Гринич-Виледж. Он, вероятно, ее и не заметил, думая только о чаевых. Но,
несмотря ни на что, Франсуа прошел вслед за ней в зал, слабо освещенный
нежно-розовым светом, где какойто тип небрежно играл на пианино, лениво
перебирая клавиши своими длинными белыми пальцами, из-под которых
медленно тянулись звуки, вызывая тягостную грусть.
пересекла зал, следуя за метрдотелем, сияющая, оживленно улыбаясь.
красивой, а любил в ней те следы ударов судьбы, которые различал на ее
лице: тонкую, как прозрачная луковичная пленка, сетку морщинок на веках,
иногда отливающих лиловым отблеском, и, конечно же, опущенные от
усталости уголки рта.
воздействие своих, как она воображала, неотразимых чар. И она принялась
с самым серьезным видом расспрашивать его о совершенно ненужных вещах:
какие номера программы уже показали, что сталось с таким-то артистом,
которого она здесь видела несколько месяцев тому назад.
немного назад голову, потом с облегчением вздохнула:
заявляет об истинном положении дел. А в чем она уверена? И что,
собственно, его удерживает около нее? Что мешает ему вернуться домой?
молодой. И, словно патина на скульптуре, на ней, вероятно, отложилось
множество жизненных превратностей.
него волнение?
автоматически на ее лице возникла улыбка женщины, желающей понравиться.
Она наверняка бы очень страдала, если бы даже нищий, которому она подала
два су, не посмотрел на нее с восхищением.
искорки. И по-своему она была права на этот раз, ибо именно для него и
для них двоих пустила она в ход свое обаяние.
слушали в маленьком баре, вдруг зазвучала здесь, в этом зале с розовым
освещением. Она внимательно слушала, чуть приоткрыв рот, а дым ее
сигареты медленно поднимался к ее лицу, как дым от ладана.
укладывать в сумочку портсигар, зажигалку, перчатки и приказала:
сказать ему:
вступала незаметно, спокойно, без возражений с его стороны. И в самом
деле, он не возражал. Около гардероба она произнесла в том же духе:
вместе? Она ведь даже не знала, сохранил ли он комнату в "Лотосе", но он
был убежден, что она в этом уверена.
испытал желание повторить все, как было тогда: пройти по тем же местам,
заворачивать за те же углы и, кто знает, может быть, заскочить в тот
странный подвальчик, где они пили ночное виски?
он был не прочь хоть немного отомстить, слегка помучить. А кроме того,
ему хотелось знать, будет ли она протестовать. Это было нечто вроде
испытания.
ожидал. Он не столько рвался узнать побольше о жизни Кэй, сколько
стремился рассказать ей о своей, и в первую очередь сказать наконец, кто
он такой, ибо где-то бессознательно страдал оттого, что его принимают за
какого-то простого, обыкновенного человека, да и любят именно как самого
заурядного.
Возможно, никогда его не слышала? Или же ей просто не могло прийти в
голову, что может быть что-то общее между мужчиной, которого она
встретила на Манхаттане в три часа ночи, и тем, чье имя ей приходилось
видеть начертанным крупными буквами на афишах, расклеенных на стенах
Парижа.
равно. В глубине души он смутно надеялся, что появился наконец повод
поговорить и о нем, но она завела речь о себе.
как нигде. Мне было шестнадцать лет.
годах, и он опасался, как бы какойнибудь новый Энрико не затесался между
ними.
самая красивая женщина, которую я когда-либо в жизни видела.
чтобы помешать ему говорить о себе. Интересно, что она думает о нем? У
нее, несомненно, сложилось ложное представление. Но как бы то ни было,
ее рука по-прежнему крепко сжимала его руку, и не чувствовалось ни
малейшего поползновения освободить ее.
она выступала во всех столицах: Миллер... Эдна Миллер... Это и моя
фамилия, я снова ее взяла после того, как разошлась. Это моя девичья
фамилия. Дело в том, что моя мать никогда не желала вступать в брак
из-за своего искусства. Тебя это удивляет?
удивляет, что он и сам известный артист. Но он-то был женат, и, по сути
дела, именно из-за этого. Он на минуту закрыл глаза. Потом открыл снова
и увидел себя как бы глазами постороннего человека, но с еще большей
ясностью. Вот он стоит на тротуаре 5-й авеню с женщиной, держащей его
под руку. Он ее совсем не знает и собирается с ней идти Бог знает куда.
Она неправильно поняла его.
сейчас замолчать или, напротив, продолжить свой рассказ? Он сам не знал.
Он знал только одно, когда она говорила, он ощущал какую-то глухую
тяжесть, даже, можно сказать, боль в левой стороне груди
будто его жизнь началась лишь со вчерашнего дня? Вполне возможно. Это
уже не имело никакого значения. И вообще, ничто уже не имело никакого
значения, ибо он вдруг решил больше внутренне не противиться тому, что
происходит.
которые тянулись вдоль улицы и уходили куда-то в бесконечность. Мимо
бесшумно проносились такси Можно было различить пары, сидящие почти в
каждой машине
такой вот пары? Чтобы за его руку держалась женщина, как это сейчас
делает Кэй?
И он понял ее улыбку. Как и он, она подумала, что это означает новый
этап их близости, ибо ей хотелось купить кое-какие необходимые предметы
туалета.
продавец называл ее "мадам".
удержаться от иронии, о чем тут же пожалел.
вечером я опять становлюсь, хотя бы ненадолго, шестнадцатилетней
девочкой. Тебе не будет скучно?
лицезрение вульгарной вывески сиреневого цвета - "Лотос" - этих
нескольких освещенных над входом букв? И не меньшая радость оттого, что