Чтение 62–й страницы книги ~Отель~

изменилось.

- Если ты и прав, пусть это обстоятельство больше тебя не тревожит.
Думаю, что с завтрашнего дня здесь мое мнение мало что будет весить.

- Мне очень жаль, если так.

- Это значит, что отель перейдет к О'Кифу. - Трент подошел к окну и
молча постоял у него. Потом вдруг произнес: - Вероятно, ты уже слышал об
условиях сделки - в частности, о том, что я остаюсь жить здесь.

- Да.

- Раз так, то мне, по-видимому, придется мириться с твоим
присутствием и после того, как в будущем месяце ты окончишь свой колледж.
Хотя, наверное, следовала бы дать тебе под зад.

Алоисиус Роде молчал. При обычных обстоятельствах он быстро нашелся
бы и парировал бы колкостью. Но на сей раз он понимал, что это мольба
одинокого, поверженного человека, который хочет, чтобы он остался.

Рейса не покидала мысль о том, что он должен принять это важное для
себя решение - и принять его быстро. Вот уже почти двенадцать лет он был
для Уоррена Трента во многих отношениях как родной сын. Он понимал, что,
если останется, его обязанности в свободное от работы в юридической фирме
время сведутся к роли компаньона Трента и его доверенного лица. Такую
жизнь трудно назвать неприятной. И однако же, на него влияли и другие
соображения, когда он раздумывал, остаться ему или уйти.

- Я еще не все обдумал, - солгал он. - А, пожалуй, пора.

Да, все в его жизни, от большого до малого, меняется, и притом
внезапно, подумал Уоррен Трент. У него не было ни малейшего сомнения, что
Ройс скоро уйдет от него, как ушел из его рук контроль над "Сент-Грегори".
Возможно, чувство одиночества, а теперь еще и сознание того, что ты не
участвуешь в большом жизненном потоке, вообще характерно для человека,
который живет слишком долго.

Он сказал Рейсу:

- Ты можешь идти, Алоисиус. Я хочу немного побыть один.

Через несколько минут, решил Уоррен Трент, он позвонит О'Кифу и
официально признает свое поражение.

Журнал "Тайм", редакторы которого умеют выхватить из утренних газет
наиболее интересное событие, мгновенно отреагировал на сообщение о
скандале на расовой почве, происшедшем в "Сент-Грегори". Редакция тотчас
связалась со своим новоорлеанским корреспондентом - постоянным сотрудником
газеты "Стейтс-Айтем" и поручила ему собрать на месте весь материал, какой
он сумеет раздобыть. А кроме того, накануне ночью, как только в Нью-Йорке
вышла "Геральд трибюн" с описанием скандала, редактор позвонил в отделение
журнала в Хьюстоне, и заведующий отделением вылетел первым утренним рейсом
в Новый Орлеан.

И вот сейчас оба сотрудника "Тайма" сидели, запершись с Херби
Чэндлером, в маленькой комнатке на первом этаже отеля. Помещение это
именовалось комнатой для прессы, в нем стоял стол, телефон и вешалка для
шляп. Журналист из Хьюстона, как старший по рангу, сидел в единственном
кресле.

Чэндлер, зная, что "Тайм" славится своей щедростью по отношению к
тем, кто помогает получать интересную информацию, почтительно докладывал о
результатах проведенной разведки.

- Я проверил насчет собрания стоматологов. Оно у них закрытое, и
такие наведены строгости, что мышь не пролезет. Старшему официанту
сказали, что в зал будут пускать только участников конгресса - даже жен не
допустят и у входа поставят своих людей, чтобы проверять каждого
входящего. Собрание будет проходить при закрытых дверях и начнется лишь
после того, как вся гостиничная прислуга покинет зал.

Заведующий Хьюстонским отделением, энергичный молодой человек по
фамилии Кваратоне, кивнул. Он уже успел взять интервью у президента
ассоциации стоматологов доктора Ингрэма, и слова старшего посыльного
лишний раз подтвердили полученную информацию.

"Да, у нас действительно будет чрезвычайное заседание, - сказал ему
доктор Ингрэм. - Решение о нем было принято исполнительным комитетом вчера
вечером, но заседание это будет закрытым. Если бы дело зависело только от
меня, сынок, то пожалуйста, приходите и слушайте, и вы, и любой другой. Но
кое-кто из моих коллег имеет на этот счет свое мнение. Они считают, что
наши люди будут говорить свободнее, зная, что в зале нет прессы. Так что,
боюсь, на сей раз придется вам посидеть в коридоре".

Кваратоне, который вовсе не собирался просидеть все собрание под
дверью, тем не менее вежливо поблагодарил доктора Ингрэма. Имея уже
подкупленного союзника в лице Херби Чэндлера, он прежде всего подумал о
том, что воспользуется старой уловкой и проникнет на собрание
стоматологов, переодевшись в форму посыльного. Однако сообщение Чэндлера
показывало, что этот план придется изменить.

- Помещение, в котором будет проходить собрание, - спросил Кваратоне,
- это что, большой зал?

- Именно так, сэр, - утвердительно кивнул Чэндлер. - Салон дофина на
триста мест. А больше им и не нужно.

Корреспондент "Тайма" задумался. Повестка любого закрытого собрания,
на котором присутствуют триста человек, перестает быть тайной, как только
открываются двери. В эту минуту для него не составит труда смещаться с
делегатами и, притворившись одним из них, выяснить, о чем шла речь. Но при
этом у него не будет интересных деталей, связанных с поведением отдельных
людей - материала, столь ценимого дирекцией "Тайма" и читателями этого
журнала.

- А в этом, как его там, сапуне нет балкона?

- Есть маленький, но на него рассчитывать не приходится. Я уже
проверил. Там будет дежурить пара их людей. И кроме того, все микрофоны
сейчас отключают.

- Черт бы их побрал! - выругался местный газетчик. - Шпионов они
боятся, что ли?

- Видно, кое-кто из них хочет высказаться, но не хочет, чтобы это
было зафиксировано, - думая вслух, промолвил Кваратоне. - Эти узкие спецы
никогда не занимают твердых позиций - во всяком случае, по расовым
вопросам. Но деваться им некуда, уж коли встали перед дилеммой - либо
единодушно покинуть отель, либо создавать видимость, так - пошуметь для
отвода глаз. В этом отношении ситуация, я бы сказал, сложилась уникальная.
- А если так, подумал Кваратоне, то и репортаж может получиться более
острым, чем он предполагал. И он решил во что бы то ни стало придумать,
как проникнуть в зал.

- Мне нужен план этажа, где будет проходить заседание, а также этажа
над ним, - вдруг сказал Кваратоне. - Понимаете, не просто расположение
комнат, а технический план, на котором отмечено все - стены,
вентиляционные ходы, потолки и прочее. И мне нужно это быстро, так как в
нашем распоряжении меньше часа.

- По правде говоря, я вовсе не уверен, что такой план существует,
сэр. Но так или иначе... - И старший посыльный умолк при виде того, как
Кваратоне вытащил из кармана пачку двадцатидолларовых банкнот и сорвал
бумажную ленту.

Пять банкнот Кваратоне тут же вручил Чэндлеру.

- Доберитесь до кого-нибудь из ремонтной или технической службы. С
помощью этих денег. Вас я тоже потом не забуду. Встретимся здесь через
полчаса, если можно раньше - тем лучше.

- Слушаюсь, сэр! - Физиономия Чэндлера, так похожая на острую
мордочку хорька, расплылась в подобострастной улыбке.

- А ты займешься местными откликами, договорились? - сказал Кваратоне
репортеру из Нового Орлеана. - Возьмешь интервью в муниципалитете, у
видных горожан; хорошо бы поговорить с кем-нибудь из Национальной
ассоциации борьбы за права цветного населения. В общем, сам знаешь, что
требуется.

- Такой репортаж я и во сне сочиню.

- А вот этого делать не надо. Главное, внимательно следи за реакцией
людей. Кстати, хорошо бы поймать мэра в туалете - вот идея! Представляешь:
дает интервью и одновременно моет руки. Весьма символично. Может быть
отличным началом для репортажа.

- Ну что ж, попробую спрятаться в туалете, - весело сказал репортер и
с этими словами удалился: он тоже не сомневался, что за сверхурочную
работу заплатят хорошо.

А Кваратоне отправился коротать время в кафе отеля. Он заказал чаю со
льдом и машинально, потягивая напиток, обдумывал будущий очерк. Конечно,
на целый подвал не потянет, но если удастся найти острый и оригинальный
ракурс, таможне получить полторы колонки в номере, выходящем на следующей
неделе. А это доставит ему немалое удовольствие - ведь за последние недели
больше десяти очерков, на которые он затратил столько сил и старания, были
либо вообще отвергнуты нью-йоркской редакцией, либо сильно урезаны при
верстке. В этом не было ничего необычного, и сотрудники объединения
"Тайм-Лайф" привыкли мириться с неприятным сознанием, что пишут иной раз
впустую. Но Кваратоне любил, когда его печатали и замечали, если он писал
что-то стоящее.

В условленное время он вернулся в комнатушку для прессы. Через
несколько минут туда пришел и Херби Чэндлер в сопровождении моложавого
остроносого человека в рабочем комбинезоне. Старший посыльный представил
его: Чес Эллис, ремонтный рабочий. Тот почтительно поздоровался с
Кваратоне за руку, затем, постучав по свертку чертежей, который он держал
под мышкой, неуверенно проговорил:

- Мне ведь их вернуть надо.

- А они мне и нужны ненадолго. - Кваратоне помог Эллису расстелить
листы с чертежами и прижать загибавшиеся кверху углы. - Ну, где у вас тут
Салон дофина?

- Вот здесь.

- Я смазал ему про собрание, сэр, - вступил в разговор Чэндлер. - И
про то, что вы хотите услышать, о чем там будут говорить, хотя сами там не