Чтение 17–й страницы книги ~Тарзан и потерпевшие кораблекрушение~

Из того, что вы рассказали нам о своем пребывании в их городе и что поведала
Ицл Ча, напрашивается вывод, что они сохранили свою религию и свою культуру
почти нетронутыми на протяжении веков после переселения. Какая благодатная
почва для антрополога и археолога. Если бы вам удалось установить с ними
дружеские отношения, то мы смогли бы расшифровать письмена на их колоннах и
храмах в Центральной и Южной Америке.

-- Но поскольку все говорит за то, что мы останемся здесь до конца
наших дней, -- напомнила ему Патриция, -- то наши знания принесут миру очень
мало пользы.

-- Не могу поверить, чтобы нас когда-нибудь не спасли, -- сказал доктор
Крауч. -- Кстати, Тарзан, та деревня, которую вы посетили, на острове
единственная?

-- Этого я не знаю, -- ответил человек-обезьяна, -- но майя -- не
единственные люди на острове. На северной оконечности есть селение "очень
плохих людей", как их называет Ицл Ча. История острова, передаваемая в
основном из уст в уста, гласит, что уцелевшие жертвы какого-то
кораблекрушения смешались путем браков с туземцами, и в том селении
проживают их потомки, но они не общаются с туземцами, живущими в центральной
части острова.

-- Вы хотите сказать, что здесь есть туземцы? -- спросил доктор Крауч.

-- Да, и наш лагерь разбит прямо на юго-западной границе их территории.
В своих вылазках я далеко не заходил и поэтому никого из них не видел, но
Ицл Ча говорит, что они очень жестокие каннибалы.

-- Какое чудесное местечко уготовила нам судьба, -- заметила Патриция,
-- и, разумеется, чтобы оно было совсем чудесным, вы выпустили на волю массу
тигров и львов.

Тарзан улыбнулся.

-- По крайней мере, от скуки не помрем, -- промолвила Джанетт Лейон.

Подошли полковник Ли, Алджи и Боултон, чуть позже к ним присоединился
де Гроот.

-- Со мной только что разговаривали матросы, -- сказал голландец, -- и
просили узнать у вас, полковник, можно ли им попытаться разобрать "Сайгон"
на доски и построить лодку, чтобы выбраться отсюда. Они сказали, что лучше
погибнут в море, чем проведут здесь оставшуюся жизнь.

-- Я их вполне понимаю, -- согласился полковник. -- Что вы об этом
думаете, Боултон?

-- Попытаться можно, -- ответил капитан.

-- К тому же у них появится занятие, -- сказал полковник, -- и если оно
придется им по душе, они перестанут беспрестанно ворчать и жаловаться.

-- Вопрос в том, где им строить лодку, -- продолжал Боултон. -- На
рифе, естественно, невозможно, а на берегу не имеет смысла, так как лагуна
слишком мелка, и лодка сядет на мель.

-- В миле отсюда, к северу, есть бухта с глубокой водой, -- сказал
Тарзан, -- и без рифов.

-- К тому времени, как эти лоботрясы разберут "Сайгон" на части, --
заметил Алджи, -- и перенесут на милю по суше, они так вымотаются, что не
смогут построить лодку.

-- Или так постареют, -- предположила Патриция.

-- Кто сделает чертеж лодки? -- спросил полковник.

-- Матросы попросили меня заняться этим, -- ответил де Гроот. -- Мой
отец -- судостроитель, я работал на его верфи перед тем, как пошел в море.

-- Неплохая идея, -- сказал Крауч. -- Как считаете, можно построить
лодку таких размеров, чтобы мы все в ней уместились?

-- Все будет зависеть от того, сколько удастся вывезти с "Сайгона".
Если на днях случится сильный шторм, то судно может развалиться, -- ответил
де Гроот.

Алджернон Райт-Смит широким жестом указал в сторону джунглей.

-- Там леса предостаточно, -- сказал он, -- если "Сайгон" подкачает.

-- Работенка будет не из легких, -- заметил Боултон.

-- Ну, знаете, старина, у нас впереди целая жизнь, -- напомнил ему
Алджи.

XIX

Прошло уже два дня, а Чалдрап все не возвращался. Шмидт отправил в
лагерь Тарзана другого ласкара, приказав добыть сведения о ружьях и
боеприпасах.

Ласкары обосновались в отдельном лагере, неподалеку от того, в котором
расположились Шмидт, Краузе, Убанович и араб. Ласкары все время что-то
мастерили, но никто из компании Шмидта не обращал на них никакого внимания.
Их просто вызывали по одному и приказывали выполнить то или иное поручение.

Второй посланный Шмидтом на разведку ласкар также не вернулся. Шмидт
был вне себя от ярости и на третий день отрядил еще двоих с тем же заданием.
Ласкары угрюмо стояли перед ним, выслушивая указания. Когда Шмидт закончил,
оба ласкара повернулись и двинулись обратно в свой лагерь. Шмидт наблюдал за
ними и заметил, что они подсели к своим товарищам. Он выждал минуту-другую,
желая убедиться, что ласкары отправились в путь, но те оставались на своих
местах. Тогда он бросился к их лагерю с побелевшим от гнева лицом.

-- Я их проучу, -- злобно шипел он. -- Я покажу им, кто здесь хозяин.
Желтокожее отребье!

Но когда он подошел ближе, навстречу ему встали пятнадцать ласкаров, и
Шмидт увидел, что они вооружены луками, стрелами и деревянными копьями. Так
вот чем они занимались несколько дней!

Шмидт и ласкары стояли друг против друга, пока, наконец, один из
матросов не спросил:

-- Что тебе здесь надо?

Их было пятнадцать, пятнадцать угрюмых, злобных людей, причем хорошо
вооруженных.

-- Так вы пойдете в разведку насчет оружия и патронов, чтобы их
выкрасть? Да или нет? -- спросил он.

-- Нет, -- ответил один из них. -- Тебе надо, ты и иди. Больше мы не
подчиняться. Убирайся. Иди свой лагерь.

-- Это бунт! -- заорал Шмидт.

-- Убирайся! -- сказал рослый ласкар и натянул тетиву.

Шмидт развернулся и, съежившись, поспешил прочь.

-- В чем дело? -- спросил Краузе, когда Шмидт вернулся в лагерь.

-- Негодяи взбунтовались, -- отозвался Шмидт. -- И они все вооружены --
изготовили луки, стрелы и копья.

-- Восстание пролетариата! -- воскликнул Убанович. -- Я присоединюсь к
ним и поведу их. Это великолепно, великолепно. Идеи мировой революции
проникли даже сюда.

-- Заткнись! -- рявкнул Шмидт. -- Тошно тебя слушать.

-- Погодите, вот я организую своих замечательных революционеров, --
вскричал Убанович, -- тогда вы запоете иначе, тогда будете ходить на задних
лапках и лепетать: "Товарищ Убанович то", "Товарищ Убанович се". Я сейчас же
иду к своим товарищам, которые поднялись в полный рост и сбросили ярмо
капитализма со своих плеч.

Торжествующей походкой он направился к лагерю ласкаров.

-- Товарищи! -- крикнул он. -- Поздравляю вас с вашей замечательной
победой!!! Я пришел, чтобы повести вас к еще более великим завоеваниям. Мы
двинемся маршем на лагерь капиталистов, которые нас прогнали. Мы уничтожим
их и завладеем всем оружием, боеприпасами и провиантом.

Пятнадцать хмурых людей глядели на него молча, затем один из них
сказал:

-- Убирайся.

-- Как же так! -- воскликнул Убанович. -- Я пришел, чтобы быть с вами.
Вместе мы совершим замечательную...

-- Убирайся, -- повторил ласкар.

Убанович топтался на месте, пока к нему не направились несколько
человек. Он повернулся и пошел назад в свой лагерь.

-- Ну, товарищ, -- усмехнулся Шмидт, -- революция закончилась?

-- Безмозглые кретины, -- выругался Убанович. В ту ночь четверо людей
были вынуждены сами поддерживать огонь в костре, чтобы отпугивать диких
зверей. Раньше этим занимались ласкары. Им также пришлось добывать дрова и
по очереди стоять на вахте.

-- Ну, товарищ, -- обратился к Убановичу Шмидт, -- как тебе нравятся
революции теперь, когда ты очутился по другую сторону баррикад?

Ласкары, которыми перестали помыкать белые люди, улеглись спать и
позволили костру затухнуть. В соседнем лагере на вахте стоял Абдула Абу
Неджм, который вдруг услышал со стороны лагеря ласкаров свирепое рычание, а
затем вопль боли и ужаса. Проснувшиеся трое вскочили на ноги.

-- Что это? -- спросил Шмидт.

-- Эль адреа, Владыка с большой головой, -- ответил араб.

-- А что это такое? -- поинтересовался Убанович.

-- Лев, -- коротко объяснил Краузе. -- Добрался до одного из них.

Вопли незадачливой жертвы пронзали ночную тишину, удаляясь от лагеря
ласкаров, ибо лев оттаскивал добычу подальше от людей. Вопли вскоре затихли,
а затем послышался еще более жуткий, леденящий кровь звук -- звук
разрываемой плоти и хруст костей, сопровождаемый рычанием хищника.

Краузе подбросил в костер дров.

-- Проклятый дикарь, -- прошипел он. -- Выпустил на волю этих тварей.

-- Так тебе и надо, -- съязвил Шмидт. -- Нечего было хватать белого
человека и сажать его в клетку.

-- Это идея Абдулы, -- захныкал Краузе. -- Сам бы я до этого никогда не
додумался.

Той ночью в лагере больше не спали. До рассвета были слышны звуки
кровавого пиршества, а когда совсем рассвело, люди увидели, что лев бросил
жертву и пошел к реке на водопой, затем исчез в джунглях.

-- Теперь он проспит целый день, -- сказал Абдула, -- а ночью снова
явится за добычей.

Едва Абдула произнес эти слова, как с опушки леса послышались
отвратительные звуки и показались два крадущихся зверя. Это на запах крови