поживиться.
небольшую комнату, выдержанную в голубых тонах, главное место в которой
занимала огромная двуспальная кровать. Рядом стоял низкий испанский
туалетный стол со светильниками из желтого металла.
деточка, скидывай штанишки. С сопливой черной шлюхой желают поразвлечься".
блестящее тело полотенцем, пижама уже лежала на кровати. Кэрол понимающе
ухмыльнулась, но не притронулась к ней. Сбросила полотенце и медленно
пошла в гостиную. Этого озабоченного недоумка там не было. Заглянула в
дверь небольшого кабинета. Он сидел за массивным столом, освещенным
старомодной лампой. Стены от пола до потолка были заставлены книгами.
Кэрол подошла сзади и поцеловала его в шею.
терпеть. - И прижалась к нему. - Чего мы ждем, кукурузина? Если ты не
трахнешь меня немедленно, я рехнусь своим малым умишком.
глазами.
цветной, и тут ничего не поделаешь, но кто тебе сказал, что обязательно
быть пропащей, курящей марихуану шестнадцатилетней потаскухой?
Может, для возбуждения ему нужно сначала помордовать ее? А может, он как
преподобный поп Дэвидсон? Сначала помолится над черными прелестями,
наставляя на путь истинный, а потом трахнет? Попытаемся еще раз. Она
сунула руку ему между ног и стала гладить, шепча:
была в таком обалделом состоянии. Не похож ведь на "голубого". Да разве по
нынешним временам разберешь?
Кэрол. Доктор Стивенс спрашивал, что она думает о Вьетнаме, гетто,
студенческих беспорядках. Всякий раз, когда казалось, будто Кэрол наконец
поняла, что ему нужно, он переключался на другую тему. Они говорили о
вещах, о которых она слыхом не слыхивала, и о том, в чем считала себя
непревзойденной искусницей.
пытаясь вспомнить то слово, мысль или магическую фразу, которая
перевернула всю ее жизнь. Так ничего и не вспомнив, в конце концов
сообразила: никакого магического слова не было. То, что сделал доктор
Стивенс, было проще простого. Он говорил с ней. По-настоящему говорил, как
никто и никогда. Он обошелся с ней, как с равной, чьи суждения и чувства
заслуживают внимания.
голая, и пошла в спальню надеть пижаму. Он последовал за ней, сел на край
кровати, и они опять говорили. О Мао Цзэдуне, о хула-хупе, о
противозачаточных таблетках. О матери и об отце, которые не состояли в
законном браке. Она рассказывала ему о том, чего никогда никому не
доверила бы. О вещах, засевших глубоко в подсознании. И наконец заснула в
состоянии полной опустошенности. Как будто ей сделали серьезную операцию и
выкачали целую бочку отравы.
изменившимся тоном: - Ты можешь взять эти деньги, выйти отсюда, и никто не
будет докучать тебе до следующего раза, когда опять попадешь в полицию. -
Помолчав, продолжал: - Мне нужна секретарша в приемную. Кажется, это то,
что тебе нужно.
воодушевлением:
стольником в кулачке и помахать им перед носом парней и девиц у Фишмана в
Гарлеме, где тусуется их честная компания. На эти башли можно целую неделю
балдеть до потери пульса.
кислые рожи, та же унылая, скучная болтовня. Родной ее дом. Но из ума не
шла квартира доктора. И дело не в обстановке, а в ощущении чистоты и
спокойствия. Как будто маленький остров в каком-то совсем другом мире,
куда ей предложили пропуск. Что она теряет? Можно ведь попробовать смеха
ради, доказать доктору, что он ошибся - ни хрена из его затеи не выйдет.
умывальником, разбитым унитазом, рваной зеленой занавеской и продавленной
железной койкой, на которой частенько выделывала разные трюки и
разыгрывала целые представления. На этой койке она была прекрасной богатой
наследницей в Париже, Лондоне или Риме, а лежащий на ней мужчина -
красавец принц, умирающий от желания жениться на ней. И всякий раз, когда
тот, испытав оргазм, отваливался, ее мечта умирала. До следующего раза.
и поселилась с родителями. Пока училась, доктор материально ей помогал.
Школу закончила с отличием. Доктор присутствовал на выпускном вечере.
Глаза ее сияли от гордости: в нее поверили, наконец она кем-то стала.
Потом днем работала, а вечером посещала курсы секретарей. На следующий
день после окончания расположилась в приемной доктора Стивенса и сняла
собственную квартиру. Все эти четыре года доктор относился к ней с той же
серьезной учтивостью, что и в первую ночь их знакомства. Сначала ждала
каких-либо намеков на то, кем она была и кем стала. Но в конце концов
поняла: док видит в ней ту, какая она есть сейчас. Делает все, чтобы
помочь ей состояться как личности. Если у нее проблемы, всегда находит
минутку обсудить ею. Чего бы она не сделала для него! Когда угодно спала
бы с ним, даже убила бы ради него...
ответила Кэрол и заметила, как потемнели глаза Макгриви.
селектора. Прошло полминуты, и послышался голос доктора Стивенса:
полиции...
панику ее, но им нипочем не лишить самообладания доктора. Она вызывающе
посмотрела на них:
боковой двери, открывающейся из кабинета в коридор. А немного погодя
другая дверь, ведущая в приемную, отворилась и на пороге появился доктор
Стивенс. Какое-то время он разглядывал Макгриви.
Анжели.
дома. Письменный стол отсутствовал. Лишь удобные кресла и несколько
маленьких столиков, на которых стояли антикварные лампы. На полу -
красивый большой ковер. В углу - кушетка, покрытая узорчатым шелком.
Макгриви заметил, что на стенах нет никаких дипломов. Прежде чем прийти
сюда, он навел справки. Если бы доктор Стивенс захотел, все стены мог
увесить дипломами и всякими другими знаками отличия.
впечатлением. - Не отказался бы и свой дом обставить так.