Чтение 3–й страницы книги ~Приключения Тарзана в джунглях~

разглядывает его.

Тог выпятил вперед широкую грудь свою и, упираясь в землю своими
короткими ногами, выпрямился во весь рост. Он издал странные гортанные звуки
и поднял верхнюю губу, оскалив клыки. Громадные, замечательные клыки!

Тика невольно любовалась ими. Ее восхищенный взор скользил по нависшим
бровям Тога и его короткой, могучей шее самца. Как он, однако, хорош собой!
Тог, польщенный непритворным восхищением самки, поднял голову, гордый, как
индейский петух. Мог ли Тарзан соперничать с ним, с Тогом!

Тог самодовольно заворчал. Разве можно было сравнить его красивую
шерсть с безобразной, безволосой, отвратительной гладкой кожей Тарзана?

Разве мог понравиться тонкий нос Тармангани самке, имевшей возможность
любоваться широкими ноздрями Тога? А глаза Тарзана? Безобразные впадины с
белыми пятнами, без единой красной жилки! Тог слишком хорошо знал, как
прекрасны его налитые кровью глаза. Неоднократно любовался он их отражением
в зеркальной водной поверхности, когда пил воду. Самец подошел вплотную к
Тике и улегся рядом с ней.

Тарзан вернулся и застал их в тот момент, когда Тика с удовлетворенным
видом скребла лапой спину самца.

Тарзан был возмущен. Тог и Тика заметили, как он соскочил с дерева и
показался на лесной прогалине. Он остановился и взглянул на них; затем с
болезненно искаженным выражением лица пронесшись по мягкому плюшу мха, исчез
в зеленом лабиринте джунглей.

Тарзану хотелось уйти как можно дальше от влюбленной пары. Его мучила
ревность, но он не мог отдать себе ясного отчета в своих чувствах. Порой ему
казалось, что он сердит на Тога. Что же заставило его тогда броситься
обратно в лес и помешало вступить в смертельный поединок с разрушителем его
счастья?

Временами ему казалось, что он именно к Тике питает злые чувства.
Однако его все время преследовал образ красивой самки, и при этом
воспоминании его каждый раз охватывал горячий порыв любви и страстного
желания.

Мальчик-обезьяна жаждал любви. С тех пор, как он себя помнил, вплоть до
ужасной смерти Калы, пронзенной отравленной стрелой Кулонги, деятельная
любовь обезьяны-самки заменяла ему материнскую ласку. Дикая свирепая самка
Кала любила своего приемыша, и Тарзан отвечал ей тем же, хотя зверям,
населявшим джунгли, были чужды внешние проявления любви. Только лишившись
Калы, мальчик отдал себе отчет в силе своей привязанности к своей кормилице.
Она была для него все равно, что мать. И вот, в эти несколько часов,
проведенных им с Тикой, он освоился с мыслью, что Тика предназначена
заменять ему мать. Тику следует оберегать, надо заботиться о ее пропитании;
Тика создана для ласки. И вдруг мечты его рассеялись, как дым. В груди его
что-то больно заныло. Он приложил руку к сердцу, чувствуя, что с ним
творится неладное. Вероятно, Тика причиняет ему такую острую боль. Чем
больше он думал о ней и вспоминал, как она ласкалась к Тогу, тем сильнее
давала себя чувствовать эта странная боль в груди. Тарзан встряхнул головой
и глухо зарычал. Ища забвения, он углублялся в девственную чащу. Под
влиянием этих горьких размышлений, он стал непримиримым женоненавистником.

Два дня бродил он по лесу -- одинокий, угрюмый и печальный. Он решил не
возвращаться больше к своему племени. Он избегал встречи со своим счастливым
соперником. Перебираясь с дерева на дерево, он увидел шедших внизу льва Нуму
и львицу Сабор. Сабор прижималась к Нуме, игриво кусая его в щеку. Львица
ласкалась ко льву. Тарзан глубоко вздохнул и кинул в них крепкий орех.

Спустя некоторое время, он наткнулся на черных воинов Мбонги. Он хотел
было бросить свой аркан, чтобы мертвой петлей затянуть шею воина, стоявшего
поблизости, как вдруг заинтересовался странными телодвижениями чернокожих.
Они были заняты устройством клетки, которую поместили по пути звериного
следа. Затем они тщательно замаскировали клетку, покрыв ее сверху ветвями и
листьями, так что простым глазом ее не было видно.

Тарзан недоумевал, зачем им понадобилась клетка и почему они тотчас же,
как справились с работой, повернулись к ней спиной и ушли по направлению к
своему селению.

Незадолго перед тем Тарзан был в деревне чернокожих и с высоты
огромного дерева, находившегося у частокола, наблюдал за жизнью своих
врагов, убивших Калу.

Хотя он и ненавидел чернокожих, он все же сильно интересовался их
времяпровождением. Особенно занятны были их пляски, когда яркое пламя
костров освещало их нагие тела и они прыгали и бесновались, соблюдая в
пляске какой-то дикий ритм. Следуя за ними теперь по пятам, он надеялся
снова увидеть нечто в этом роде, но ошибся в своих расчетах, так как в эту
ночь черные воины не плясали.

Тарзан забрался на верхушку дерева и стал смотреть вниз. Чернокожие
воины расположились группами вокруг маленьких костров и обсуждали
происшествия минувшего дня. В уединенных уголках селения гуляли парочки,
смеясь и болтая друг с другом. Тарзан видел, что каждая пара состояла из
молодого мужчины, гулявшего с молодой женщиной.

Тарзан склонил голову набок и задумался. Устраиваясь на ночлег в
разветвлении ближайшего дерева, он снова вспомнил о Тике. Мысль о ней
преследовала его и во сне -- всю ночь ему снилась она и молодые чернокожие
воины, гулявшие и болтавшие с молодыми женщинами своего племени.

Тог отправился на охоту и отошел в сторону от обычного пристанища
племени Керчака. Медленно бродил он по следу слона, как вдруг густой
кустарник преградил ему путь. Тог с годами стал свирепой и быстро
раздражающейся обезьяной. При виде препятствия, становившегося ему поперек
дороги, он, очертя голову, бросался на него, рассчитывая одной грубой силой
и слепой яростью сломить и уничтожить досадную помеху. Так и сейчас. Увидев,
что путь ему прегражден, он с бешенством ринулся вперед, в густую листву, и
в ту же секунду очутился в странной норе; он почувствовал, что дальше ему
идти некуда, несмотря на отчаянные усилия пробиться вперед.

Тог стал грызть и царапать решетку клетки и, убедившись в безуспешности
своих попыток, пришел в дикую ярость; наконец, он понял, что ему надо
отступить и обойти это препятствие.

Но каково было его изумление, когда он увидел, что позади него выросла
другая решетка в то время, как он тщетно боролся с первой, преграждавшей ему
продвижение вперед! Тог был пойман. С исступлением бросился он на решетку,
стараясь пробиться на волю. Он довел себя до полного изнеможения, но все его
попытки кончились ничем.

Рано поутру партия черных воинов из селения Мбонги отправилась в лес, к
ловушке, расставленной ими накануне. Вслед за ними кралась по ветвям
деревьев фигура юного нагого гиганта, с любопытством ожидавшего результата
непонятных поступков чернокожих.

Мартышка Ману бойко затараторила и сердито заворчала, увидев Тарзана.
Хотя Ману нисколько не испугалась хорошо ей знакомой фигуры
мальчика-обезьяны, она все же прижалась ближе к маленькому коричневому
тельцу своей подруги. Тарзан видел это и засмеялся; все же еле заметная тень
огорченная пробежала по его лицу, и он глубоко вздохнул.

Немного дальше порхала крохотная птичка, расправив свои яркие перья
перед восхищенным взором своей более темной самки. Тарзану казалось в ту
минуту, что природа и джунгли задались целью показать ему значение
понесенной им, в лице Тики, утраты; он, однако, ежедневно наблюдал подобные
сцены, но не обращал на них прежде особого внимания.

Когда чернокожие приблизились к расставленной ими западне, Тог пришел в
сильное волнение. Схватив лапами прутья своей темницы, он стал судорожно
трясти их, оглашая воздух ужасающим ревом и бешеным рычанием. Чернокожие
торжествовали; хотя они поставили свой капкан вовсе не на этого волосатого
лесного жителя, но все же были в восторге от своей добычи.

Тарзан прислушался к раздавшемуся вдали крику громадной обезьяны.
Затем, прыгая с дерева на дерево, он очутился как раз над тем местом, где
находилась западня.

Он нюхал воздух, желая узнать, кто из его племени попался в ловушку.
Вскоре его чуткие ноздри уловили знакомый запах. Тарзану не нужно было
видеть пойманную обезьяну, чтобы удостовериться в том, что это Тог. Да, это
был Тог: это именно он находился в клетке. Тарзан усмехнулся при мысли о
том, что сделают чернокожие с пленником. Без сомнения, они сразу же убьют
его. Тарзан снова рассмеялся. Теперь Тика будет принадлежать одному ему;
некому будет оспаривать ее.

Тем временем чернокожие очистили клетку от листьев, привязали к прутьям
решетки веревки и потащили клетку в деревню. Тог с бешеным ревом яростно
тряс решетку клетки.

Тарзан остался на дереве, пока его соперник не исчез окончательно из
виду. Затем он повернулся в противоположную сторону и бросился на поиски
своих соплеменников. а главное -- Тики.

По дороге он набрел на Шиту, которая отдыхала на лужайке в кругу своей
семьи. Огромный зверь лежал, вытянувшись на земле, в то время, когда его
самка, положив лапу на свирепое лицо своего владыки, лизала ему мягкую
пушистую шею.

Тарзан торопился. Он быстро мчался по лесу и в скором времени очутился
среди своих соплеменников. Он увидел их прежде, чем они увидали его. Ни один
зверь в джунглях не сумел бы так бесшумно подкрасться, как сделал это
Тарзан. Он увидел Камму и ее самца, которые сидели рядом на лугу, плотно
прижавшись своими волосатыми телами друг к другу. Он увидел также и Тику,
которая бродила в одиночестве. Недолго будет она гулять одна, подумал Тарзан
и, спрыгнув с дерева, очутился среди обезьян.

Его встретил недовольный хор сердитых голосов. Тарзан испугал их. При
внезапном появлении Тарзана они каждый раз испытывали нечто большее, чем
простую нервную встряску... Исполинские обезьяны долго стояли встревоженные
с ощетинившейся шерстью даже после того, как они узнали Тарзана.

Тарзан заметил это. И прежде ему часто приходилось наблюдать странное
действие, производимое его неожиданным появлением среди обезьян. Обезьяны
нервно вздрагивали и долгое время не могли успокоиться, пока многократным
обнюхиванием не убеждались, что вновь пришедший действительно Тарзан.