начался сеанс. Надо же - именно сейчас. Я прижал пальцами холодное
запястье. Пульс был нормальный - ровный и отчетливый. Значит, совсем
недавно. Катарина медленно подняла веки. Меня не узнала. Что вполне
естественно. Во время сеанса реципиент отключается от внешнего мира. Я
открыл пегобтал: полный комплект, двенадцать штук. Второй упаковки не
было. Видимо, она не успела. Я засунул ей между губами сразу две таблетки.
Вот так. Теперь по крайней мере у нее хватит сил. Таблетки растворились
мгновенно. Катарина продолжала шептать. Что-то совершенно непонятное.
Трижды повторила: "Зеркало... зеркало... зеркало". Никогда нельзя сказать
заранее, имеет ли передача какой-нибудь смысл. Связь с Оракулом дело
темное. Тихомиров вообще считает, что это не связь, а периодический вывод
отработанной информации за пределы Зоны. Сброс мусора. Может быть. Далеко
не каждый человек способен принять передачу. Я, например, не способен. А у
Катарины уже четвертая. Она не расстается с магнитофоном. Записями передач
заполнены сотни километров пленки. Над дешифровкой бьется целый институт.
И работу его дублируют еще два института. Просто так. На всякий случай. Мы
же доверяем друг другу. Только результаты нулевые - бред и бред: обрывки
фраз, обрывки мыслей, редко - короткий связный абзац. Философия хаоса, так
назвал это Бьернсон. Мысли праматерии. Хотя не такой уж и бред. Технологию
"вечного хлеба" выудили именно из передачи. И "философский камень" тоже.
Правда, мы не представляем, что делать с этим "камнем": неядерная
трансмутация элементов - крах современной физики. Поймал, кажется, Ян
Шихуай. Он потом умер во время второго сеанса. Тогда еще не знали о
летаргическом эффекте передач. Реципиент обходился без пегобтала - своими
силами. Сколько их ушло в сон, из которого не возвращаются. И ведь уже
догадывались, но все равно выходили на связь. Отбою не было от желающих.
Романов... Альф-Гафур... Кляйнгольц... сестры Арбеттнот... Тогда казалось,
что после долгих лет растерянности и непонимания начался настоящий диалог,
что вот-вот, еще одно усилие, один шаг, одна - самая последняя - жертва и
рухнет стена молчания, пелена упадет с глаз, мы все поймем - откроются
звездные глубины...
на скулах. Я не знал, что делать, идти она не могла - собрал сумочку,
подготовил шприц для себя. Это обязательно: я мог спонтанно включиться в
передачу - вторым партнером, через Катарину. Такое бывает. Минуту-другую
посидел бесцельно - отчаиваясь и хрустя по очереди каждым пальцем. Звезды
ледяной крошкой усыпали небо. Жесткие, невидимые лучи их воткнулись в
лицо. Наверху все еще терзали рояль. Теперь - Шопеном. "Похоронный марш".
Звучало жутковато. Я сорвался, как подхваченный, - прыгнул через две
ступеньки, через четыре, забарабанил в дверь. Вышел старик в клетчатой,
мягкой домашней куртке. Развел длинные руки:
полуоткрытую дверь я видел большую пустую комнату. Рояль в центре ее,
отражаясь в зеркальном паркете, казалось, еще звучал распахнутым струнным
нутром.
только крепче прижимала магнитофон ко рту. Старик пытался помогать.
сделайте инъекцию, шприц в кармане - заряженный... Умеете обращаться?
тело к стене. Было жарко и тихо. Полосатый котище с мышью в зубах
шарахнулся от нас. Беспомощно зазвенел будильник в чьем-то окне. С афиши
глядел человек во фраке. Тот самый старик.
Вы давали концерт на прошлой неделе... Почему вы не ушли?..
вернулся, стал почетным гражданином... Снова был изгнан - при Борхесе... -
Выпуклые глаза его печально смотрели на покинутые дома. - Вот как все
кончилось...
просто волочила, вися на мне. Хермлин, не говоря ни слова, подхватил ее с
другой стороны. Дышал со свистом. Как у кобры, вздулась по бокам головы
тонкая, старческая шея. Мне было неловко. Это же Хермлин. Но нет выхода.
Одному не дотащить. Конечно, лучше подождать конца сеанса, но передача
могла длиться и час и два, и целые сутки. Где взять время? "Предел разума"
висел, как меч. А потом Катарина все равно бы лежала пластом. Сеансы
выматывают человека полностью. Требуется восстановительная терапия.
соцветия... Распускались новые - в безумном великолепии. Дико и страшно
выглядели они при ярком дневном свете. Лохматое солнце атомным диском
блистало среди них. Пейзаж был неестественный. Солнце и звезды. Будто в
космосе. От домов на лунный асфальт легли непроницаемые тени. Хорошо еще,
что Хермлин не читал закрытых материалов - из синей папки. Можно было
сойти с ума от одного ожидания.
гладкой железной грани. Я придерживал ее. Хермлин тоже уселся. Помогая
себе обеими руками, часто вздымал грудь, не мог отдышаться.
зашлось...
бойтесь ничего... Я приду с людьми, и мы вас доведем... Что бы ни
случилось...
уже, наверное, навел порядок. Нужны два человека. Туда и обратно. Это
быстро. Он же знает Катарину. Я оглядывался. Они сидели на сейфе,
привалившись друг к другу. Катарина уронила голову. Хермлин обнимал ее за
плечи, кашлял и хватался за сердце. Здесь было метров четыреста.
Практически рядом. Все будет хорошо. Я найду Водака и приведу людей. Мы
уедем. Главное - выбраться из нулевого сектора. Он отмечен на картах
красным - сектор поражения. И конечно, до того, как полетит железная
саранча. Я свернул и еще раз свернул. Ног не чувствовал. Выбежал на
главную улицу, где грузовик.
сухим голосом выкрикивал команды. Потные солдаты сгоняли всех в колонну по
четыре. Быстро оцепили ее - рукава засучены, автоматы наизготовку. Матерые
овчарки, возбужденно хрипя в ошейниках, скалили острые морды. С краю
шеренги я увидел Клейста. Он безразлично курил. Закидывал голову, выпуская
дым. Словно все происходящее не имело к нему никакого отношения. Ближайший
солдат ткнул его кулаком в зубы. Сигарета отлетела. Клейст, не торопясь,
потрогал разбитый рот. По-моему, он усмехнулся. Я попятился обратно, за
угол. Кольнув, остановилось сердце. Слава богу, что я не притащил сюда
Катарину... Один из солдат заметил меня, поднял автомат. Я прирос. Офицер
обернулся в мою сторону, посмотрел, щурясь, и лениво махнул перчаткой.
звезды сухим дождем осыпались на землю. Потек горький запах. Во вселенской
черноте шевельнулся необъятный гром. Пали ниц птицы. Последним, тонким
светом оделся гибнущий город. Померкли сердца человеческие. Выше небес
вздулся бледный пузырь огня. Сценарий Армагеддона - как его осуществил
Оракул, практически совпадал с соответствующими местами известного
описания. Треснула земная твердь. Колыхнулись воды. Сияющий престол
господа повис над миром. Очевидцы утверждали: он был похож на золотой
сундук гигантских размеров, усыпанный бриллиантами. Сверкал и переливался.
Двадцать четыре старца в белых одеждах преклоняли колена. Аналогии
поразительные. Стеклянное море и семь светильников, как канделябры, -
которые суть семь духов божиих. На престоле восседал _Некто_...
Человеческое ухо, покрытое живыми, шевелящимися волосами... Глаз,
растекшийся в половину небосклона... Палец с кривым ногтем... Гладкая и
коричневая ступня во влажных порах... Фоторобот создать не удалось -
срабатывало запредельное торможение, лимит восприятия. Четыре животных
стояли ошую и одесную. "И первое животное было подобно льву, и второе
животное подобно тельцу, и третье животное имело лицо, как человек, и
четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое имело по шести крыл
вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем ни ночью не имеют покоя,
взывая: свят, свят, свят, Господь Бог Вседержитель, который был, есть и
грядет"... (Подробное описание - в дневнике Осборна). Старцы снимали
золотые венцы и клали их перед престолом.
существовании экспозиции. Человек из Патмоса. Значение Богослова было
понято сразу и на самом высоком уровне. Библейский пророк - трансформация
реальной личности или молекулярная кукла, созданная Оракулом, - Голем,
Франкенштейн, автомат, муляж, чучело, наделенное сознанием, - не все ли
Корнев Павел
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Березин Федор
Корнев Павел
Шилова Юлия