гробовой тишине наблюдало за ним. Куда бы он ни глянул - вверх, вниз, в
любую сторону, - везде перед глазами вставало лицо Ба'алзамона в маске.
Образы, затопившие сознание, блекли, тускнели; он был уверен, что многие
из них уже выветрились из памяти. Нерешительно он выпрямился, Ба'алзамон
постоянно находился перед ним.
тем, кто исполняет их.
обычного.
будет.
один, тайренский Благородный Лорд, кивнул и поклонился кому-то, не
видимому более никому. Человек, который называл себя Боре, приложил ко
лбу дрожащую ладонь, стараясь удержать в памяти хоть каплю из того, что
хлынуло через его сознание, хотя и не был уверен до конца, хочется ли
ему это вспоминать. Ужасающий шлейф вспыхнул и пропал, и неожиданно он
задумался: что же он пытается припомнить? Я знаю; что-то было, но вот
что? Было же что-то! Или нет? Он потер друг о дружку руки, брезгливо
морщась от неприятного чувства пота под перчатками, и обратил все
внимание на три изображения, висящие без опоры перед парящей фигурой
Ба'алзамона.
выражением лица. Человек, который называл себя Борс, уже окрестил их для
себя - Кузнец, Мечник и Плут. Каково их место в головоломке? Они должны
иметь большое значение, иначе зачем Ба'алзамону делать их центром этого
собрания. Но, согласно одному из полученных им приказов, они все могут
умереть в любое время, и он склонен был полагать, что некоторые из его
сотоварищей имеют приказы, тоже подразумевающие смерть для этих троих.
Насколько они важны? Голубые глаза могут означать принадлежность к
аристократии Андора - неправдоподобно в сочетании с такими одеждами, -
есть и Порубежники со светлыми глазами, как и кое-кто из Тайрени, не
говоря уж об отдельных гэалданцах и конечно же... Нет, его не поможет.
Но вот желтые глаза? Кто они такие? Что они такое?
себя слугу в белом, молодого мужчину. Прочие слуги тоже вернулись, их
стало больше, чем раньше, по одному для каждого из гостей в масках. Он
прищурил глаз. Ба'алзамон исчез. Мурддраал - тоже, и лишь шероховатый
камень был там, где прежде находилась дверь, через которую входил
Получеловек. Тем не менее три фигуры по-прежнему висели в воздухе. Он
чувствовал себя так, словно они смотрели на него.
фигуры, потом пошел за слугой, с тревогой размышляя, откуда тот узнал,
как к нему следует обратиться. Но раздумывал недолго, пока покрытые
необычной резьбой двери не захлопнулись за ним. Он прошел с дюжину
шагов, когда понял, что они со слугой в коридоре одни. Он подозрительно
насупил брови под маской, но не успел открыть рот, как слуга заговорил:
Время истекает, а наш Господин нетерпелив. Человек, который называл себя
Борс, скрипнул зубами как от досады на скудость предоставленных ему
сведений, так и от того, что своими словами слуга поставил его и себя на
одну доску, но следовал за тем молча. Лишь глупцы огрызаются на слугу, а
припомнив глаза парня, он засомневался, что отповедь возымеет хоть
какое-то действие, если не приведет к худшему. И как он узнал, что я
собираюсь задать ему вопрос? Слуга улыбнулся.
своей тарелке, пока не вернулся в комнату, где ожидал, прибыв сюда по
зову, но и тогда беспокойство не оставило его. Даже найти пломбы на
своих седельных сумках нетронутыми казалось слабым утешением.
платье. Никто не увидит ни того, как вы отбудете отсюда, ни того, как вы
окажетесь в нужном вам месте, но, вероятно, лучше появиться там уже
одетым надлежащим образом. Вскоре за вами придут, дабы проводить вас.
Поспешно он сорвал печати, расстегнул пряжки на седельных сумках и
вытащил обычный для себя плащ. Где-то в глубине души тихий шепоток
спрашивал, стоит ли еще одного подобного сборища обещанное могущества
или даже бессмертие, но он сразу же рассмеялся. Ради такой власти я
готов вознести хвалу Великому Повелителю Тьмы даже под самым Куполом
Истины! Вспоминая данные ему Ба'алзамоном распоряжения, он машинально
поглаживал пальцами вышитое на груди белого плаща золотое посверкивающее
солнце, за которым краснел крюк пастырского посоха, - символ его
положения и поста в мире людей. Он чуть не рассмеялся, В Тарабоне и на
Равнине Алмот предстоит работа, большая работа.
Глава 1
ПЛАМЯ ТАР ВАЛОНА
воспоминаний, которые становятся легендой, а после выцветают и
превращаются в мифы, и когда та же Эпоха приходит вновь, они уже давно
забыты. В некую Эпоху, называемую Третьей Эпохой, в Эпоху, которая еще
будет, в Эпоху, давно минувшую, в Горах Рока поднялся ветер. Ветер не
был началом. Нет ни начала, ни конца оборотам Колеса Времени. Однако оно
- начало всех начал.
перевалам бродит смерть, таясь от тварей еще более опасных, чем она
сама, ветер этот дул на юг через чащобный лес Великого Запустения,
испорченный и извращенный прикосновением Темного. Ко времени, когда
ветер миновал ту невидимую линию, что люди называли границей Шайнара,
где весенние цветы густо усеяли деревья, тошнотворно-сладковатый запах
разложения уже рассеялся. Должно было уже давно прийти лето, но весна
припоздала, и все буйно цвело, стремясь наверстать упущенное. Молодая,
светлая зелень топорщилась на каждом кусте, и рыжеватыми молодыми
побегами оканчивалась каждая веточка на деревьях. Ветер рябью шелестел
по полям вокруг ферм, словно по зеленым прудам озимых, что чуть ли не на
глазах пробивались вверх и вверх.
достиг стоящего на холмах, окруженного каменной стеной города Фал Дара и
захлестнул, будто кнутом, башню цитадели в самом центре города, закружил
вокруг башни, на верхней площадке которой будто танцевали два человека.
Фал Дара - с высокими и крепкими стенами - никогда не был взят врагом,
никогда не был предан - ни цитадель, ни город. Ветер стонал над крытыми
гонтом кровлями, вился вокруг высоких дымоходов и еще более высоких
башен и выл, словно рыдал погребальную песнь.
пальцы его сжались крепче на длинной рукояти тренировочного меча. От
жаркого солнца грудь юноши стала скользкой от пота, его темные,
рыжеватые волосы слиплись. Слабый запах в вихре заставил затрепетать
ноздри, но юноша не связал его с промелькнувшей в голове картиной только
что раскопанной старой могилы. Он едва ли осознал вообще этот запах и
этот образ; он изо всех сил старался держать свой разум пустым, но
другой человек, с которым юноша находился на верху башни, все вторгался
и вторгался в эту пустоту. Площадка, окруженная высоким - по грудь -
парапетом с бойницами, была шириной шагов в десять. Достаточно
просторной, чтобы не чувствовать никакой стесненности. Даже более того.
Разве что если твой противник - Страж.
мускулатурой, хотя и не был так широк в плечах, как Ранд. Узкая полоска
плетеной кожи удерживала длинные волосы Стража, не позволяя им падать на
лицо, которое казалось грубо высеченным из камня, с гранями и углами, на
лицо, вопреки налету седины на висках не тронутому ни единой морщиной.
Несмотря на жару и напряжение занятия, на груди и руках Лана пот едва
поблескивал. Ранд всматривался в ледяные голубые глаза Лана, выискивая
какой-нибудь намек на то, что собирается предпринять противник. Страж,
как казалось, словно и не моргал, а тренировочный меч в его руках
двигался уверенно и плавно, когда он перетекал из одной стойки в другую.
- при ударе громко щелкал и оставлял на коже алый след. Ранд слишком
хорошо знал это. На ребрах у него больно ныли три полосы, и еще одна
жгла плечо. Он прилагал все силы, чтобы не получить в награду еще
больше. На Лане не было ни одного рубца.
на нем, стараясь сжечь в нем все эмоции и вспышки чувств, стараясь
создать в себе пустоту, прогнав всякую мысль от себя. Опустошенность
пришла. Как это бывало в последнее время слишком часто, она была не
абсолютной пустотой; пламя оставалось на месте, а какое-то ощущение
света волновало неподвижность. Но и этого хватало - хотя едва-едва.
Прохладное спокойствие пустоты текло через него, и юноша был един со
своим тренировочным мечом, с гладкими камнями под подошвами сапог, даже
с Ланом. Все было едино, и он двигался без всякой мысли, в ритме, что
шаг в шаг и движение в движение соответствовал перемещениям Стража.
еще празднует приход весны... Посторонняя мысль порхнула на волнах света
через пустоту, взбаламутив ее, а Страж словно прочитал мысли Ранда -
тренировочный меч закружился в руках Лана.