она говорила обо мне, о своем беспокойстве, о том, что я перестал быть
самим собой.

- Мне не нравится тот оборот, который принял наш разговор.

- Мне тоже! Но с меня хватит быть козлом отпущения.

Ведь не я пришел к вам, а вы ко мне - шпионить за мной, выслеживать,
и притом очень неудачно выбрали предлог.

Вам не терпится предложить мне выполнить какиенибудь тесты? Можете вы
теперь успокоить мою жену? Или я вам тоже кажусь странным из-за того,
что не даю себе труда притворяться?

Вы больше дружите с Изабель, чем со мной... И все другие в этом
похожи на вас... Изабель - необыкновенная женщина, неслыханно преданная,
безгранично добрая...

Так вот, дорогой Уоррен, не очень-то приятно ложиться в постель с
вылощенной преданностью и ходящей добродетелью... Впрочем, я чересчур
долго это проделывал и набил оскомину... Буду ездить в Нью-Йорк или еще
куда, и плевать мне на мнение моих почтенных сограждан.

Что касается Изабель, успокойте ее. Я не имею намерения разводиться,
вновь жениться. Буду продолжать работать в этой конторе и спокойненько
возвращаться домой.

Вы по-прежнему считаете меня странным?

Он сокрушенно покачал головой.

- Не могу понять, что на вас нашло, Доналд? Вы выпили?

- Нет еще. Но скоро напьюсь.

Я совершенно вышел из себя. Не знаю, почему так рассвирепел. В
особенности, зачем обрушился на этого несчастного Уоррена, который тут
был абсолютно ни при чем.

Доктор-пилюля, как его зовут дети. Он постоянно носит с собой сумку с
инструментами, похожую на чемоданчик коммивояжера, в одном из ее
отделений помещаются коробочки и баночки. Осмотрев больного, Уоррен
вынимает из своей коллекции нужную коробочку, достает оттуда, в
зависимости от обстоятельств, две, четыре, шесть пилюль и опускает их в
пакетик.

Пилюли у него всех цветов: красные, зеленые, желтые, переливчатые -
цвета радуги, которые мои дочери в детстве, конечно, предпочитали всем
остальным.

- Вот. Будете принимать по одной за четверть часа до обеда и перед
сном. Завтра утром...

Бедный Уоррен! Я буквально растоптал его, но мой гнев утих столь же
быстро, как и возник...

- Извините меня, старина. Если бы вы очутились на моем месте, то
сразу поняли бы. Что же касается моей психики, я думаю, не настало еще
время вам о ней беспокоиться... Вы со мной согласны?

- Да, я ни секунды...

- Возможно, но другие за вас об этом подумали. Успокойте Изабель. И
не рассказывайте о моей вспышке.

- Вы правда не сердитесь на меня?

- Нет.

На него-то я уже не сердился, но был очень взволнован: мне
показалось, что я нашел разгадку тому беспокойству, которое читал в
глазах своей жены.

Она ведь привыкла верить в меня, верить в мою абсолютную
уравновешенность и произошедшую во мне перемену никак не могла считать
нормальной.

Мои мысли неизменно возвращались, это было отправной точкой к
уничтоженным ею окуркам. Неужели же она и впрямь вообразила, что я
столкнул Рэя?

Мои поездки в Нью-Йорк, связь с Моной, которую я почти цинично начал
афишировать тотчас же после смерти моего друга, не показалось ли ей все
это неопровержимыми уликами?

В таком случае я, по ее мнению, свихнулся - близок к сумасшествию.
Только так могла она объяснить себе мое поведение.

Я сказал Уоррену, что напьюсь. Так и сделаю. Перешел через улицу в
бар, посещаемый по преимуществу шоферами грузовых машин, куда не имел
обыкновения заходить.

- Еще один, пожалуйста...

И здесь на меня, разумеется, тоже все уставились. Если бы вошел
лейтенант Олсен, мое поведение должно бы было подтвердить его домыслы.

Он-то ведь первым начал подозревать. Я даже удивлен, что он не
продолжает вести расследование. Вряд ли он поверил, что смерть Рэя всего
лишь несчастный случай.

Небось и до него докатились слухи о том, что я - любовник Моны и нас
встречают в Нью-Йорке, когда мы разгуливаем там под ручку.

Я не выпил третьего стакана, хотя мне очень этого хотелось. Перешел
обратно улицу и вернулся к себе в контору.

- Вы поедете в Нью-Йорк на этой неделе?

- А почему вы спрашиваете меня?

- Если поедете, у меня будет к вам просьба... Где вы остановитесь?

- На Пятьдесят шестой улице.

- Речь идет о регистрации одного документа в бельгийском консульстве.
Оно находится в Рокфеллеровском центре.

- Возможно, я поеду в четверг.

- Здорово вы тарарахнули беднягу Уоррена... волейневолей слышал.

- Вы тоже находите меня странным, Хиггине?

- Странным - нет, но вы переменились. Настолько, что я уже не раз
думал, не покинете ли вы меня и не придется ли мне искать нового
компаньона... Для меня это равносильно катастрофе. Сами посудите, сумею
ли я, в моем возрасте, ввести в дело какого-нибудь молокососа?.. Миллеры
не предлагали вам работать с ними?

- Нет.

- Признаюсь, это меня удивляет. На их месте...

Я сказал неправду. Впрочем, они не сделали мне конкретных
предложений. Однако расспрашивали о моих планах, о жизни в Брентвуде, и
я отлично понял, к чему они клонят.

Они, как и все, ошибались в оценке моих отношений с Моной. Они
вообразили великую любовь, во имя которой я вот-вот переселюсь в
Нью-Йорк, чтобы не расставаться с Моной, жениться на ней.

Тогда-то я действительно впрягся бы в упряжку Рэя!

- Во всяком случае, я рад, что вы остаетесь!

Из своего кабинета, окна которого выходят на улицу, Хиггине видел,
как я ходил в бар, находящийся напротив, а он ведь знал, что это не
входило в мое обыкновение.

Каковы истинные мысли этого старого пройдохи, который больше
смахивает на торговца скотом, чем на адвоката и нотариуса?

Тем хуже! Пусть они все во главе с Изабель думают что хотят, мне на
них наплевать.

Когда я вернулся домой, Изабель встретила меня сладенькой улыбкой,
словно я какой-нибудь несчастненький или больной.

Я начал плохо переносить эту игру, но приходится к ней
приспосабливаться. Я должен раз и навсегда решиться не обращать никакого
внимания на ее взгляды.

Она нарочно играет ими. Это ее секретное оружие. Она знает, что я
стремлюсь понять ее взгляды, и это выводит меня из себя, сбивает с
толку.

У нее целая палитра взглядов, и она ими пользуется как
усовершенствованными орудиями. На слова я смог бы найти ответ, но как
ответишь на взгляды?

Если бы я спросил ее:

- Почему ты так смотришь на меня?

Она ответила бы мне вопросом:

- Как это я смотрю на тебя?

Во всяком случае, ее взгляды варьируются. В зависимости от дней и
часов дня. Иногда у нее пустые глаза, и это, возможно, самое
обескураживающее. Она присутствует. Мы едим. Я что-то говорю, лишь бы
нарушить тягостное молчание.