Рэймонд ЧЭНДЛЕР
ПРОЩАЙ, МОЯ КРАСОТКА
Глава 1
начинались кварталы уже сплошь негритянские. Я только что вышел из
небольшой, на три кресла, парикмахерской, где по предположению шефа моего
агентства мог работать Дмитриос Алеидис.
заявила, что не пожалеет денег, лишь бы вернуть его домой. Сумму, правда,
назвала скромную. Я же так и не нашел парикмахера Алеидиса, и миссис Алеидис
так мне ничего и не заплатила.
на выпуклые неоновые буквы - "Флорианс". Так назывался магазин с баром на
втором этаже. На расстоянии футов десяти от меня стоял какой-то человек и
тоже глазел на эту вывеску. Потом, переведя взгляд на пыльные окна, он не
шевелился и на них взирал некоторое время с какой-то восторженностью, словно
эмигрант-рабочий, впервые увидевший статую Свободы.
ростом и, пожалуй, не шире, чем пивная бочка. Руки его свободно висели по
бокам в толстых пальцах дымилась забытая сигарета.
стоил этого. На нем были серые фланелевые широченные брюки, грубая
спортивная куртка серого цвета с мячами для гольфа вместо пуговиц,
коричневая рубашка, желтый галстук и из крокодиловой кожи туфли с белыми
вставками на носах. Из нагрудного кармана каскадом ниспадал платок такого же
ярко-желтого цвета, как и галстук. В довершение костюма на черной кучерявой
голове косо сидела изрядно потрепанная шляпа, за ленту которой была заткнута
пара разноцветных перьев, но они казались откровенно лишними. Даже на
Сентрал Авеню, видевшей самые экстравагантные наряды, он выглядел настолько
естественно, насколько естественен тарантул на праздничном пироге.
выглядели слишком изящными для человека таких размеров, а в глазах,
спрятавшихся под тяжелыми, почти сросшимися на широкой переносице бровями,
просматривался блеск, похожий на слезы, что часто встречается у сероглазых
людей. Он еще долго стоял неподвижно, как статуя.
двери, закрывавшей лестницу на второй этаж. Прежде чем толкнуть дверь, он
окинул улицу безразличным взглядом.
что он собирается ограбить магазин. Но не в этой же одежде, не в этой шляпе
и не с таким же телосложением!
возвратились на место, как вдруг резко распахнулись наружу, и что-то,
неопределенной тенью пролетев через тротуар, гулко приземлилось на асфальт
между двумя припаркованными машинами, издав высокий пронзительный вопль,
похожий на визг загнанной в угол крысы. В следующее мгновение оно медленно
поднялось, подобрало шляпу и нетвердо шагнуло на тротуар. "Оно" оказалось
худым, узкоплечим, смуглым юнцом в сиреневом костюме с гвоздикой в петлице,
У парня были блестящие гладко зачесанные назад иссиня-черные волосы. Из
открытого рта с минуту доносился жалобный вой. Затем он небрежно надел шляпу
и косолапо, бочком направился к стене. Заметив рассеянно смотрящих на него
людей, внезапно повернул и медленно поплелся вдоль квартала.
не касалось, а поэтому я толкнул двери и заглянул вовнутрь, В тот же момент
из полумрака возникла рука, в которой я весь мог поместиться. Ручища
метнулась к моему плечу и, больно его сдавив, тут же втянула меня через
распахнувшиеся двери и поставила на нижнюю ступеньку лестницы. Глубокий
мягкий голос произнес:
сверху доносились неясные звуки, но на лестнице мы были одни. Большой
человек торжествующе уставился на меня, продолжая терзать мое бедное плечо.
его вышвырнул?
мурлыкал огромный человек, - Велма всегда работала здесь. Маленькая Велма.
быстр, как кошка. Он начал "жевать" мои мышцы своими железными пальцами, -
Да, - повторил он, - маленькая Велма. - Я не видел ее восемь лет. Так ты
говоришь, что здесь сборище цветных?
пространство для локтя. Пистолета у меня не было. Для наблюдения за
Димитриосом Алеидисом он не требовался. Я сомневался и сейчас в его пользе.
Огромный человек запросто отобрал бы его у меня.
который уже раз, мое плечо в покое.
ссорился со мной. Давай пойдем наверх и, может, чего-нибудь погрызем.
- Восемь долгих лет прошло с тех пор, как мы попрощались. Она не писала мне
шесть. Но у нее, возможно, есть причины. Она красивая... Давай мы с тобой
пойдем наверх, а?
носить. Дай мне идти самому. Я же в порядке! И уже совсем взрослый. В ванную
хожу один, и все такое. Не носи меня!
взмокла.
Глава 2
ними. Большой человек легко толкнул их пальцами, и мы вошли в помещение. Это
была длинная узкая комната, не очень чистая, не очень светлая, не очень
бодрящая. В углу у кассового стола в конусе света торговались и болтали
негры. По правую сторону вдоль стены располагался бар. Остальную часть
комнаты занимали маленькие круглые столики. Было несколько покупателей,
мужчин и женщин. Все негры.
как в, затонувшей лодке. На нас смотрело несколько пар коричневых глаз,
сидящих на лицах от серого до черного цвета. Головы посетителей "Флорианса"
медленно развернулись в нашу сторону, глаза, враждебно сверкнув, уставились
в зловещей тишине на представителей другой расы.
подтяжками через широкую спину опирался о стойку бара. У него на лбу было
написано, что это вышибала. Он лениво повернулся и стал смотреть на нас,
облизывая широким языком толстые губы. Его лицо было измочалено так, что
казалось, по нему били всем, чем угодно, кроме, пожалуй, ковша экскаватора.
Оно было расплющено, избито, изрубцовано. Этому лицу нечего было бояться. С
ним было проделано все, до чего только можно додуматься.
мочки. Негр был высок и необъятен. Громадные тяжелые ноги выглядели немного
кривыми, что в общем-то необычно для негра. Он подвигал языком еще немного,
улыбнулся и, сдвинув с места свое тело, пошел к нам походкой борца, слегка
приседая. Большой человек молча ждал его.
на грудь большого человека. Но там пятерня выглядела экзотической брошью. Не
более того. Большой человек не шелохнулся. Вышибала улыбнулся:
задвигал маленькими серыми печальными глазами, осматривая комнату. Щеки его
слегка порозовели.
улыбаться. Он изучал одежду большого человека, его коричневую рубашку и
желтый галстук, грубую куртку и белые мячики на ней. Он поворачивал свою
крупную голову и изучал все это под разными углами. Он посмотрел вниз на
крокодиловые туфли. Казалось, его это забавляет. И он деликатно, но
посмеивается над увиденным. Мне стало его немного жаль. Но негр снова
вежливо заговорил:
ничего. Проваливай, приятель, проваливай!
точно во сне или как будто был один в лесу, где собирал фиалки. Я полез за
платком, чтобы вытереть вспотевшую шею.
публику. - Велма здесь работала. Но Велма не работает здесь больше. Она
уволилась. Давай, давай!
- сказал большой человек.
Он убрал руку с рубашки и словно удвоил ее, сжав в кулак, по размеру и цвету
похожий на баклажан. Очевидно, он должен был принять во внимание то, что
публика ценила его именно за крутые меры. Он принял это во внимание и