интересно, что все это значит. Так это был другой? То есть, тот труп и тот
человек, который сюда приходил - это одно и то же лицо?
наконец-то получил право голоса. Он энергично помотал головой:
некрасивый. Милиции я про того не рассказывал, сначала забыл, потом огород
копал - времени не было, а потом было неудобно. Какая-то подозрительная
история...
особенного. Городской, одет хорошо, никаких там джинсов или ветровок -
костюм, рубашка, галстук... Не лысый, не лохматый, кажется, как-то гладко
причесанный. Ниже меня, но потолще, такой весь крепкий, рот широкий, нос
тоже. Мне показалось, что его как будто корова облизала...
губой? Брови гладкие и широкие и морда красная?
удовлетворением.
Гамильтоне! Потом приезжал почти осенью, когда я вернулась с озера. Как
это вам нравится?
как это нам нравится, было нелегко.
Все скрывают правду. Ни Тереза, ни Франек не сказали про этого мужика ни
единого слова. Если бы они все рассказали, убийца бы уже давно сидел в
тюрьме, и все стало бы ясно. А так что? Милиция халтурит. Показатели
падают.
хочу сказать, много бы это им дало? Парень, как видно, может свободно
путешествовать, вот он и смылся в Канаду. Говорите ка поточнее, что когда
случилось. Когда он был здесь, когда в Канаде и когда нашли труп?
этот разбойник появился 12 июля, первый визит Терезе нанес 10 сентября, а
труп нашли 17 октября. Короче говоря, труп можно было бы считать эффектом
бурного празднования именин часто встречающихся в стране Терез и Ядвиг,
если бы не имущество покойника. В любом случае, облизанный коровьим языком
обманщик мог быть убийцей. Между 10 сентября и 17 октября он успел бы
проехать не только от Канады до Польши, но и вокруг света. Но, точно так
же, он мог находиться и в любом другом месте.
про нас спрашивал?
поросились, времени опять не было, но этого я хорошо запомнил. Он был
посимпатичнее. Молодой, лет двадцати пяти, не больше, худой такой,
высокий, выше меня, они теперь все так растут...
громко сказал, что-то от ольхи, Ольшинский или Ольшевский, что-то такое.
Нет, не болезненно, просто худой. Выглядел здоровым. Он был симпатичный,
но уж слишком таинственный. Спрашивал о том же - про дядю Франека и его
потомков. Он сказал, что есть одно дело, которое тянется уже бог знает
сколько лет, его обязательно надо закончить, а без вас он не справится...
придется за нее платить, - предположила я.
Люцина. - Наверное, какие-то осложнения с наследством от дедушки Витольда.
Мы с этим не имеем ничего общего.
Франеком, - сказал Франек. - Много я ему рассказать не смог, тем более,
что телеграмма о смерти дяди тогда уже пропала. Я поискал в бумагах и
нашел какое-то довоенное или военное письмо, где был адрес в Варшаве, на
Хмельной. Он взял этот адрес. И еще он спрашивал разные вещи, почти о всей
семье, я даже удивился, откуда он столько знает. Ну, я и подумал, что в
конце концов и вы заявитесь...
эти адреса, то вы могли их у него взять! То есть, я имею ввиду, что вы уже
знали... То есть, милиция знала и могла вам сказать...
показывали. Я мог спросить, но было как-то ни к чему, потому что я тогда
забыл про того типа... И вообще, с милицией лучше не связываться.
По-моему, это какое-то семейное дело, только немного подозрительное...
знает Ольшинского?
слышала, причем здесь, в этих местах. Мне тогда было шестнадцать лет...
Франек.
- Столик у тебя по полу не прыгал? Духи тебе не являлись?
столом...
видела ничего серьезного, если бы за ваш счет не убивали чужих людей...
казалась туманной, но, тем не менее, что-то в этом было. Какая-то мрачная
тайна, касающаяся нашей семьи. Тереза жутко разволновалась, моя мамуся
стала выдвигать предположения, достойные попоны прадеда, Люцина подошла к
вопросу по деловому:
удовлетворением. - Пятнадцатого мы все были у Яди на именинах, а эту
жертву убили как раз пятнадцатого вечером. Нам никак было не успеть.
Ядя.
него остатки молока из ведра и оперся о дверной косяк.
фотоаппарат, как будто это кое-что, которое знал Франек, необходимо было
запечатлеть.
Кажется, какая-то семейная тайна. Понимаете, это было так. В самом начале
войны, третьего или четвертого сентября, в тридцать девятом году, сюда
приехал какой-то тип. Он поговорил с отцом и отдал ему какое-то письмо.
Конверт. Я тогда был маленький, только девять лет исполнилось, и увидел
все случайно. Вы же знаете, что мои старшие братья погибли, один на
фронте, другой партизанил. У отца тоже срок подходил, войну он пережил, но
чувствовал себя все хуже. Он страшно жалел, что остался только я,
несовершеннолетний - в случае чего, сам не справлюсь. Пару раз он
собирался мне что-то сказать, но все откладывал, ждал, пока я постарше
стану. Только перед самой смертью, а мне тогда уже двадцать стукнуло, он
выдавил из себя, что у нас есть какие-то сбережения. Я понял, что это он
про тот конверт. А потом он почти не разговаривал, слишком долго ждал,
пока я вырасту. Я узнал только одно: пока жива мать тетки Полины, нельзя и
слова сказать. Мне это показалось странным, я думал, он бредит, какое
отношение к делу имеет эта старуха, которую я и в глаза не видел. Тем
более, она к тому времени и умерла...
пятьдесят четвертом году.
знаю... Из того, что он тогда говорил, я понял, что усадьбы пропали - все
национализировали, но самое важное надо отдать. Что отдать и кому -
понятия не имею. Я потом искал этот конверт, чтобы оттуда хоть что-то
узнать, но он потерялся, до сих пор не найду. Мне это было важно, потому
что отец заставил меня поклясться, что я все сделаю как нужно, а я даже не
Орлов Алекс
Махров Алексей
Посняков Андрей
Бажанов Олег
Контровский Владимир
Пехов Алексей