траты. Я предпочитаю рисковать чужими деньгами, а своими играть наверняка.
- Он гладко переменил тему разговора. - Извини за крюк. Я высажу весь этот
десант в Габеронесе. У них там будет ряд встреч в членами правтельства
Ботсваны. Обычная работа, определяем детали договора о концессиях. И это
не очень далеко от нашего курса. А дальше полетим одни. - Набил рот
индейкой и заговорил с полным ртом: - Метеопрогноз плохой, Бен. Густая
облачность над всем северным районом. В пустыне раз в три года бывает
низкая облачность, но сегодня именно такой день. Ну, если сразу не отыщем
развалины, ничего плохого. С воздуха все равно много не узнаем. - Он был
совершенно спокоен и расслаблен, ни следа недавнего гнева, он легко
отключается, и мы разговаривали и смеялись. Я знаю это его настроение -
настроение отдыха и отпуска. Он действительно дожидался таких моментов.
Найдем ли мы утраченный город или нет, для него это предлог вырваться в
дикую местность, которую он так любит.
путешествовали вместе! Не менее деяти лет. Помнишь путешествие на каноэ
вниз по Оранжевой реке? Когда же это было? В 1956 или 7? А экспедиция в
поисках диких бушменов?
теперь у меня так мало времени. И время уходит, в следующем году мне уже
сорок. - Голос его стал печален. - Боже, если бы только можно было
покупать время!
зыбучих песков, и он с увлечением подхватил тему. Только спустя полчаса он
упомянул Сал.
обычно, что на мгновение я даже не понял. Потом почувствовал, как взгляд у
меня затягивает красной пеленой гнева, кровь забила в висках, горло
перехватило. Я убил бы его, но вместо этого солгал хриплым дрожащим
голосом:
испортит поездку. - Если бы я только сказал ему тогда. Но ведь это такое
интимное, такое хрупкое и драгоценное, неподвластное словам, особенно
таким, какие подобрал он. Потом мгновение было упущено, я сидел, дрожа, а
он оживленно рассуждал о предстоящих пяти днях.
одеяло, которое протянулось во всех направлениях до самого гороизонта. Мы
пересекли границу между Южной Африкой и независимым африканским
государством Ботсваной. Когда мы приземлились в Габеронесе, облачность
была высотой в тысячу футов. Несмотря на уверения Лорена, что мы тут же
улетим, нас ждала делегация высших чиновников Ботсваны и приглашение
отдохнуть, выпить и перекусить в особом помещении аэропорта. Горячий,
липкий воздух, внимательные белые лица людей, которые разговаривают с
черными людьми с такими же внимательными лицами, все потеют от жары и
виски, облака сигарного и сигаретного дыма.
борту разрезал облачное покрывало и вырвался в солнечную высь.
черный ублюдок Нгелане за оказанную нам честь повысил цену на 20 000.
Пришлось согласиться. Он мог бы сорвать все дело. Оно пойдет через его
министерство.
Глаза его перемещались с компаса на указатель скорости, оттуда на
хронометр.
овсянку и попытаемся что-нибудь разглядеть. Пилот Роджер ван Девентер и
Лорен сидели, мы с Сал стояли в дверях кабины за ними, а самолет наклонно
спускался к грязной поверхности облаков. Несколько туманных клубов
пролетело мимо, потом вдруг солнце исчезло, нас окутал густой серый туман.
стрелка альтиметра приближалась к нулю, руки его, сжимавшие руль, все
более напрягались. Мы опускались в серой полутьме. Роджер открыл закрылки,
включил пневматический тормоз и дроссели. Мы трое напряженно
всматривались, пытаясь разглядеть землю. Все ниже и ниже. Напряжение
пилота перешло в страх. Я чувствовал его, этот острый запах страха. Если
он, закаленный опытный летчик, испугался, мне полагается прийти в ужас. И
я вдруг понял, что летчик, чтобы не навлечь на себя гнев Лорена, скорее
врежется в землю. Я решил вмешаться и открыл рот, но уже не нужно было.
вверх, Роджер.
вздохом облегчения сказал Роджер и поднял нос Лира.
в Маун.
него за плечом. Я не видел ее лица, но мог догадаться о его выражении,
когда она негромко спросила: "Струсили?"
почувствовл желание разложить Салли у себя на коленях и в кровь избить ее
ароматный зад. Страх, который я испытывал за минуту до этого, превратился
в настоящий ужас: я уже и раньше видел у Лорена такую улыбку.
своего сидения, - беру управление на себя. - Лир встал на одно крыло и под
максимальным углом начал попорот. Все было выполнено так превосходно, что
мы с Салли лишь слегка присели от перегрузки.
курсу. Я украдкой бросил взгляд на Салли. Глаза ее сверкали, она
покраснела от возбуждения, смотрела вперед в непроницаемую тьму.
Но на этот раз полет не был осторожным прощупыванием с включенными
подкрылками и тормозами. Лорен вел машину быстро и смело. Салли схватила
меня за руку и сжала. Я боялся и сердился на них обоих. Я слишком стар для
таких игр, но ответил на ее пожатие. Не только для ее успокоения, но и для
собственного.
внимания. Роджер застыл в своем кресле, сжав ручки, напряженно глядя
вперед. Лорен спокойно сидел за приборами, бросая нас в смертельную
опасность, а Салли - черт бы ее побрал! - широко улыбалась и держалась за
мою ледяную руку, как ребенок на роликовых коньках.
круглому перплексовому ветровому стеклу. Я снова попытался запротестовать,
но голос застрял у меня в горле. Снаружи ревел ветер. Он бросал стройное
сверкающее тело Лира, крылья закачались. Я чуть не заплакал. Я не хочу
умирать. Вчера было бы нормально, но после сегодняшней ночи!
с Салли бросило друг к другу, и самолет выровнялся.
Темные туманные очертания деревьев под нами почти касались корпуса
ветвями, раскачиваемыми ветром; впереди виднелся гигантский баобаб, и
Лорен с трудом перемахнул через него. Секунды тянулись, как целая жизнь, и
неожиданно грязные полосы дождя и тумана остались позади, мы попали в
участок хорошей погоды.
возвышался вал из красного камня. Мы едва успели его заметить, как Лорен
поставил машину на хвост, скалы, казалось, царапнули брюхо самолета, мы
перевалили через вершину и устремились в облака, а от ускорения меня
прижало к полу.
солнечном свете. Салли мягко отняла руку, а Лорен повернулся и взглянул на
нас. Я с мрачным удовлетворением заметил, что и он, и Салли слегка
позеленели. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Потом Лорен
заржал.
очень забавно. Когда они кончили смеяться, Салли оживленно спросила:
испытывает.
Роджер ввел машину в просвет и спокойно посадил ее, и Питер Ларкин уже
ждал нас.
вплоть до пояса с патронами на груди, куртки для продвижения в кустах и
брюк, заправленных за голенища сапог. У него большое красное мясистое лицо
и огромные руки, указательный палец на правой руке в шрамах от отдачи
тяжелых ружей. Единственный уровень общения для него - это хриплый,
пропитанный парами виски крик. У него никаких чувств и очень мало разума,
поэтому он никогда не испытывает страха. Всю жизнь он прожил в Африке и
даже не побеспокоился изучить хоть один из туземных языков. Он
разговаривает на лингво франка Южной Африки и подкрепляет свои
распоряжения кулаком или пинками. Его знания фауны ограничены сведениями о
том, как выследить зверя и куда стрелять, чтобы его свалить. Но есть
что-то привлекательное в этом слоновьем придурковатом облике.