седьмой Великий Лев Опета, во главе процессии отправился в храм Астарты,
чтобы получить пророчество.
солнце, охраняемое вырезанными из камня птицами солнца, и где молча
ожидало население города. Подойдя к ущелью в красной скале, которое ведет
к священному гроту, он отстегнул свой меч и протянул его маленькому
бушмену, щит и шлем передал оруженосцам и, простоволосый и невооруженный,
прошел через ущелье в храм к пророчице.
расположенные в скале, а за архивами, охраняемые массивными каменными
дверьми и проклятием богов, сокровищница и усыпальница царей.
сопроводили к самому краю бассейна. Тут они помогли ему снять доспехи и
одежду.
у начала лестницы, ведущей в зеленые воды. Тело у него мускулистое, как у
тренированного спортсмена, особенно мощные мыщцы на плечах и шее - признак
человека, много работающего с мечом. Живот и бока, однако, стройные, и
мышцы под кожей едва заметны. Полоска красно-золотых волос спускается от
пупа по плоскому животу и расцветает солнечно-огненными завитками там, где
расходятся ноги. Ноги длинные и прекрасной формы, они легко несут его
мощное тело.
богини. Затем Ланнон спустился по лестнице и погрузился в священные,
дарящие жизнь воды.
одежды, Хай Бен-Амон спел хвалебную песнь богине, а когда он кончил, все
взгляды устремились к отверстию в крыше пещеры высоко над поверхностью
зеленой воды.
вестника, которого мы посылаем тебе, и благосклонно откликнись на наши
просьбы".
жертву по сигналу столкнули с каменной плиты в отверстие. Прозвучал
короткий вопль обреченной души, но тут же человек ударился о воду и сразу
ушел в зеленые глубины под тяжестью надетых на него цепей.
Помещение пророчицы были лишь немногим больше гостиной в доме богатого
человека. Ровным светом горели лампы. Пламени был придан неестественный
зеленоватый оттенок, стоял тяжелый подавляющий запах горящих трав. За
троном пророчицы занавеси падали до полу, скрывая то, что находится сзади.
одежды, лицо скрыто в тени капюшона.
раз восхитился тому, как все здесь продумано и ставит просителя в
невыгодное положение. Босой, еще мокрый, лишенный оружия и украшений,
одетый в непривычные одежды и вынужденный смотреть на сидящего на троне
снизу вверх, вдыхая слегка наркотический воздух, - все это должно выбить
из равновесия. Ланнон почувствовал, как в нем начинает шевелиться гнев, и
голос его звучал резко, когда он произнес формальное приветствие и задал
первый вопрос.
физической близости друга, вспоминал его манеры и голос, видел знакомое и
любимое лицо, улыбнулся, увидев ту смену выражения, какую и ожидал:
быстрый приступ гнева в бледно-голубых глазах, затем интерес, проблеск
улыбки, когда следовал хороший совет.
подбирая ответ из вариантов, которыми вооружил ее Хай.
просьбы и неоплачиваемым советам от пророчицы. Танит заговорила:
охотника, но лев прогнал его прочь.
жертвоприношения, но солнце отвернуло от нее свой лик.
умно, но теперь, произнесенное в этой каменной комнате, шокировало даже
его.
но она оказалась нетрудной, глаза Ланнона прояснились, гневно блеснули,
кровь прилила к лицу и шее.
это слышать? Проклятый жрец преследует меня на каждом шагу. Не могу пройти
по улицам своего города, чтобы не услышать, как толпа распевает его
пустяковые песенки. Не могу пообедать в собственной столовой, чтобы гости
не повторяли его пустые слова. Не могу сражаться, не могу выпить чашу
вина, не могу бросить кость, чтобы его тень не стояла за моим плечом. -
Ланнон тяжело дышал от гнева. Он прошагал по комнате и потряс кулаком
перед лицом испуганной пророчицы. - Даже мои собственные дети, они им
околдованы.
его имя звучит по всем царствам.
великим Баалом, его приветствуют громче, чем собственного царя.
Он взглянул на занавес, и Хаю на мгновение показалось, что Ланнон
заглядывает ему в душу. Хай затаил дыхание и отшатнулся, но Ланнон заходил
по комнате и снова подошел к пророчице.
был бы быть изгнанником... - Он замолчал и снова начал расхаживать: голос
его изменился, стал не таким острым, и он еле слышно сказал: - Как мне не
хватает этого ужасного маленького человека.
Ланнон взревел:
я не могу простить этого!
заметили выражение его лица и предупредили тех, мимо кого пронесся
разгневанный царь, возвращаясь во дворец.
Баала, один в священной роще среди башен и каменных птиц солнца. Потом он
вышел, чтобы получить возобновленные клятвы верности от своих подданных.
Были представлены все девять аристократических семейств, а также жреческие
ордена, главы гильдий ремесленников и могущественные торговые синдикаты
царств. Они должны произнести клятвы верности трону и принести дары
Великому Льву.
жрецов и предлагал дары Бакмор. Ланнон негромко спросил у молодого
жреца-воина, когда тот склонился перед ним:
Бакмор уклонился от ответа, как и научил его Хай, и Ланнон в присутствии
всех аристократов не мог дальше продолжать разговор.
веселья и распущенности. Ланнон со своими приближенными пировал во дворце,
а простолюдины запрудили узкие улицы с песнями и танцами. Среди них
сновало множество торговцев вином, но при свете дня обычаи и законы еще
сдерживали веселящиеся толпы. Тьма принесет бесстыдное развратное веселье,
каким всегда отличался праздник. Ночью благородные матроны и их
хорошенькие дочери выскользнут из домов, закутавшись в плащи и капюшоны,
чтобы присоединиться к веселью толп или по крайней мере следить за ним с
горящими глазами и сдерживаемым смехом. В течение дня и ночи законы
общества переставали действовать, и ни один муж, ни одна жена не смели
требовать объяснений от своих супругов. Так бывало только раз в пять лет,
и когда праздник кончался, у всех были затуманенные вином головы, бледные
лица и дрожащие руки, а также тайные самодовольные усмешки.
как большинство его гостей. Приемный зал дворца изнемогал от жары. Солнце
яростно било в плоскую глиняную крышу, а тепло разгоряченных тел пятисот
аристократов и жар от многочисленных дымящихся горячих блюд превращали
этот зал в раскаленную печь.
обнаженных танцовщиц вознаграждалось градом спелых фруктов, нацеленных
группой молодых благородных рыцарей. Заключались пари о том, в какую
именно часть девичьего тела попадут меткие стрелки, и в этих пари ставки
были немаленькие.
происшедшей с пирующими, пока зал соверешенно не затих. Ланнон поднял
голову и нахмурился, видя, как застыли руки музыкантов на их инструментах,
как стояли, будто парализованные, танцовщицы, а гости таращили глаза.