поставил ее на сукно письменного стола и нарочито серьезно уставился на
Алика, довольно фальшиво изображая готовность услышать нечто о делах, не
терпящих отлагательств.
беседы.
вдруг Смирнов. - Хочу ли я его видеть, вот вопрос! Не пойду я к нему, тоже
мне, новоявленный барин! Три дня здесь сижу, жду, когда со мной соизволят
поговорить!
- Да и не к себе он тебя зовет, хочет встретиться где-нибудь на
нейтральной территории.
улыбке. Повторил: - Так. Что же из этого следует? А из этого следует вот
что: он боится, что его кабинетик в Белом доме по старой памяти пишется
каким-то ведомством. И еще следует: он опасается, что здесь ты его можешь
записать. Наследить не хочет, совсем не хочет следить.
бесом забегал от письменного стола к двери. Туда и обратно, туда и
обратно. Остановился, наконец, поглядел, моргая и как бы видя и не видя,
на Алика и решил: - Ему свидетелей не надо. Никаких. А мне необходимо,
чтобы ты услышал весь разговор. Мне советоваться с тобой надо, я в
нынешней политике не силен.
Алик разлил по рюмкам. Выпили уже не церемонясь, быстро. Смирнов понюхал
ладошку и спросил у Алика и у себя: - Собственно, о чем он завтра
собирается со мной говорить?
верхнего вестибюля станции метро "Краснопресненская-кольцевая". Без
пятнадцати два Смирнов припарковал "Ниву" у стадиона скандально известной
команды "Асмарал" и вылез из автомобиля на рекогносцировку.
тенями освещало терракотовый не то барак, не то гараж с большими
решетчатыми окнами - новое здание американского посольства. У
троллейбусной остановки уныло ожидало транспорта человек пять пенсионного
возраста. У ряда киосков, большинство которых закрыто - никого. Глухое
обеденное время. В эту пору удобно проверяться. Смирнов и проверился -
обстоятельно, не торопясь. Охранных мальчиков он определял на раз, два,
три. Их не было на подступах. Осторожно обойдя круговую колоннаду, он
убедился, что они отсутствовали поблизости. Постояв за спиной клиента и
убедившись, что нет и заинтересованных наблюдателей, Смирнов на скорую
руку полюбовался тепло желтеющими под осенними лучами деревьями зоопарка и
вздохнул. Он был готов к рандеву.
демократ. Руки в карманах светлого с поднятым воротником плаща, без
головного убора, короткая, на косой пробор, прическа, в углу рта сигарета,
глаза щурятся от дыма. Шатен, глаза серые, нос короткий, подбородок
тяжелый, с ямкой. Рост 172-175 см. Возраст от 45 до 50. Особые приметы...
Левша. Клиент левой рукой вынул сигарету изо рта и аккуратно стряхнул
пепел с нее в урну, рядом с которой стоял. Теперь можно и подойти.
обращался сзади и чуть сверху, был выше ростом - сказал Смирнов.
откликнулся:
Смирнов. Сразу начинать серьезный разговор или направленно бежать куда-то
было бы несолидно, и он достал из кармана портсигар, из портсигара извлек
традиционную беломорину и тоже закурил.
свеж, но не холоден, предметный мир четок в контурах и терпимо ярок, даже
уличный шум был равномерен и успокаивающ: без рева дизельных моторов, без
неожиданных вскриков клаксонов, без истерических возгласов толпы.
Дмитриевич и пояснил почему. - Я все детство на Строминке провел...
желание, предложил свои услуги Смирнов. - Едем в Сокольники.
задворками: по Беговой на Масловку, мимо Савеловского, мимо Рижского и по
путепроводу к ограде Сокольнического парка. Вдоль ограды вырулили к
центральному входу и оставили "Ниву" в уютном асфальтовом заливчике.
Проникнув в парк, вошли в иной мир. Ни путчей, ни митингов, ни цен, ни
очередей не было никогда. Были деревья, были дорожки, были мамы и бабушки
с детьми. И еще ветерок, что шевелил с нежным шумом листья высоко вверху.
неровной, уже слегка пожухлой траве побрели к Поперечному просеку. Сквозь
листья пробивались внезапные лучи, и они слегка поднятыми лицами блаженно
ловили их.
оттого, что клиент молчал. Игра в то, кто первый заговорит, надоела ему.
Игорь Дмитриевич.
наконец: - Там и поговорим обстоятельно.
Дмитриевич, набив длинную ленту чеков, направился на выдачу за едой, а
Смирнов, внутренне рыдая, отстегнул у стойки немыслимую сумму за бутылку
коммерческого коньяка и пару "пепси".
не было - по стаканам. Не было и шашлыков: ковыряли, закусывая,
длинно-коричневые котлетки под зазывным названием люля-кебаб. Выпили по
второй. Полковник в отставке разливал с точностью сатуратора: в бутылке
осталась ровно половина. Смирнов опять взял бутылку, чтобы разлить по
третьей, но Игорь Дмитриевич накрыл свой стакан рукой. Улыбнулся
обаятельно и виновато:
Смирнов не просто поставил ее, поставил и демонстративно отодвинул
подальше, благо стол был обширен - на шесть персон. Потом откинулся в
красном пластмассовом тонконогом креслице, вытащил портсигар, вытащил
беломорину, закрыл портсигар, положил его на стол, прикурил от зажигалки,
которую пристроил рядом с портсигаром, сделал первую заветную затяжку и
спросил:
немытую стеклянную стену и нашло на столе самое для него привлекательное.
Портсигар сиял под солнечными лучами.
знатока. Повертел, погладил, открыл, закрыл и прочел надпись: "На память
об одержанной вами победе, плодами которой пользуемся все мы. А.И. от А.П.
2 сентября 1990 года", - осторожно возвратил портсигар на стол, осторожно
спросил:
формированиях и их тайных лагерях?
быстро прикрытое, я бы так его назвал.
дела, заставили их отказаться от этой авантюры, поломали все их планы.
обретались неаппетитные остатки люля-кебаба, чтобы высказаться
основательно:
левый радикал, не правый экстремист. Я - рядовой гражданин страны, которая
ныне, слава Богу, именуется Россией. И, как гражданин, убежден, что моя
страна станет нормальной страной лишь тогда, когда любое преступление,
любое действие, нарушающее законы, будут неотвратимо наказаны.
суровое возмездие.