сопля на краю урны.
стерпели и козлов и соплю, развернулись и зашагали в зал.
говорить, один так отчесал двоих громил, будто продавщица гастрономии
униженно выпрашивающего еще один батон синезеленой колбаски.
они сдались, но растревоженная душа, возбуждение, подогретое страхом, не
терпели одиночества: пусть, покуражусь для снятия напряга и вышвырну, а
может еще чего учиню, народец подготовленный, верхне-нижнее образование.
то высунет нос, то скроется в потоке, то объявится вновь. Васька
размягчался от вливания в уши щебетания девиц, тепло разливалось по телу,
будто с мороза стакашик водерсона опрокинул.
помрежевский багажник, замерла машина - та самая. Помреж вцепился в руль и
пожалел, что стекла не бронированные, а в ящике для перчаток не воняет
смазкой наган.
дверщика: талдычил, что дырка лишняя в двери все одно, что на капроне,
угроза неприступности. Поверила Нина Пантелеевна, теперь колотилась, да
что проку? Стала сдвигать задвижки, надеясь, что три толстые цепи одна над
другой, почти якорные, выдержат, в случае чего, рывок с лестничной клетки.
уверяла, что не слышала ни звука и что у нее толстая шапка, а в подъезде
тявкала псина и вроде лифт тащился, сминая скрежетом членораздельную речь.
цветущая рожа Дрынихи издевательски напоминала о предстоящих хлопотах в
части борьбы с нечистой работой мастера-дверщика, и пышущая здоровьем
Наташка ярила еще и тем, что нет и нет ее неделями, а в самый неподходящий
момент заявляется и сияет румяными щечками с холода ли, от естества - не
разберешь.
пожалела: и дернула нечистая за язык: ну поохала Наташка, попричитала,
покрякала про участь нелегкую, женскую, прошлась вскользь по мужикам, даже
Пачкуна - разлюбезного дона Агильяра - краем задела, ну и что? А глазенки
сверкают, радуется, что не с ней, что свободна и чиста, а вот Фердуевой
предстоит муторное, занимающее время, отвлекающее от дел и гулянок.
Пачкуном или около того и ни разу, ни разу... подозрительно, хорошо если
дон Агильяр пуст по производительной части, а если Наташка не плодоносна,
тогда что?
Наташка притащилась? Не с визитом же вежливости, раз ничего не продает и
не покупает.
влияние на Светку Приманку, могла поднажать, прикрикнуть, чтоб у Приманки
и в мыслях не торкнулось водить за нос Наташку в банную субботу.
Дурасников, если не встретит Светку, не заграбастает младые телеса, решит,
что и завсекцией, и Пачкун вытянули его для обработки, для устроения
собственных делишек, а вовсе не желая рукотворно способствовать мужскому
счастью Дурасникова. Дрыниха канючила про неуправляемость Светки, про
вечные опоздания, приключения, объяснения, необязательность, смахивающие
на откровенное наплевательство.
тогда не понадобится чистка? Жар, случается, отрывает плод от места, к
тому же, Светка должна Фердуевой, Мишка Шурф замаялся выбивать, слышно
только одно - вот-вот! Завтра! Еще денек-другой! Фердуеву роль
ожидательницы не грела. Выходило и ей отправиться в субботу на дачу к
Почуваеву, попариться, снять напряжение недели, попытаться свести на нет
усилия мастера-дверщика по продолжению рода Фердуевой, а заодно и выбить
деньгу из Приманки, есть резоны.
Попробовали бы отказать! Наташка всплеснула руками. Все рады-радешеньки
видеть нашу красавицу на субботнем празднике. Нет проблем! Нет проблем!
Сыпала Наташка излюбленным пачкуновским. Фердуева потянулась к телефону,
вызвонила Светке, не застала, с досадой швырнула трубку.
ругательством.
неподдельность, свидетельствовали, что не отдавать Фердуевой вовремя не
только глупо, но и опасно для здоровья.
все орут, ненавидят, никто в толк не берет, что за так ничего не
обломится, преж, чем урвать пайку сверхнормативную, намнут бока до
синюшности. Объявляешься в "двадцатке" ни свет ни заря, выбираешься
затемно. Никакой личной жизни! Наташка плакалась, и сияющий вид ее, и
пышущие алым щеки опровергали стенания завсекцией.
задолженность Приманки неосторожно. Распрощались дружелюбно. Перспективы
на субботу прояснились. Фердуева понимала, что Наташка явилась по наущению
Пачкуна, и лишний раз поразилась напору начмага, его умению промазывать
свои дела, проталкивать, обеспечивать их неизменную успешность.
городского центра, так, чтоб лишний глаз не узрел, лишнее ухо не услышало
любезную пару сотрапезников.
схеме: около трех обед в ресторане Речного вокзала с обилием блюд, в коих
Филипп знал толк; после всего, через дорогу от вокзала - квартира человека
Филиппа, предоставляющего убежище на три-четыре часа для услад начальника.
так как добирались чаще на госмашине, помалкивал - береженого и Бог
бережет - хотя проверке водителей уделял первостепенное внимание.
истории с "Белградом", после налета толкачей от северных, после ряда
неудач тактического свойства, Нина Пантелеевна сочла разумным перетереть
события последних недель с башковитым Филиппом. К тому же начальная
беременность освобождала от опасений в объятиях Филиппа. Коротконогий и
цепкий защитник привлекал Фердуеву особенно уродством и звериной повадкой:
о чувствах смешно говорить, однако неприязни кавалер не вызывал, скорее
уважение за напор и чрезмерное нахальство, кое и придается природой таким
уродцам косорылым да свиноподобным для компенсации недостатка внешних
данных.
Филипп, смеясь рассказывал о кручинах Дурасникова, об играх хитрющего
Пачкуна, об исполкомовских сплетнях. Попытки Фердуевой исподволь выведать
нужное о других, прикрывающих сторожевое дело, Филипп разоблачал мигом и
сразу пресекал, показывая, что сведения точные, облегчающие конкретные
шаги, высвечивающие темень непростых путей денег стоят, что, впрочем,
Фердуева и без него знала преотлично.
что в средине хмельных семидесятых, тяжкие телесные тоже двинулись к
снижению, а вот корыстные цветут и пахнут, растут, будто и поливают их, и
удобряют, никак не остановишь. Фердуева смекнула, что Филипп успокаивает,
мол, корыстные у нас с тобой так замазаны - не подкопаешься, а дырявить
людей сейчас охотников меньше и меньше, все жить хочут, гулять по буфету.
Фердуева в цифирь не верила, цифры где-то там, в небесах, бесплатно парят,
а живые люди, известные ей лично, пропадают и... с концами или
отыскиваются да в таком состоянии, что хоронить подчас нечего.
спесь с кавалера.
полыхнул огнем в остатках его красной шевелюры.
лапищу правоохранителя.
глянул на разодетых юнцов-спекулянтов, гуляющих через два стола. Сопляки,
девок поят, кормят, платят девкам, а Филиппу еще причитается наличностью
от такой женщины. Дела.
перебрал содержимое, ишь, как хочет повышения, в лепешку расшибается,
отметим рвение да не так быстро, как рассчитываешь, малец, надо еще
поводить на лесе, подергать, чтоб знал место, чтоб не вознесся до срока,
когда еще обрастешь такими людьми, как дружки Филиппа.
убогое: разделась под приглядом Филиппа, не исключая, что для не первой
молодости правоохранителя ее раздевание может трепетнее, чем последующие
кувыркания.
впитывал словесный портрет. Когда Фердуева нырнула под одеяло, Филипп
взгромоздился, не разоблачаясь, на край кровати, в этот миг с треском
подломилась ножка, ложе накренилось, ткнулось углом в пол, из матраца от
удара вознесся к потолку столб пыли.
Доценко Виктор
Ильин Андрей
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Ильин Андрей