Эдгар Берроуз

Тарзан непобедимый

Переводчики Анисимов В., Владимирова И.

Редактор Соркина Г.

---------------------------------------------------------------
OCR, Spellcheck: Максим Пономарев aka MacX
---------------------------------------------------------------

¶I. МАЛЫШ НКИМА§

Я не историк, не летописец и, к тому же, абсолютно убежден в том, что
есть темы, которых беллетристы вообще не должны касаться, -- прежде всего,
политики и религии. Однако мне вовсе не кажется неэтичным изредка черпать
идеи из первой или второй, при условии, что тема будет разрабатываться так,
чтобы придать произведению характер вымысла.

Если бы история, которую я собираюсь вам поведать, просочилась в газеты
двух определенных европейских государств, это могло бы вызвать новую и более
страшную мировую войну. Впрочем, речь пойдет не об этом. Меня сейчас
интересует то, что это -- хороший рассказ, вполне отвечающий моим
собственным требованиям, благодаря тому обстоятельству, что Тарзан из
племени обезьян был тесно связан со многими его наиболее захватывающими
эпизодами.

Я не собираюсь докучать вам сухой политической историей, так что не
напрягайте напрасно свой ум, пытаясь расшифровать вымышленные имена,
используемые мной в описании некоторых персонажей, которые, как мне
представляется, должны сохранить инкогнито в высших интересах мира и
безопасности.

Воспринимайте рассказ просто как очередной из серии о Тарзане, в
котором, хотелось бы надеяться, вы найдете развлечение и отдых. А если
найдете в нем пищу для ума, тем лучше.

Без сомнения, мало кто из вас видел и еще меньше обратил внимание на
незаметно промелькнувшее некоторое время тому назад газетное сообщение, в
котором передавался слух о том, что французские колониальные войска,
размещенные в Сомали, на северо-восточном побережье Африки, вторглись в
итальянскую колонию. За этой информацией кроется история заговора, интриг,
безрассудства и любви -- история о подлецах и глупцах, смельчаках и
красавицах, история о зверях леса и джунглей.

Если же кто-то из вас и видел газетное сообщение о вторжении на
территорию итальянского Сомали на северо-восточном побережье Африки, то уж
совершенно точно никто не видел душераздирающего эпизода, произошедшего в
тех краях незадолго до этого события. Казалось бы, какая вообще могла быть
связь между неким существом и европейской международной политикой или
судьбой наций, ибо существом была всего-навсего маленькая обезьянка,
спасающаяся бегством по верхушкам деревьев и вопящая от ужаса. Это был
маленький Нкима, а за ним гналась огромная грозная обезьяна, гораздо более
крупная, чем малыш Нкима.

К счастью для мира в Европе и во всем мире, скорость преследователя
оказалась не пропорциональной его недружелюбному настроению, и Нкиме удалось
спастись; но еще долго после того, как большая обезьяна прекратила погоню,
маленькая обезьянка продолжала нестись по верхушкам деревьев, издавая
пронзительные крики, на какие только был способен, ибо испытывать страх и
спасаться бегством являлось двумя главными занятиями маленького Нкимы.

Возможно, Нкима утомился, а скорее всего увидел гусеницу или птичье
гнездо -- так или иначе, он наконец остановился, продолжая ругаться и
верещать на качающейся ветке высоко над землей.

Мир, в котором родился маленький Нкима, казался ему очень страшным, и в
те часы, когда малыш бодрствовал, он только и делал, что жаловался на
судьбу, почти не отличаясь в этом отношении от некоторых людей. Маленькому
Нкиме представлялось, что мир населен большими злобными существами, которые
обожают обезьянье мясо. Был лев Нума, была пантера Шита и змея Гиста --
триумвират, наполнявший опасностью весь мир, от земли до самой высокой
макушки дерева. Еще были большие обезьяны и обезьяны поменьше, и всех их Бог
сотворил более крупными, нежели Нкиму, и все они, казалось, затаили на него
злобу.

Взять, к примеру, грубое существо, только что гнавшееся за ним. Малыш
Нкима всего лишь бросил в него палку, когда оно спало, примостившись на
дереве, и из-за этого пустячного повода обезьяна бросилась вслед за Нкимой с
явным намерением убить его. Я отнюдь не желаю порицать Нкиму, ему никогда и
в голову не приходило, как, впрочем, не приходит и кое-кому из людей, что
безобидные шутки иногда могут привести к роковым последствиям.

Размышляя о несправедливости судьбы, маленький Нкима совсем приуныл.
Однако была иная, более серьезная причина для печали, от которой разрывалось
его маленькое сердечко. Много-много лун тому назад ушел его хозяин, оставив
его одного. Правда, он оставил Нкиму в хорошем уютном доме с добрыми людьми,
которые кормили его, но маленький Нкима тосковал по великому Тармангани, чье
обнаженное плечо служило единственным пристанищем, откуда он мог с полнейшей
безнаказанностью швырять оскорбления миру. Вот уже долгое время маленький
Нкима, пренебрегая опасностями леса и джунглей, искал своего любимого
Тарзана.

Поскольку сердца измеряются содержанием в них любви и преданности, а не
диаметрами в дюймах, то сердце маленького Нкимы было очень большим --
настолько большим, что средний человек мог спрятать за ним свое собственное
сердце да и себя впридачу -- и вот уже долгое время оно представляло собой
сплошную жгучую боль в тщедушной груди. Однако, к счастью для маленького
ману, его ум был организован таким образом, что мог легко отвлечься даже от
большого горя. Тяжелые мысли Нкимы могла прервать бабочка или сочная пища.
Это было даже хорошо, ибо в противном случае он просто умер бы от горя.

Вот и сейчас, обратив свои печальные мысли к утрате, Нкима вдруг
встрепенулся, уловив изменение в направлении ветерка, донесшего до его
чутких ушей звук, не похожий на звуки джунглей, к которым он привык с
детства. Звук явно диссонировал с остальными. А что вносит диссонанс в
джунгли и повсюду, где бы он ни раздавался? Человек. Именно голоса людей и
услышал Нкима.

Маленькая обезьянка бесшумно заскользила по деревьям в направлении,
откуда донеслись звуки, и вскоре, помимо звуков, которые стали громче,
обнаружилось еще кое-что, явившееся полным, окончательным подтверждением
природы источника шума для Нкимы, как, впрочем, и для любого другого
обитателя джунглей -- запах.

Вы наверняка наблюдали, как собака, возможно, ваша собственная, как
будто узнает вас по виду, но разве она когда-либо полностью удовлетворится,
пока зрительное впечатление не подтвердится и не подкрепится ее
чувствительными ноздрями?

Так же и с Нкимой. Его уши уловили присутствие людей, теперь же его
ноздри окончательно убедили его в том, что поблизости находятся люди. Он
думал о них не как о людях, а как о больших обезьянах. Там были Гомангани,
большие черные обезьяны, -- негры. Это поведал Нкиме его нос. Были также
Тармангани. Те, кто представлялся Нкиме большими белыми обезьянами, были
белыми людьми.

Он возбужденно потянул носом, пытаясь обнаружить знакомый запах
любимого Тарзана, но его там не оказалось. Нкима понял это еще до того, как
увидел незнакомцев.

Лагерь, который вскоре открылся сверху взору Нкимы, был хорошо
обустроен. Судя по всему, он простоял здесь не день и не два и, вполне
вероятно, простоит еще некоторое время. Ставили его не наспех. Виднелись
палатки белых людей и шатры арабов, аккуратно выстроившиеся с почти военной
четкостью, а за ними -- легкие хижины негров, сложенные из того материала,
которым наделила эту местность природа.

Под откинутым пологом одного арабского шатра сидели несколько бедуинов
в белых бурнусах и пили свой неизменный кофе; под сенью высоченного дерева
перед другой палаткой четверо белых увлеченно играли в карты; возле хижины
группа дюжих воинов из племени галла играли в минкалу. Были здесь и
чернокожие из других племен -- выходцы из восточной и центральной Африки, а
также несколько негров с западного побережья.

Опытный африканский путешественник или охотник, вероятно, затруднился
бы дать точную классификацию всему этому пестрому смешению рас и цветов
кожи. Чернокожих было слишком много, чтобы поверить, будто все они --
носильщики, поскольку несмотря на большое количество груза, каждому из них
практически не досталось бы ноши, даже учитывая наличие аскари, которые не
носят ничего, кроме собственного оружия и амуниции.

К тому же, в лагере имелось больше винтовок, чем требовалось для защиты
даже более многочисленного отряда. В самом деле, на каждого человека
приходилось по винтовке. Но это были уже несущественные детали, не
произведшие впечатления на Нкиму. Для него имел значение тот факт, что во
владениях его хозяина оказалось много незнакомых Тармангани и Гомангани, а
поскольку во всяком чужаке Нкима видел врага, то он встревожился. Теперь,
более чем когда-либо, ему хотелось найти Тарзана.

На земле перед палаткой сидел, поджав ноги, смуглый индус в тюрбане,
явно погруженный в медитацию; однако если кому-нибудь удалось бы увидеть его
черные чувственные глаза, то он обнаружил бы, что выражение их отнюдь не
отстраненное -- индус ни на миг не отрывал взора от палатки, стоящей чуть
поодаль от остальных и, когда из нее вышла девушка, Рагханат Джафар встал и
подошел к ней. Заговорив с девушкой, он заулыбался сальной улыбкой, но,
отвечая ему, она не улыбалась. Говорила она вежливо, однако не остановилась,
направляясь к четверке, игравшей в карты.

Когда она подошла к их столику, игроки подняли глаза, и на каждом лице