самые доверенные люди, плюс, визуально, иноклиенты, но те не в счет,
старшая сестра, две подруги и мясник Мишка. Сестра - вне подозрений,
пропив мозги в прах, умудрилась сохранить единственное водившееся за ней
достоинство: язык за зубами держала намертво, к тому же любила
младшенькую. Подруга Светка - трусиха, зависит от Акулетты на все сто,
наконец, хранит свои побрякушки и кое-что из денег у Акулетты, значит, при
грабеже теряет кровное. Оставались иногородняя подруга и Мишка Шурф - у
мясника всякого люда пруд пруди, верить не хотелось, не получалось, но и
другого ответа не видела.
нежданного-негаданного изнасилования. Дур всегда подлавливают между первым
и вторым этажом, при полном безлюдии, неработающем лифте и заедающем замке
двери в подъезд - на улицу не выскочишь.
Акулетты единственная нормальная, не гуляет, не крутится, не рвется к
деньгам, десять лет замужем и довольна, любит мужа, уверена, что Акулетта
журналистка и в силу необходимости одевается так, чтоб не стыдно
подступиться к иностранцам для взятия интервью. "Как же ты берешь эти
самые интервью? Неужто вопросы подходящие приходят в голову? Как же ты
выспрашиваешь их? С магнитофоном что ли?" - "Так и выспрашиваю, - Акулетта
поражалась наивности подруги - удивительно, и собой недурна, а дремучая -
жуть, - иногда безо всякого магнитофона. Все решают личные контакты!"
Подруга замирала от восторга и значительности миссии, возложенной на
Акулетту.
мать, у нас дел полон рот.
катала. Женщина откинулась на спинку: одной войти нельзя, вдруг ее
поджидают с паяльной лампой, чтоб сама показала, где что? Только
уверенность грабителей, что сквозь плотные шторы и лучик не просочится, их
подвела. Или... покидая поспешно квартиру забыли выключить свет и комнаты
пусты? Если она притащит Леху, завтра весь город узнает, что Акулетту
очередной раз чесанули вчистую, и все поддельно примутся жалеть, в душе
радуясь: ну что, дурища, опять...
от ее наезжающих издалека кавалеров.
если там целая банда орудует, надо тащить мужиков из машины на разведку,
но тогда огласки не миновать, а вместе с ней и смешков за спиной в любом
кабаке.
ощутила уверенность и силу, нагнулась в салон:
откажется, или не его рука два раза, будто невзначай, гладила колено
дремлющей Акулетты.
в комнатах на две жизни. Господи, неужели сначала? Маска неприступности
всегда украшала Акулетту более всего, но злоба преображала ее в редкостную
красавицу. Леха выбрался из машины и оцепенел пораженный: в свете уличного
фонаря Акулетту будто перетащили из кинопавильона, где удачливый режиссер
залучил на съемки звезду всех времен и народов. Акулетта не отрывалась от
полосок света, выбивающихся сквозь собственноручно подшитые шторы. Четыре
валета перехватил взгляд, случайно догадался или расшифровал ее тревоги -
не узнать - уточнил:
пересудами, пусть ржут, ее не утопить, снова начнет с нуля, снова
поднимется, превзойдет себя, и тогда уж ни одна живая душа не проведает,
где она обретается, ни единая, даже мать, о сестре и разговора нет.
заваливаются и все же не утерпел: - Может, полюбовничек хмельной забрел?
Не совладал со страстишкой... в разогреве?
пылающих злобой глаз брызнули слезы.
железяками из багажника, процессия двинулась к подъезду потерпевшей.
угнали наверх, на первом этаже распахнули дверь, лестницу одолевали,
стараясь не шуметь, более всего опасаясь, что неожиданно распахнется дверь
случайной квартиры и ополоумевший спросонья бухгалтер или старший инженер
завопит, узрев мужиков с гаечными ключами и шампурами в руках под
водительством женщины невиданной красоты.
вытащил изо рта жвачку и залепил глазок, Акулетта отметила: для грядущих
россказней о деталях ограбления подругам - находка.
никуда не денутся.
Акулетты, и все они увидели, как Леху окатила волна удушливой бледности и
заплясал кадык.
скроить улыбку бесстрашия - жалкое зрелище. Акулетта окинула взглядом всех
четверых: не мужики! Эх ма, трусят - потеют гуще бабы, наквасили бабок и
вознамерились жить бессрочно, жрать да пить, в многогодичном ублажении
себя любимого и протянуть до отмеренных пределов.
кота. Может, зверь вышагивает, выгибая спину скребет порог, уцелел кот?
Изнеженный, промытый, надушенный лучшими парфюмами хозяйки, такому раз
ткни кованным ботинком в морду, глядишь, издох. Акулетта еще раз обежала
взором защитников с шампурами и разводными ключами. Всех отдала б за кота,
все их жизни загубленные и подлые за одного кота, не раздумывая. Шагнула к
двери, и мужики горохом посыпались от двери с расчетом, что если начнут
палить, оказаться вне досягаемости пуль. Акулетта от двери на отступала,
жуткая усталость поразила ее сразу после нажатия кнопки, пришло
успокоение: будь что будет, если конец, то и не понадобится горбатиться,
снова карабкаться, снова гнуться, вертеться, целовать щербатые рты,
гладить сальные, редкие волосенки, эх, ма, припомнилось из далекого
детства, из уст соседки, что лузгала семечки на завалинке, ухарское: эх,
ма, никак не подходящее, не ожидаемое в устах женщины, обликом и повадкой
напоминающей богатую итальянскую аристократку.
глядя вниз, тапочки и побрел в туалет. Сливной бачок выплюнул воды с
хрипом и негодованием. Дурасников завернул в ванну, ополоснул руки,
оглядел в зеркале во всю стену красную рожу с заплывшими щелями глазенок,
дотронулся до набрякшего века и тут уперся взором в левую подмышку,
отраженную в зеркале, а в подмышке ядреный гнойник. Фу ты, ну ты!
Дурасников сызмальства заимел склонность к фурункулезу, намаялся
по-молодости, потом соки жизни поприглохли, научился их усмирять зампред
густой смазкой йодом, и вот вдруг вылез бугор с бело-зеленой головкой, как
раз накануне поездки в баню, накануне решительного штурма подруги Наташки
Дрын, обещающей ласки Светки, который предопределил себе Дурасников в
грядущую субботу. Зампред вытянул ящик с лекарствами: переворошил
разноцветные таблетки в целлофане, горчичники, пипетки, десяток упаковок
перцового пластыря и, наконец, откопал пузырек йода. Толстые пальцы
неуверенно вытянули резиновую пробку, Дурасников ваты не взял, хотел
приложить горлышко пузырька к гнойнику, прижать плотно и окатить наглое
вздутие прямо из стекляшки... неожиданно в спальне сорвался будильник,
фальцетно и неправдоподобно громко в тишине ночной квартиры, пальцы
Дурасникова дрогнули, скользкое тельце пузырька вывернулось и,
разбрызгивая йод по сторонам, полетело к полу. Любимые тапочки зампреда
покрыли вызывающе черно-коричневые пятна, на полу растеклось напоминающее
дулю озерцо, а на полах светлого халата, только что купленного на
доставшиеся в подношение чеки, зачернели полосы, будто ветвящиеся рукава
дельты реки, мощно впадающей в море.
Апраксина с серией мелких неприятностей, посыпавшихся в последние дни и
как бы предупреждающих: это цветочки, это цветочки, цветочки это...
Возможно, панически настроенный Дурасников проявил чрезмерную склонность
ковыряться в мелочах и связывать события незначительные, и попросту
пустячные, придав весомость происходящим переменам.
себя любую вину, лишь бы отвратить крик мужа.
поближе поднести к лицу жены и сразу не сообразив, что задачу поставил
неразрешимую, - вот халат... видишь, из-за прыща...
удавалось совместить причину стояния мужа в кухне среди ночи, упоминание
халата и таинственного прыща. Все тяготы понимания недоступного жена
Дурасникова давно возложила на себя, исходя из очевидного: она всегда
неправа, муж всегда прав.
Березин Федор
Дальский Алекс
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Шилова Юлия