Эдгар Берроуз

Приключения Тарзана в джунглях

Полный перевод с последнего английского издания Л. и Н. Чуковских, Ф.
Маркушевич.
OCR, Spellcheck: Максим Пономарев aka MacX

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ ТАРЗАНА

В томной позе разлеглась Тика в тени тропического леса. Она была
обольстительна и женственно прекрасна! Так, по крайней мере, казалось
Тарзану -- человеку-обезьяне, который сидел, притаившись на нижних сучьях
дерева и не спускал с нее глаз. Если бы вы видели, как уверенно сидел он на
качающемся суку гигантского дерева в девственной чаще джунглей, если бы вы
видели его темную от загара кожу, палимую яркими лучами тропического солнца,
которое светило сквозь пышную, зеленую листву, шелестевшую над ним, -- его
стройное, мускулистое тело, приникшее к древесному стволу, сосредоточенное
выражение его склоненного вниз тонкоочерченного лица и томный блеск его
умных, серых глаз -- вы бы приняли его за воскресшего полубога античного
мира.

Вы бы не поверили, что он младенцем сосал грудь вскормившей его
отвратительной, волосатой обезьяны, и что со времени смерти его родителей в
хижине на далекой окраине джунглей, у него не было других друзей, кроме
упрямых самцов и злых самок из племени гигантских обезьян Керчака. И если б
вам удалось прочесть мысли, копошившиеся в его здоровом, нетронутом мозгу --
те тайные желания и мечты, которые проснулись в нем при виде Тики, -- вы бы
сочли историю происхождения Тарзана сплошным вымыслом. Разве мог страстно
полюбить обезьяну сын кроткой леди и гордого английского аристократа
старинного славного рода?

Тарзан и сам не знал тайны своего происхождения. Не знал, что он Джон
Клейтон, лорд Грейсток, имеющий почетное место в палате лордов. Да если б и
знал, он бы этого не понял.

Как, однако, была прекрасна Тика! Конечно, Кала была прекрасна, как и
все матери, но Тика была прекрасна по-своему -- той особой, невыразимой
прелестью, силу которой Тарзан стал смутно постигать.

Много лет Тарзан и Тика провели бок о бок. Они были товарищами в
детских играх, а Тика еще и теперь любила пошалить, тогда как ее
сверстники-самцы стали угрюмыми и мрачными обезьянами. Из всех былых друзей
детства, только они оба -- Тарзан и она -- сохранили природную свою живость
и игривость. Этим обстоятельством Тарзан (если б он стал размышлять) и
объяснил бы свое растущее влечение к молодой самке. Но сегодня, глядя на нее
сверху, с дерева, он в первый раз в жизни обратил внимание на ее красоту.
Никогда он об этом раньше не думал. Прежде, играя с нею в пятнашки или
прятки, он, как и все обезьяны их племени, восхищался лишь ее ловкостью и
быстротой в беге, ее уменьем прятаться в густых зарослях джунглей.

Тарзан стал почесываться, глубоко запустив пальцы в шапку своих темных
волос, обрамлявших его красивое, молодое лицо. Он глубоко вздохнул. Только
что открытая им красота Тики повергла его в уныние. С завистью глядел он на
мягкую красивую шерсть, покрывавшую ее тело. Свою собственную, гладкую,
коричневую кожу, он ненавидел всей силой своей души. Он и ненавидел ее, и
презирал, и питал к ней глубокое отвращение. Долгие годы он лелеял мечту,
что со временем и его гладкая кожа обрастет волосами, как у братьев его и
сестер, но теперь он уже не надеялся более. И большие зубы Тики, хотя и не
такие крупные, как у самцов, были во сто крат больше и красивее крохотных
зубов Тарзана. А ее морщинистый лоб, ее широкий, плоский нос, а ее рот!
Тарзан собрал свой рот в комочек, затем, надув щеки, принялся быстро-быстро
мигать глазами. Он, однако, ясно сознавал, что эта грубая имитация не
передает и в слабой степени подкупающей красоты и грации мимики Тики.

В этот солнечный полдень, когда он любовался ею, показалась на лужайке
еще одна обезьяна: Тог -- молодой самец.

Неуклюже топтался Тог по сырой траве почти на одном и том же месте.
Очевидно, он отправлялся в поиски за пищей, но мимоходом стал медленно
приближаться к дереву, под которым отдыхала Тика. Многие обезьяны из племени
Керчака находились тут же, поблизости. Одни бесшумно бродили по траве,
другие искали в тени деревьев прохлады от горячего полуденного зноя. Изредка
та или иная обезьяна подходила близко к Тике, но Тарзан не обращал на это
никакого внимания. Почему же он грозно сдвинул брови и судорожно напряг свои
крепкие мускулы, когда Тог остановился позади молодой самки и стал затем к
ней подползать?

Тарзан всегда дружил с Тогом. В детстве они играли и резвились вместе.
Много часов подряд проводили они у воды, лежа рядом, готовясь схватить
своими цепкими сильными пальцами Низу, рыбу, как только эта осторожная
обитательница темной пучины показывалась на водной поверхности.

Вместе дразнили они Тублата и выводили из терпения Нуму, льва. Почему
же встали дыбом короткие волосы на затылке Тарзана, как только Тог подошел
вплотную к Тике?

Правда, Тог не был уже теперь той резвой и веселой обезьяной, что
прежде. При виде его оскаленной пасти и гигантских клыков, нельзя было и
предположить, что Тог когда-то играл с Тарзаном, барахтался и валялся с ним
в зыбком торфе. Теперь это был огромный угрюмый самец, мрачный и вечно
огрызающийся. Однако с Тарзаном он никогда не ссорился.

Тарзан в течение нескольких минут наблюдал, как Тог приближался к Тике.
Он видел, как Тог своей огромной лапой дотронулся до мягкого плеча самки. Но
вдруг Тарзан-обезьяна вскочил и мягкими, кошачьими шагами подкрался к ним.
Верхняя губа его поднялась, открыв ряд крепких зубов и в то же время
свирепое рычанье вырвалось из его широкой груди. Тог повернулся с налитыми
кровью глазами. Тика приподнялась и взглянула на Тарзана. Угадала ли она
причину его ярости? Кто может ответить на это? Во всяком случае, она была
самкой. Она привстала и ласково почесала Тога за ухом.

Тарзан заметил это и в тот же миг почувствовал, что Тика для него не
прежняя подруга детских лет, а новое, необыкновенное существо -- самое
необыкновенное на свете -- из-за которой он готов был драться не только с
Тогом, но со всеми, кто посягнул бы на нее.

Согнувшись, напружинив мускулы и повернув к врагу свое могучее плечо,
Тарзан подвигался все ближе и ближе к Тогу. Он не спускал с Тога своих
острых, серых глаз и оглашал воздух грозным глухим рычаньем.

Тог только этого и ждал. Он поднялся тотчас же на ноги. Оскалив свои
острые клыки и ощетинив шерсть, он повернулся к Тарзану боком, согнулся и
зарычал.

-- Тика принадлежит Тарзану! -- произнес, вернее издал несколько
гортанных звуков на языке человекообразных обезьян, Тарзан.

-- Тика принадлежит Тогу! -- последовал ответ. Тага, Нумга и Гунто,
привлеченные сердитым рычанием самцов, взглянули на них с любопытством, хотя
и без особого интереса. Они превозмогли свою сонливость, почуяв в воздухе
предстоящую драку. Это все же несколько разнообразило монотонную скучную
жизнь джунглей.

У Тарзана через плечо была перекинута веревка, свитая им из трав, а в
руке он сжимал охотничий нож, принадлежавший его покойному отцу, которого он
никогда не видел.

Своим крохотным умом Тог давно уже успел проникнуться безграничным
уважением к блестящему, острому металлическому клинку, которым
человек-обезьяна так искусно владел. Этим оружием Тарзан убил Тублата,
своего свирепого приемного отца, и Болгани-гориллу. Тог знал это, и держался
настороже, обходя Тарзана кругом и готовясь к нападению. Тарзан, чувствуя
себя физически слабее и меньше врага, придерживался такого же образа
действия.

Временами казалось, что их распря кончится ничем. Так, большей частью,
кончались все распри в их племени. Одному из ссорящихся в конце концов
надоедало топтаться на одном и том же месте, и он тогда покидал поле битвы,
уступая врагу предмет их спора. Так бы кончилась и эта ссора, если бы casus
belli был иной. Но Тика была польщена оказанным ей вниманием и предстоящей
дракой двух самцов из-за нее. Ей нередко случалось видеть, как самцы дерутся
между собой из-за других самок, гораздо более взрослых, чем она. В глубине
своего маленького, дикого сердечка она давно уже лелеяла мечту, что в один
прекрасный день трава джунглей станет ареной смертельного поединка и
оросится кровью самца, сраженного во имя ее насмерть.

Поэтому она теперь поднялась с земли и с полным беспристрастием стала
осыпать обоих своих обожателей насмешками. Она обвиняла их в трусости,
давала им всевозможные оскорбительные клички, называя их то Хистой-змеей, то
Данго-гиеной. Она их пугала тем, что позовет Мамгу и та примерно высечет их
палкой -- Мамгу, которая была так стара и беззуба, что не могла больше
влезать на деревья и питалась только бананами да червями.

Обезьяны, собравшиеся вокруг них, стали смеяться. Тог пришел в ярость.
Он ринулся вперед, но мальчик-обезьяна ловко отскочил в сторону и увернулся
от удара. Быстро, как кошка, отскочив назад, он приготовился к нападению.
Охотничий нож сверкнул высоко над его головой и, подскочив к Тогу, он нанес
ему сильный удар в шею.

Тог успел повернуться и острая сталь лишь скользнула по его плечу,
поцарапав кожу.

Вид красной крови, капнувшей на траву, привел Тику в дикий восторг. О,
да! Это кой-чего уже стоило! Она оглянулась, желая убедиться в том, что и
другие обезьяны были свидетельницами ее торжества. Прекрасная Елена не была
так горда силой своего обаяния, как Тика в эту минуту!

Если б Тика на минуту отвлеклась от захватывающего зрелища битвы, она
обратила бы внимание на странный шорох и шуршание листьев того дерева, под
которым она расположилась. Шорох этот не мог быть вызван ветром, так как
ветра не было. Стоило ей взглянуть вверх, и она бы увидела притаившегося в
листьях зверя с блестящей шерстью и отвратительными желтыми глазами,
плотоядно разглядывающего ее. Но Тика не глядела вверх.