простое, требовало обстоятельного обмозгования. Лапища подперла срезанный
подбородок, придававший Филиппу неандертальский вид, особенно при
обнажении длинных, желтых и торчащих наружу клыков. Возобладала
умеренность. Бутылка исчезла с заваленного бумагами стола. Дурасников
погрустнел, но ронять достоинства не стал: не повторил, значит, не
повторил, упрашиваний Филипп не дождался.
куда там, и без того отогрел по-царски. Филипп объяснения принял, между
прочим, обронил:
чистой любознательности? Гражданский темперамент, то да се? -
поинтересовался Филипп, не хуже Дурасникова сознавая: любознательность,
как мотив, не лезет ни в какие ворота.
прикрытия: не только в исполкоме, не только в горсовете, еще кое-где
затаились дурасниковские доброхоты и по совокупности их симпатий и
поддержки вряд ли удалось бы недоброжелателю подковырнуть зампреда и все
же... Трифон Кузьмич наблюдал не раз, как, бывало, нарастал снежный ком
неприятностей, превращаясь в лавину, и сметал неудачливого икса, не взирая
ни на какое прикрытие. Однако в таком исходе Дурасников всегда распознавал
недорасчет пострадавшего, неумение унюхать заранее дыхание неприятностей
на своем затылке.
Умники, конечно, писать ловки, балаболят складно, но беда их в
малочисленности. В лености также, а наш брат числом велик, спайкой,
злостью, если хочешь... а как не злобствовать, ежели припомнить, откуда мы
вышли-пробились к сладкой жизни.
но... спасительное воздействие коньяка поумерилось, и вступать в
обсуждения с Филиппом расхотелось.
друг напротив друга. Заглянула канцеляристка, увидела сжавших губы,
обремененных государственными заботами представителей власти, шмыгнула в
испуге в коридорную тень, тихо прикрыв дверь. Филипп взял под козырек.
Дурасников потянулся было тож рукой к виску, мол, отчего ж не подыграть
Филиппу в мастерском, годами длящемся маскараде, но неожиданно допустил,
что канцелярская мышка подглядывает сквозь щель в двери, а уж подслушивает
вполне, и громко подвел итог посещению:
уяснив, какие приводные ремни заставили поступить Дурасникова именно так,
а не иначе.
новехоньких машины одного цвета, одной модели, будто яйца из-под одной
несушки. Похоже на парад, мелькнуло у Помрежа, а ноги уже понесли к своей
колымаге, тоже первогодку, но заляпанному грязью, с захламленным задним
стеклом, никак не сопернице трем красоткам.
мощный зад, копается в моторе "волги"-фургона.
оглядел обтянутый защитного цвета тканью, почти лопающийся под напором
мощных телес, зад, и ладонью с оттяжкой огулял Почуваева по
непредусмотрительно подставленному крупу. Ярость отставника не знала
границ, развернулся волчком, уже занеся кулак, наверняка бы опрокинувший
обидчика на тротуар, но узрев Помрежа - с Васькой ухо держи востро! -
сплюнул на асфальт, отматерился всласть и, не зная что ж предпринять с
зажатым до белизны костяшек кулаком, протянул:
сгладить шероховатости конфликта, приглашение к доброму общению, к
забвению стародавних обид и новорожденных упреков. Васька знал, чем
вывести отставника из равновесия, безразлично оперся о радиатор.
воссияла на всю проезжую часть.
подковырнуть, стервец, но честен в делах, как и сам Почуваев - при
расчетах червонца не утаит. Деньги с клиентов, с тех, кому негде спать,
кому негде играть, кому некуда приткнуться с дамой сердца - да мало ли
нужд в многомиллионном городе, где гостиничное место невидаль, а ночная
жизнь и вообще глупая шутка - так вот воздаяния все, и от Почуваева, и от
Васьки Помрежа, в чем отставник не сомневался ни на миг, без утайки
поступали к Фердуевой, и только хозяйка определяла долю
сторожам-надсмотрщикам. Сколько всего Почуваевых ходило под Фердуевой,
никто не знал, но дело разрасталось, и каждый понимал, что Фердуевский
замысел - чистое золото: народ на службу заявляется, положим, к девяти, а
смывается, скажем, в восемнадцать ноль-ноль и, считай, с семи вечера до
утра следующего дня двадцатиэтажное, или, напротив, приземистое,
тысячекабинетное здание с холлами, телевизорами, холодильниками целиком в
безраздельном владении подремывающего Васьки Помрежа, Почуваева или других
представителей их цеха.
растворил взор в даме, вышагивающей с противоположной стороны улицы,
грохнул так, что Ваську аж подбросило. Вот и квиты, возрадовался Почуваев,
но вслух, придав голосу наибольшую любезность, изгнав и намек на
командность, водившуюся за Эм Эмом по старой офицерской привычке,
возгласил:
погребу с солениями, к штабелям дров.
возрастов и повадок, один глянул на Помрежа и наклонился, шепнув на ухо
напарнику.
и прикинул: сейчас или минутой-другой позже появится Фердуева, знал, что
хозяйка всегда заранее заказывает такси и объезжает стрелки-места встреч,
проводя переговоры с нужными людьми.
собирался. Три машины укатили быстро и в разные стороны.
коричневых, облупленных до неправдоподобия дверей. Кралась, похоже, вдоль
стены, более ничего, но Помреж сразу вжал тормоз аж до хруста в
голеностопе. Выскочил из машины, бросился к Фердуевой. Хозяйка сразу
заприметила подбегающего Помрежа, но продвигалась вдоль стены также
медленно, похоже в любую секунду рассчитывая опереться о кирпичную кладку:
необыкновенной черноты глаза Фердуевой смотрели сквозь Помрежа и далее,
сквозь улицы и дома, в неведомую даль: если бы Васька не замер раскинув
руки, Фердуева так и проскользнула мимо, незнакомая, молчаливая, может,
сдвинув рукой Помрежа чуть в сторону, как неодушевленный предмет.
воздух тройку машин: лишь широкие колеи, дырчатые от шипованных шин в
привычной грязевой окантовке тротуара и остались. Помреж схватил женщину
за плечи: медленно, глазом лекаря, прошелся по лицу, шее, пытаясь
различить следы расправы. Только бледность и безразличие.
велика наука: и отцы, и деды подсказать могут.
Фердуева отстранилась, поежилась:
несвоевременно бросить Помрежа в нештатной ситуации.
потеряет сознание, сейчас лишь тонюсенькой нитью связанное с явью.
настороженность, готовность в любую минуту схлопотать пинок и, если
удасться, дать деру.
бугристые, цементные швы, припала лбом к кирпичу.
желчи. Фердуева тряслась на руках у Васьки, будто включенный отбойный
молоток на бетонной плите, и без того лошадиная морда Помрежа вытянулась
еще больше. Люди останавливались, глазели на чужое лихо каждый с особенным
выражением, подчеркивая отношение к происходящему.
изгаженную тряпицу в урну. Хозяйка, сумеречно соображая, неожиданно
заявила:
использовать его для утирания Фердуевой, корчи отпустили, Васька нагнулся,
зачерпнул снега, ладонью мазанул по лицу женщины, смыл смрадное месиво,
еще двумя тремя горстями снега обтер дочиста и уже насухо промокнул
шарфом.
- Помреж поволок хозяйку к "жигулям".
Свержин Владимир
Орлов Алекс
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Никитин Юрий