Чтение 21–й страницы книги ~Заботы пятьдесят третьего года~

- Может, сначала позвонить сокольническим-то? - предложил Ларионов.

- А что звонить, надо в дело нос сунуть! Не до разговоров! - Смирнов
уже убирал со стола, запирал сейф, закрывал ящики.

- Александр, у меня к вам просьба, - сказала Лидия Сергеевна.

Уже забывший о ней Александр повернулся к ней с виноватым выражением
лица:

- К вашим услугам, Лидия Сергеевна.

- Если гражданина, который пистолетом пользовался, найдете, то обувь
его к нам пришлите.

- Вы думаете, это он труп переворачивал? Вряд ли.

- Да нет. Я вам не говорила, но под сосной, откуда стреляли, кое-что
зафиксировала. Это не след, поэтому я не внесла его в официальные списки
протокола, а так, остаток отпечатка каблука с характерным сбоем. Вдруг
повезет, и обувка та.

- Будьте уверены, Лидия Сергеевна, разденем-разуем мы нашего
голубчика. А если надо - умоем, подстрижем и побреем. - И Александр, будто
дамский угодник, слегка склонясь, распахнул дверь перед Лидией Сергеевной.
Та мило улыбнулась и ушла.

- Элегантно спровадил! - похвалил Казарян. - Ты нас с собой берешь?

- Куда я от вас денусь?

На Каланчевской улице были через десять минут. Недовольный капитан
принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и спросил:

- Я вам нужен? А то у меня дела...

- Вы вчера дежурили? - поинтересовался Смирнов.

- Вчера я отдыхал после суток.

- Ну, тогда мы сами разберемся. Вы свободны.

Капитан удалился. Смирнов закурил, Ларионов устраивался за столом, а
Казарян, не садясь, раскрыл папку. И ахнул:

- Алька!!!

- Что с Алькой?! - заорал Александр.

- Да успокойтесь, с ним - ничего. А вот делов наделал. Читай. -
Казарян протянул папку Александру.

Тот сел на привинченный стул и приступил к чтению. Ларионов зевнул,
смахнул со следовательского стола несуществующие крошки и шепотом (чтобы
Смирнову не мешать) осведомился у Казаряна:

- Где этот-то, с "Вальтером"?

- Не "этот-то", Сережа, а Николай Самсонов по кличке Колхозник. И
этот-то Колхозник - в больничке, сильно поврежден нашим с начальником
другом. Повредил его Алик вчера вечером, и поэтому он тетушку свою сегодня
не смог повидать.

- А Цыган почему на связь не вышел?

- Задай вопрос полегче.

Смирнов оторвался от чтения, закрыл папку, передал ее Ларионову и
сказал Роману, подмигнув:

- Боевой у нас, Рома, дружок.

- Если наш дружок с испугу в полную силу бил, то я не завидую этим
двоим. - Казарян, увидев, что Ларионов отложил папку, спросил: - Что
скажешь?

- Скажу, что бумаги надо читать внимательнее.

- Не понял.

- Цыган не пришел на связь потому, что оголец, сбежавший из трамвая,
поднял атанду по малинам. Так-то, Роман Суренович.

- Одна из версий. - Казарян не желал сдаваться без боя.

- Он прав, Рома, - подвел черту Смирнов. - Поехали в больничку,
бойцы.

Шофер "газика" дрых, уронив голову на баранку. Смирнов безжалостно
растолкал его:

- Поехали.

- Куда?

- Большие Каменщики, четыре, - назвал адрес Смирнов, усаживаясь рядом
с шофером. Шофер включил зажигание и бормотнул как бы про себя:

- Конспираторы! Большие Каменщики! Таганская тюрьма, так бы и
сказали.

- Ты глубоко заблуждаешься, уважаемый виртуоз вождения, - вежливо
поправил его с заднего сиденья Казарян, - Таганская тюрьма - это Большие
Каменщики, дом два. А дом четыре - это таганская тюремная больница.

- Один ляд! - решил шофер и резко тронул с места.

Дежурный врач достал из шкафа две папочки - медицинские дела -
полистал их, притормаживая на отдельных листах, и удивился, отложив дела в
сторону:

- Он их что, копытом, что ли?!

- Он боксер, - пояснил Казарян.

- Разрядник?

- Мастер спорта.

- Худо, - огорчился врач. - Под суд пойдет за превышение мер обороны.

- Кулак против пистолета - это превышение? - засомневался Казарян.

- Это смотря какой кулак.

- И смотря какой пистолет, - добавил Казарян. - Могу сообщить вам,
что пистолет - офицерский "Вальтер", с помощью пули делающий в людях очень
большие дырки.

- Хватит, - прекратил их препирательства Смирнов. - Что с этими...
Пострадавшими?

- У Самсонова раздроблена челюсть и повреждены шейные позвонки. У
Француза (фамилия-то какая, прямо кличка!) сломана скульная кость. Вот
что, оказывается, можно наделать голыми ручонками, - игрив был дежурный
врач, развлекался как мог, коротая ночное время.

- Говорить могут? - спросил Смирнов.

- Смотря кто.

- Самсонов в первую очередь.

- Этот вряд ли. Впрочем, пойдемте, я вам его покажу.

...Они прошли тюремным коридором, и надзиратель, гремя ключами,
открыл больничную палату. Все как в обычной больнице, но воняло тюрьмой,
ощутимо воняло.

- Ну, тут у вас и дух, девки... - вспомнив "Петра Первого",
процитировал из любимой книги Казарян.

- Это не у нас, это у них. Или у вас, - отпарировал врач.

Не забинтованы лишь глаза, но они были закрыты.

- Человек-невидимка, - сказал Ларионов.

- Когда заговорит? - спросил Смирнов.

- Через две-три недели, не раньше.

- А Француз?

- Завтра можете допросить.

- Теперь вот что. Мне нужны одежда и обувь Самсонова.

- Тоже завтра. Старшина-кастелян будет к восьми часам утра.

...Делать больше в этой конторе было нечего, и они поехали на
Петровку. В машине Казарян мерзко хихикнул.

- Хи-хи, - произнес он, - хи-хи.

- Жаль, что из больницы уехали, - заметил Ларионов. Можно было бы
тебя сдать.

- Не та больница, Сергей, - ухмыльнулся Смирнов. - Ему в Кащенко
надо.

- Хи-хи, - не унимался Казарян. - Хи-хи.

- Ты чего? - уже обеспокоенно вопросил Ларионов.

- А ничего. Картины разные выдумываю, - ответил Казарян. - Стилягу
того из трамвая вспоминаю. Как он без лондонки остался. Единственный
потерпевший.

- Хи-хи, - мрачно подытожил Смирнов.

Борода был поклонником многочисленных талантов Казаряна-старшего, а
Романа, которого он знад с титешнего возраста, любил, как любят непутевых
сыновей.

- Ромочка, запропал совсем, дурачок, - говорил Борода, нежно держа
Романа за рукав и задумчиво разглядывая небритую (щетина у Казаряна
по-армянски росла, с дьявольской скоростью) личность блудного сына.

- Работы много, Михаил Исаевич, грустно поведал Роман.

- Зачем тебе работа, Рома? Ты был замечательным бездельником,
остроумным, обаятельным. И все тебя любили. А теперь что? Скучный,
усталый, злой. Бросай работу, Рома, что это за работа - жуликов ловить!

Борода подмигнул Александру, давая понять, что шутит и широким жестом
пригласил в зал. В ресторан ВТО после двенадцати ночи, в ресторан ВТО
после спектаклей.

Дом родной. Знакомые и полузнакомые все лица, перекличка от стола к
столу, общий шум, общий крик, общие шутки, общий смех. И выпить с устатку,
и пожрать от пуза, и потрепаться, и поругаться. Заходи, друг, заходи!

Борода устроил их в фонаре за маленьким (чтобы не подсаживались)
столиком. Неярко горела старомодная настольная лампа под домашним
оранжевым абажуром, освещая жестко накрахмаленную полотняную скатерть.
Смирнов положил руки на стол и понял:

- Надо руки помыть, - и пошел в уборную.

Официантка Галя благожелательно ждала заказа.

- Пожрать нам, Галюща, так, чтобы в полсотни влезть, - распорядился
Казарян.

- А выпить?

- И денег нет, и не надо.

- А то принесу?

- Не надо, - твердо решил Казарян.

- Устал, Ромочка?