МАРИЯ СОКОЛЬСКАЯ

ЧТО МОЖНО УВИДЕТЬ СО СТАРЫХ КАЧЕЛЕЙ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Стояла превосходная погода. Недавно начавшаяся золотая осень
сменила сухое и жаркое бабье лето. Редко проливавшиеся дожди не
приводили в уныние, наоборот, порой хотелось выйти на улицу и,
обратив лицо к небу, плотно зажмурив глаза, стоять, чувствуя удары
капель по щекам, обжигающие кожу подобно рассыпающимся искрам...

Только становилось все холоднее и холоднее. Уже давно температура
не превышала пятнадцати градусов; приходилось по полчаса, а то и
более одеваться, примеряя все новые и новые наряды, доставаемые из
объемистого шкафа.

И вот в такой прохладный, но еще солнечный день я нарядилась во
все теплое и пушистое и отправилась отдохнуть за город. Это
экстраординарное событие произошло по двум причинам: во-первых,
наступило долгожданное время отпуска, и, во-вторых, моя лучшая
подруга Лена Стеклова нашла приличный дом в деревне, хозяйка
которого по старому знакомству с ней согласилась приютить у себя
квартирантку на месяц. Лена самолично вызвалась доставить меня до
места назначения, причем на собственной машине, невесть, откуда
появившейся у нее. Даже, несмотря на то, что свои права она
оставила у своего давнего знакомого (термин этот можно применить к
каждому или почти каждому из ее коллег по работе и соседей по
дому).

Дорога туда, а более точного названия местечка близ киевского
шоссе выяснить так и не удалось, заняла минут сорок. Честно
говоря, именно из-за возможности отдохнуть от дел в глухой
деревеньке, я и согласилась на это предложение, отправившись в
небольшое путешествие по Подмосковью. По натуре я домоседка и уже
давно не выезжала никуда, кроме как на дачу Стекловой. Но говорить
о ней, как о месте отдыха, не хотелось. Зато теперь появилась
надежда на вкусный обед и теплую постель у печки.

От грез о возвышенном меня отвлек вскрик Стекловой и жуткие
завывания какого-то "Запорожца", стоящего на обочине. Некий
молодой человек в одной рубашке и огромных шароварах выжимал из
своей машины такие нечеловеческие звуки, что волосы вставали
дыбом. Посигналь он еще с пару минут, меня смело можно было
выносить из машины и класть под образа.

Лена выскочила из "Москвича" и бросилась навстречу молодому
человеку. Они бурно обнялись. Тем временем, я вылезла из машины
Стекловой и подошла к обнимающимся. Меня тут же представили.
Молодой человек оказался Гермашевским Юрием Сергеевичем. Весьма
привлекательный брюнет высокого роста и атлетического сложения. А
по характеру, насколько я успела заметить - человек легкий и
душевный. Едва узнав, кто я, он сразу же заявил, что осведомлен о
моем существовании, поскольку любит читать газеты, иной раз
повествующие о моих делах. Конечно, это была грубая лесть, тем
более, что Юрий допускал множество ошибок в описании распутанных
мною преступлениях, столь восхитивших его. И, тем не менее, мне он
очень понравился.

- Проходите в дом, Жанна, замерзнете. Вы же знаете, сейчас не
август, далеко не август; ночи стоят холодные и... Впрочем,
неважно. Заходите.

Оказавшись в тепле, мне стало уютно и хорошо на душе. Сразу
потянуло прилечь. Однако хозяин не стал особо церемониться с
проявлениями чувств, спорадически возникающих во мне и повел
знакомить со своей женой и ее матерью.

- Вот, - начал он, - это известный московский следователь
прокуратуры Жанна Васильева, знакомьтесь. Это моя половина Света.
А это ее мама, Евгения Петровна.

Старушка в пуховом платке с молодой, ярко накрашенной девушкой,
являвшей собой полную противоположность мужу, сидели рядом за
дощатым деревенским столом. Евгения Петровна мягко, по-матерински
поприветствовала Лену, затем переключилась на меня.

- Очень рада вас видеть в нашем скромном жилище. Прошу вас, не
стесняйтесь, чувствуйте себя как дома. Вы ведь надолго приехали,
да?

Я только кивнула.

- Молодые отправляются в Гомель, они там хотят провести свой
медовый месяц. Так что с завтрашнего утра мы одни с вами
останемся. Алена, а ты побудешь до завтра?

- Конечно-конечно, - закивала головой моя подруга, уже что-то
уплетая за обе щеки. Поесть от души всегда было ее слабостью. Хотя
на фигуре это никак не отражалось.

Я присела за стол. Через несколько минут на нем появилось то, о
чем я мечтала с давних пор. Хорошая сытная еда из нескольких
перемен - слишком большая роскошь для следователя даже в минуты
отдыха. Так что, питаясь концентратами и сублиматами, поневоле
затоскуешь о натуральной пище и хорошей стряпне. Сама готовить как
полагается я не научилась; при холостяцкой-то жизни это ни к чему.
Да и дома я бываю редко.

Пока мы со Стекловой привыкали к деревенской жизни, Юрий и Света
укладывали пожитки в чемоданы, которые постепенно откочевывали в
"Запорожец".

- У вас тихо, - заметила я, переходя к чаю. Самовар, стоящий на
столе еще дымился и пах терпким сосновым ароматом, напомнившим мне
далекое детство на Украине.

- Да, очень тихо и приятно, - закивала головой старушка. - Вы не
представляете, как здесь красиво летом. Жаль, не с той стороны вас
Лена привезла. Но ничего, завтра, как проводим молодых, сразу
покажу наши достопримечательности. А так, рядом город; за
продуктами мы все в Селятино ходим. Там, - она провела рукой по
направлению к спальне, - лес, речка. Купаться, конечно, поздно, но
на места стоит посмотреть. Прямо левитановские. Муж мой, жив был,
все на природе работал. Художник он.

- А вы не...

- Да-да; сейчас и покажу. Впрочем, вот его набросок висит. Мне он
очень нравится, а вот Саша незавершенным его считал. Долго, помню,
рисовал, все дни выгадывал. А так и не успел.

Я повернулась к печке. Рядом с ней висел холст, в неприметной,
потускневшей от времени багетной раме. Эскиз, сделанный
уверенными, сильными мазками, открывал перед зрителем излучину
реки. Крутой обрыв, у которого было видно сильное течение, дальше
сменялся песчаным бережком. Невдалеке, на противоположном берегу
виднелись полу затопленные мостки. Какая-то женщина полоскала на
них белье. Солнце, едва видное в рассветной дымке, только
показывалось за зубчатой грядой ельника. Старая ива, росшая под
обрывом, чуть закрывала картину своими ветвями, придавая ей
какую-то таинственность и еле заметную грусть.

- Прекрасный эскиз, - выдохнула я.

- Вот и я о том же. Это мои не понимают ничего, им все этих, как
же... авангардистов подавай. Имена-то не запомнишь, все не наши, а
тут - такая красота. И все мимо проходят. Я и в музей обращалась,
вон в Селятино, как раз...

Я задумалась и уже не слышала тихой речи Евгении Петровны. Меня
заметно потянуло в сон.

- Э, да вы задремали никак.

Я очнулась и поглядела по сторонам. Действительно. Старушка
ласково посмотрела на меня и сказала:

- Ну ничего. Это с дороги, наверно. Умаялись?

- Немного.

- Вы потерпите немного, через часик и спать пойдем.

Я посмотрела на часы - половина девятого, впрочем, в деревне
всегда ложатся рано. Молодожены закончили упаковывать "Запорожец"
перед отъездом и теперь только Юра еще возился с машиной,
ковыряясь в ее внутренностях. Света о чем-то беседовала с Леной,
стоя на крыльце. Солнце уже закатилось; деревня погружалась в
темноту.

Я вышла на крыльцо и успела услышать последние фразы разговора.

- Ты с ним поосторожнее, сама знаешь, - Лена замолчала на мгновение
и посмотрела куда-то вдаль.

- Да знаю я. Ничего ни с кем не случиться.

Я решила не вмешиваться, но как ни странно, была принята с большой
радостью.

- Как вам у нас? - спросила новобрачная, резко меняя тему.

- Превосходно. Я так давно не была в деревне.

- Здесь поневоле чувствуешь свою связь с природой, - выдала
очередной штамп Стеклова.

- Особенно, если работаешь как вол.

Света рассмеялась тонким голоском, словно зазвенел колокольчик.

- Вы правы. В деревне белоручкой не будешь.

- А вы давно здесь?

- С рождения. Потом, правда, переехала на какое-то время в Москву,
но потянуло домой.

- А Юрий?

- Он - коренной москвич. Но тоже хочет остаться на свежем воздухе.
У нас места всем хватит. Жить правда будем пока с моей мамой;
сельсовет обещал через годик-другой со своим домом помочь. Теперь