Иллиане.
за один вечер. Происшедшее в Иллиане само по себе вполне подходит для песни
об Охотнике. О какой легкости ты говоришь?
именем, которое она сама для себя выбрала; это было как постоянное
напоминание Морейн, что девушка - тот самый сокол Мин. И это нисколько не
влияло на размышления Перрина о том, не была ли она той красивой женщиной, о
которой Мин тоже его предупреждала. По крайней мере, я еще не наткнулся на
ястреба. Или на Туата'ан с мечом! Картинки необычнее вовек не выдумать, или
же я купец, торгующий шерстью.
седло Ходока. - Ты поймешь, почему мы здесь, когда Морейн найдет нужным
сказать тебе об этом.
раскосыми глазами:
ничего не говоришь, тебе сказать нечего. Уж лучше бы честно в этом
признался, фермерский сынок.
Морейн и Ланом. Даже со своей настырной напористостью Заринэ не могла ничего
выведать у Лойала, когда тот отказывался отвечать на ее вопросы. Перрин
подумал, что девушка обязательно примется теперь изводить его, чтобы он тоже
называл ее взятым ею именем. Но даже тогда он ей не поддастся.
торчащего горбом позади седла безобидного вида узла, в котором таилось
свернутое знамя Дракона. Несмотря на жару, она надела голубой льняной плащ
из Иллиана. Широкий капюшон скрывал лицо женщины, а кольцо Великого Змея
висело на шнурке у нее на груди. Тир, сказала Морейн, не запрещал появляться
в городе Айз Седай, объявив вне закона лишь направление Силы, но Защитники
Твердыни зорко следили за любой женщиной, носящей такое кольцо. Морейн же не
хотела, чтобы в этот раз за ней следили.
когда стало ясно, кто послал Гончих Тьмы. Саммаэль, подумал Перрин с
содроганием и постарался не произносить этого страшного имени даже в мыслях.
Но кто бы их ни послал, других преследователей не было. Страж не сделал
никакого замечания о духоте в Иллиане, как не высказался и о меньшей жаре в
Тире. Его серовато-зеленая куртка была все время наглухо застегнута.
Тире могло быть немного прохладнее, чем в Иллиане, но все-таки здесь было
так же жарко, как летом в Двуречье. И парило, как обычно после дождя, и
влажный воздух делал зной еще невыносимее.
если понадобится, но Перрин чувствовал, что его лучше не носить.
представлениям Перрина, только деревни и небольшие городки имели земляные
улицы, а Тир был одним из самых больших городов. Но путникам казалось, что
люди здесь не обращали никакого внимания на грязь. многие ходили босиком.
Внимание Перрина ненадолго привлекла женщина, шедшая на небольших деревянных
платформах, и он удивился, почему все эти люди не носят такую же обувь.
Мешковатые штаны на здешних мужчинах выглядели так, будто защищали своих
хозяев от жары надежней, чем пригнанные по фигуре, какие носил он сам, но
Перрин почувствовал бы себя дураком, даже если бы только примерил огромные
штаны. Он вообразил себя в этих дурацких портках и в круглой соломенной
шляпе и тихонько посмеялся над этой картиной.
проходящий мимо народ. Уши его совсем поникли, кисточки затерялись в
шевелюре. - У этого люда вид... как у побежденных, Перрин. Когда я был здесь
последний раз, они были совершенно не такими... Даже тот, кто позволил
вырубить свою рощу, не заслуживает того, чтобы так выглядеть.
лица прохожих, и у него крепло убеждение, что Лойал прав. Чего-то
недоставало во многих из этих лиц. Надежды, наверное. И еще любопытства.
Прохожие равнодушно смотрели на проезжающих мимо всадников, беспокоясь лишь
о том, чтобы не оказаться на пути лошадей, а то и вовсе не замечали
верховых. Огир, сидевший на лошади, которая могла сойти за большую ломовую,
для них, видимо, ничем не отличался от Перрина или Лана.
появились широкие каменные мостовые. У ворот всадников проводили жесткие
темные глаза стражи. На солдатах были блестящие кирасы поверх красных
мундиров с широкими рукавами и узкими белыми манжетами. Голову каждого
защищал круглый шлем, украшенный гребнем. Вместо мешковатых шаровар, которые
носили другие горожане, на стражниках были плотно облегающие штаны,
заправленные в сапоги до колен. Солдаты хмуро посмотрели на меч Лана и сжали
рукояти своих мечей, заметив к тому же секиру Перрина и его лук. Но,
несмотря на косые, острые взгляды, в их лицах тоже была какая-то
пришибленность, будто не существовало для них больше ничего достойного
служения и приложения каких бы то ни было усилий.
отличалась от построек на окраине. Очертания крыш поразили Перрина, особенно
остроконечные кровли; но он уже насмотрелся на такую уйму их разновидностей
с тех пор, как покинул дом, что только задавался вопросом, какими гвоздями
крепились черепичные плитки. В некоторых местах черепичные крыши настилали
вообще без гвоздей.
и казалось, что все они строились беспорядочно. Напротив массивного,
состоящего сплошь из башен и белых прямоугольных куполов, окруженного со
всех сторон широкими улицами здания могли тесниться лавки, гостиницы,
невзрачные домишки.
каждая грань шириной в четыре шага, с пятьюдесятью ступенями, ведущими
вверх, к бронзовым дверям в пять спанов высотой, имел соседями по одну
сторону пекарню, а по другую - портняжную мастерскую.
более ярких цветов и без доспехов, и у некоторых из них были мечи. Никто
здесь не ходил босиком, обуты были даже те, кто носил мешковатые штаны.
Женщины носили чаще всего длинные платья, с вырезом ниже обнаженных плеч,
открывающим порой и верхнюю часть груди. Женская одежда была сшита как из
шерсти, так и из шелка. Морской Народ вел в Тире оживленную торговлю шелком.
По улицам двигались портшезы и экипажи, запряженные лошадьми, не меньше было
и запряженных быками телег и фургонов. И все-таки слишком многие лица вокруг
выражали тоску и отрешенность.
мастерской и с кузницей; от самой гостиницы их отделяли узкие переулки.
Кузница была сложена из нетесаного серого камня, мастерская ткача и
гостиница были деревянными, хотя "Звезда" оказалась четырехэтажной, а
маленькие оконца виднелись еще и на скатах крыши. Трескотню ткацких станков
заглушал порой звон металла под кузнечным молотом.
двор, и вошли в здание. По всей гостинице из кухни разносились запахи рыбы,
выпечки и, возможно, чего-то тушеного, а еще аромат жареной баранины.
Мужчины в общем зале, как на подбор, были в туго облегающих куртках и
свободных штанах. Перрин подумал, что эти люди не были богачами, хотя по его
понятиям мужчины в цветных одеждах с широкими рукавами и женщины с
обнаженными плечами, в ярких шелках должны были быть или состоятельными, или
знатными. Но и те, и другие вряд ли стали бы терпеть такой шум. Может быть,
поэтому Лан и выбрал эту гостиницу.
в ответ показала язык.
кафтане и обычных здесь свободных штанах. Он поклонился приезжим, сложив
руки на своем солидном животе. На его лице застыло все то же выражение
усталой отрешенности и покорности судьбе.
да осияет вас, господа, и добро пожаловать, - повторил хозяин, кланяясь
мужчинам. Встретившись взглядом с желтыми глазами Перрина, он слегка
вздрогнул и устало перевел взор на Лойала: - Свет да осияет вас, друг огир,
и добро пожаловать. Больше года прошло с тех пор, как я встречал в Тире
кого-то из вашего рода. Какие-то работы в Твердыне. Конечно, они жили в
Твердыне, но я видел их однажды на улице. - Он замолчал и снова вздохнул;
казалось, этот человек был не в состоянии даже полюбопытствовать, почему еще
один огир появился в Тире и с какой вообще целью кто-то из этой компании
прибыл в город.
комнаты. Очевидно, шелковое платье Морейн и то, что она прятала свое лицо, в
совокупности с жестким ликом Лана и его мечом произвели на хозяина гостиницы
впечатление, какое производит знатная леди, сопровождаемая телохранителем, и
поэтому они были достойны его персонального внимания. Перрина же он
воспринимал, скорее всего, как слугу, а Заринэ явно не замечал - к ее явному
неудовольствию. А Лойал был для Харета, в конце концов, всего лишь огир.
Позвав прислугу, чтобы сдвинуть кровати для Лойала, хозяин предложил Морейн
отдельную комнату, где можно обедать и ужинать, если она того пожелает, и
женщина с достоинством приняла его предложение. Все они держались вместе,
небольшой процессией вышагивая по верхним коридорам. Потом Харет, продолжая
вздыхать, удалился, оставив своих постояльцев у комнаты Морейн. Стены
коридора были покрыты белой штукатуркой, а голова Лойала почти касалась
потолка.
руками пыль со своих узких юбок. - Полагаю, он принял меня за вашу служанку,