Чтение 20–й страницы книги ~Парадокс Глебова~

пойду вперед, сопланетники, а вы следуйте за мной".

Попрощался Амир, запел веселую песню о жгучих глазах, прочитавших книгу
знаний, вдохновивших художников, испытывающих друзей и зовущих к жизни,-и
зашагал в Будущее.

На горизонте всходит Фело, в его лучах отчетливо виден удаляющийся силуэт
Вечного Юноши - Амира. Вот он обернулся на ходу, помахал рукой, и до нас
донесся его звонкий голос:

- Догоняйте меня, сопланетники!

Глава девятая

ЛО

Его жизнь была бы ровная, как ось иксов в прямоугольной системе
координат, если бы где-то ее не пересекла ось игреков, то есть своенравная
Юль... И все пошло по кривой, как говорят на Земле. Со стороны, быть может,
кому и забавно наблюдать развитие этой кривой, самой постоянной особенностью
которой было... ее непостоянство!

Врожденная склонность к глубоким анализам если не скрашивала горькие
минуты, то помогала ему не срываться в пропасть, а переходить через нее по
узкому мосту разумности и надежд.

И если бы я не боялся завести вас в пожелтевшие заросли рассуждений о
"ньютоновом яблоке", выбившем из головы великого англичанина закон
всемирного тяготения, я бы мог утверждать, что именно "жестокость" Юль стала
первопричиной будущих открытий Ло в науке о мышлении человека, психологии.

Он нередко задумывался над сущностью женщины, имея в виду Юль, хотя она
еще была только зерном и будущие всходы могли резко отличиться от
предполагаемых.

Из мальчиков он выбрал себе в друзья простоватого Ило. В учении тот
всегда был замыкающим вереницу своих сверстников, как последний вагон в
железнодорожном составе.

Ило нельзя было назвать глупым. Может быть, он и не был способен на
крупные открытия, но в конце концов умел разобраться в сложных вещах.

Мысли Ило напоминали набор старинных инструментов: они как бы сверлили,
буравили, развинчивали и свинчивали изучаемый объект, били по нему, словно
молоток, царапали, грубо ощупывали и еле-еле добирались до сердцевины.

Торжество победы, правда, оказывалось недолговечным: у Ило была
стыдливая, по словам Ло, память. Он недолго хранил новую истину, таявшую в
его голове, точно снежинка на горячей ладони.

Но в мальчишеских спорах он становился уверенным и сообразительным, с
точностью запятой отделял зло от добра, и его мнение безоговорочно
принималось в расчет.

У них было мало общего, и все же они дружили. Подшучивая над
рассеянностью товарища, Ло часто задавал себе вопросы: а что такое вообще
память? Почему она "умна": хранит необходимое (у большинства людей) и
выбрасывает ненужное? И почему она порой уклоняется от своих обязанностей?

Как-то учитель удачно сказал: "По тому, что ты помнишь, я могу составить
мнение о твоем характере; если я узнаю, как ты помнишь, я угадаю, кем ты
можешь стать..." Ло запомнил слова учителя.

Имея перед собой две "загадки" - Юль и Ило, - юноша присматривался к
остальным и убедился, что, несмотря на очевидную общность, в каждом человеке
много собственного, индивидуального, как в тех книгах, что он брал в
библиотеке, хотя все они - книги.

Постепенно формировались и научные интересы Ло: интеллект человека. Он
часами размышлял и анализировал ход своих мыслей, пока... пока извилистые
тропки его раздумий не выводили на основную магистраль - Юль.

Став ученым, Ло скоро добился успехов. Он не зря отличался "высокой
производительностью мышления", то есть выдающейся работоспособностью и
целеустремленностью.

Его верным помощником был Ило. Он действительно так и не нашел в себе
способности совершать открытия, но зато стал незаменимым собирателем фактов,
придирчивым программистом для счетных машин, хранителем статистических
данных, без которых живое дерево науки превратилось бы в телеграфный столб.

Углубляясь в область подсознательного и анализируя с помощью
кибернетических машин факты, собранные Ило, Ло пытался разгадать тайну
памяти у человека и животных.

На первый взгляд казалось, что тут все известно гаянской науке. Даже Ило
не переставал сомневаться в целесообразности работ Ло, но неизменно получал
ответ;

- Это не то сомнение, Ило, что могуче и созидательно... Науке не грозит
ожирение от полноты!

По его поручению Ило принялся ворошить историю изучения памяти и
скрупулезно отбирал все, не удо-стоенное должным вниманием предшественников:
спорное и неубедительно объясненное, бесспорное, но не нашедшее
практического применения, и гипотезы, отвергнутые ввиду их резкого
расхождения с общепринятыми взглядами.

Эту грандиозную черновую работу Ило выполнял с удовольствием.

- Ты знаешь, Ло, -сказал он,-в истории нашей науки собралось такое
кладбище идей, что даже по теории вероятности оно не может состоять только
из хлама. Мне почему-то чудится здесь какая-то закономерность. На свалку
отправляются не только калеки и недоноски, но и цветущие переростки... Роясь
в этом старье, можно сберечь немало времени.

День за днем Ло двигался к цели с нарастающей скоростью и нетерпением.
Если бы он мог работать на живом человеческом мозге-дело пошло бы еще
быстрее. Впрочем...

И Ло поехал в Центральную лабораторию мозга, руководимую знаменитым
Долом. Ученому было не более ста лет, но, невзирая на молодость и редчайшую
силу духа, Дол стал заметно сдавать: спокойствие- верный страж
мудрости-порой растворялось, как соль, в ручейке мелких неудач.

Дол был некрасив, как наш Вольтер, и так же умен, прямодушен и
саркастичен,-жесткая пища для женского любопытства. Гаянки ценили эти
качества, может быть, превыше всего, но их не узнаешь в мужчине с одного
мимолетного взгляда, а Дол редко бывал в обществе, не искал знакомств и,
вероятно, оттого остался холостяком.

Три года назад он утвердил в Совете рабочие чертежи и смету и принялся за
механическое моделирование мозга.

Собственно, принялся он не сам, а сконструированная им саморазвивающаяся
машина "Бер" - тогда еще как бы зародыш будущей механической модели самого
совершенного в природе вещества.

Первоначально машина имела небольшие размеры, но день за днем, со
всевозрастающим расходом энергии, она сама принялась обрастать миллионами
"невронов", вернее крохотными молектронными моделями нервных клеток, и
теперь грозила раздвинуть стены лаборатории.

Временами "запас знаний" у машины иссякал, и Долу приходилось подолгу
анализировать ее требования, приобретать недостающие знания самому, затем
передавать их запоминающему устройству своего детища и заново
программировать ее дальнейшую деятельность.

В такое время, несмотря на приличный штат опытных сотрудников, Дол
работал чуть ли не сутками. Его убеждали не перенапрягаться, отдохнуть, но
он лишь шутливо отмахивался. А так как каждый гаянец волен распоряжаться не
только своим временем, но и жизнью, если он считает это необходимым для
дела, - его оставили в покое.

Механический мозг Дола в последнее время стал и в самом деле проявлять
некоторую "осмысленность" и "разумную" самостоятельность-необходимое условие
для полного и правильного развития живого мозга человека. А после того как
она потребовала подключить ее в телепатическую сеть научных библиотек, он
стал относиться к ней почти как к существу.

Правда, заверши "Бер" свое развитие полностью, он и тогда останется
только механическим мозгом - без органов чувств глубины человеческих эмоций
ему не достичь. Но Дол иногда забывался и вел себя с ним слишком
по-человечески. "Бер" прерывал свою основную работу "в недоумении" и задавал
Долу трудные вопросы, потому что не только был "сведущ" во многом, но, как и
положено мозгу (хоть и механическому), "хотел знать все".

Дол встретил коллегу несколько холодно, но Ло не обиделся, скорее всего
он и не заметил этого.

- Я пришел к тебе, Дол, по важному делу. Ты знаешь, я тоже работаю в
области, близкой к твоей...

- Знаю, ани, и если смогу помочь - буду рад. Не обращай внимания на мое
настроение: это чудовище "Бер" загонит меня в Пантеон.

Поскольку "Бер" перед тем вел с ним молчаливую телепатическую беседу, он
немедленно отпарировал, излучив Долу и Ло:

- Я моделирую ваши мозги, ани! (Этому обращению он научился у Дола.)

Дол хотел выключить "Бера", но Ло остановил его;

- Я хочу, чтобы он тоже послушал меня...

Дол подумал и согласился.

- Мы давно не виделись с тобой, ани. Я нашел кое-что новое... По-моему,
человечество передает из рода в род не только наследственные признаки,
видовые инстинкты, но и, как я назвал ее, "позади идущую память", то есть
память о грандиозных событиях, влиявших на судьбу всего вида.

- Память?-настороженно переспросил Дол. - Из рода в род?

- Да, ани. Она хранится в определенном участке головного мозга, вероятно,
в этом районе, - Ло показал его на механической карте мозга, на стене.

- Этот район не изучен, - подтвердил "Бер". Дол встал, подошел к карте и
глубоко задумался.

- Возможно, ани, - продолжал Ло, - часть того, что хранится в этой
подсознательной памяти, иногда просачивается и в остальные участки, и тогда
мы ви-дим необычные и не до конца объясненные сны... В них встречаются