бы его тяжелого веса. Однако топор был на своем боевом посту. Перрин тронул
лезвие и провел пальцем по острию. Сталь откликнулась твердым хладом.
Незатупляющийся булат! Куда более прочный, чем все остальное тут. Более
прочный, верно, чем характер бойца. Воин обхватил рукоять топора, чтобы
держаться хотя бы за что-то.
Сегодня не смогу. - Не сможешь сегодня? Ему почудилось, что гостиная чуть
замерцала, а в затылке у Перрина вновь зашебуршал чей-то шепот. Нет! Шепот
исчез.
кузнецом, мальчик мой, - продолжал он. - И кузнецом хорошим, насколько мне
известно. Руки твои рождены не для секиры, а для кувалды! Ты обязан
созидать, а не дарить смерть. Возвращайся-ка в свою кузню, пока не поздно!
вслух ни разу. Но сей субъект знает уже все до капли. Перрин был уверен в
этом, хотя и не знал, почему.
после этого он заулыбался еще шире.
избежать судьбы. Садись, поболтаем об этом...
полосе света, Перрин отступил на шаг от стола. И молвил:
Затем ты многое увидишь яснее, многое поймешь. Вот! - Мгновение назад в
руках незнакомца не мерцал узором кубок, который теперь был протянут им
Перрину. Серебро кубка посверкивало, словно дрожало, а в кубке пламенело
кроваво-алое вино, едва не выплескиваясь через край.
острым, но тени словно плащом Стража завесили лицо человека, говорящего
странные слова. Мрак укрывал его лик, словно маска. Но в глазах и ресницах
неизвестного Перрин успел заметить нечто знакомое, о чем он должен был
знать. Он стал рыться у себя в памяти, но снова воткнулся в затылок воину
шепот.
голове, но в тот же миг Перрин заметил, как искривил гнев губы незнакомца,
как быстро тот подавил взрыв своей ярости. И юноша решил, что ответ сей
будет ответом и на предложение незнакомца.
сложенным из обкатанных речных камней. В комнате вытянулись длинные столы с
приставленными к ним скамьями. Перрину хотелось как можно скорей расстаться
с незнакомцем.
спину недруг. - Три нити, вместе вплетенные в Узор, разделят общую судьбу.
Стоит перерезать одну из нитей - и две разорвутся одновременно с ней. Ежели
не суждено тебе ничего худшего, то просто падешь жертвой рока...
угасший столь быстро, будто раскрылись и тотчас захлопнулись позади него
заслонки огромной плавильной печи. Ошеломленный, он повернулся. Комната была
пуста. Сон, и ничего, кроме сна! - подумал он, вздрагивая от прохлады. И
вмиг все вокруг изменилось.
не мог понять, что видят его глаза. Позолоченный шлем - искусно откованная
львиная голова с разинутой пастью - сидел на голове воителя так ловко, точно
славный Перрин и родился в этом шлеме. Витиевато выкованная кираса повита
золотыми листьями, и доспехи на руках и ногах изукрашены блистающей
чеканкой. Не утяжеленной узором осталась только его секира на поясе. И голос
- теперь уже не чужой, а его собственный, - шептал в сознании, что рукам его
нужно другое оружие, которое было в них тысячу раз. в сотне битв. Нет! Воин
стремился избавиться от незнаемого шептуна, прогнать его. Нет, нельзя! Но
прямо в ушах у него зазвучал голос, почти понятный, гораздо более громкий,
чем таящийся шепот:
зеркала. И осознал, что теперь воин Перрин рассматривает, точно картину,
самую прекраснейшую из дам, каких ему когда-либо приходилось встречать.
Ничего и никого иного он в комнате не замечал и не желал видеть. Глаза
неповторимой леди втягивали его взгляд, точно ночные озера. Нежность ее
бледно-кремовой кожи спорила своей изысканностью с невесомым и прозрачным
шелком платья, благоуханного, как заросли жасмина на сельском кладбище.
Стоило ей сделать шаг навстречу Перрину, как во рту у него стало сухо, точно
в пустыне. Он уже понял, что любая из женщин, знакомых ему прежде, в
сравнении с дамой в жасминном шелке была неуклюжей и грубой простушкой.
Перрина все сильней била поражающая его дрожь.
она.
ладонь всего выше - глаза ее вровень бы встречали взгляд Перрина. Кудри ее,
роскошно вьющиеся, были черны до синевы, точно вороново крыло; прическу
поддерживал серебряный гребень. Талию, которую Перрин мог бы обхватить
ладонями, безжалостно стягивал серебристый поясок.
речами бесподобной в нежнейшем согласии. На самом деле к славе Перрин всегда
был равнодушен. Но лишь услышал слова темноокой - в нем тотчас возгорелось
паническое честолюбие. - То есть... - Тут снова зашебуршало у него в
затылке. - Нет! - Шепот пропал лишь на мгновение, и юноша уже согласился
было. Почти согласился. Он приложил ладонь ко лбу, наткнулся на
златоукрашенный шлем. Снял его. - Я... Миледи, я, наверное, не ищу славы, не
хочу искать ее...
желает славы! Но ты будешь восславлен так, словно ты протрубил в Рог Валир!
себя самого, который не уставал повторять воину, что он лжет. Рог Валир! Рог
протрубил - и неистовство атаки! Смерть подле его плеча, и она же ждет
впереди. Его возлюбленная. Его разрушительница. - Нет! Я простой кузнец! -
выкрикнул Перрин.
Не слушай того, кто мешает тебе исполнять веления судьбы! Каждый хочет
одного - унизить тебя, растоптать. Уничтожить. Но борение с собственным
предназначением не приведет тебя к победе. Зачем вместо славы ты избираешь
боль? Разве тебе не по нраву, чтобы имя твое стояло наравне с именами героев
из легенд?
мне, мы разделим сей кубок, разделим судьбу и славу! - Ив руке у нее явился
сияющий кубок, полный вина, алого, точно кровь. - Пей! Он хмуро взирал на
чашу. Ему словно вспоминалось нечто забытое. В затылок ему стало вгрызаться
кровожадное ворчание.
металлом... Каким? Вспомнить ему кто-то не давал. Рокот и ревностный зов в
затылке донимали Перрина, распинали его память.
сознании его, бился, чтобы Перрин его услышал. Но воитель обхватил голову
руками, зажал себе уши. Зов и шепот в голове Перрина стали невыносимо
гулкими. - Я - че-ло-век! - кричал он.
нашептывать Перрину:
более. И всегда, всегда в твоих снах буду я...
и ладно скроенные, безо всяких украшений. Одежда под стать кузнецу или
другому селянину. Но не о наряде своем размышлял Перрин.
мост соединял две широкие башни с огороженными вершинами. Боевые башни
поднимались из пропастей столь глубоких, что дна их не видел и дальнозоркий
Перрин. Непонятно откуда струился слабый свет. Глядя направо и налево, вверх
и вниз, воин-кузнец видел все новые и новые мосты, шпили и неогражденные
переходы. Хитросплетенью строений будто бы и конца не было. И, что всего
хуже, некоторые скаты взлетали, взбирались ввысь к тем уплощенным шпилям,
что царили прямо над теми, откуда эти самые переходы и брали начало. И будто
бы отовсюду одновременно раздавался звон капающей воды. Перрин чувствовал,
что продрог. Уловив краем глаза неясный сдвиг в отдалении, воин мигом укрыл
себя за гранитными перилами. Показывать себя врагу опасно! Но откуда же он
знал, что в сем сплетении лабиринтов царствуют его враги? Да, враги, да,
ясно!
По кромке отдаленной стены проплывало мерцающее пятно света. Еще не зная
точно, он был уже уверен: это женщина. Дама в белом наряде. Она кого-то
искала...