Чтение 97–й страницы книги ~Возрожденный дракон~

Щетка возобновила свое движение, и мимолетная улыбка коснулась губ
Морейн.

- Перрин, ты порой забываешь, что ты симпатичный молодой человек. Бывает,
девушки тают от одного взгляда на широкие плечи. - Он неопределенно хрюкнул
и шаркнул ногой. - Тебя еще что-то беспокоит, Перрин?

- Уг-м... нет.

Все равно с теми видениями, что являлись Мин, Морейн ничего не может
поделать, только сказать, что они очень важны. А это он знал и без нее. И не
хотелось Перрину говорить, что именно видела Мин. И, если честно, не
хотелось даже говорить о том, что Мин вообще что-то видела.

Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, Перрин прислонился к стене и
немного постоял так. Свет, вот так. ввалиться к ней, и она... Она красивая
женщина. И вероятно, по летам вполне могла бы быть мне матерью, а может, она
и старше. У Перрина мелькнула мысль, что Мэт, наверное, пригласил бы ее
потанцевать в общем зале. Да нет, вряд ли. Даже Мэт не такой дурень, чтобы
очаровывать Айз Седай. А танцевать Морейн танцевала. Он сам с ней танцевал
один раз. И ноги у него заплетались на каждом шагу, цеплялись одна за
другую. Хватит думать о ней как о деревенской девушке только потому, что ты
видел... Вот проклятая Айз Седай! Лучше думай о том айильце. Юноша мотнул
головой, встряхнулся и начал спускаться по лестнице.

Общий зал был набит под завязку, все стулья заняты, откуда только можно
натащили табуретов и скамеек, а те, кому негде было сидеть, выстроились
вдоль стен. Черноволосую девушку Перрин не увидел, и на него, торопливо
миновавшего зал, никто не взглянул дважды.

За одним из столов расположился Орбан, его перевязанная нога покоилась на
стуле с подложенной подушечкой, на ноге красовалась мягкая комнатная туфля.
В руке Орбан сжимал серебряный кубок, в который служанки то и дело подливали
вина.

- Да, - вещал он на весь зал, - мы знали айильцев как свирепых бойцов,
Ганн и я, но времени на колебания не было. Выхватил я свой добрый меч и
пришпорил своего Льва...

Перрин вздрогнул, не сразу поняв, что рассказчик говорил о своем коне по
кличке Лев. Надо же, поверить, будто он на льве верхом разъезжает! Перрину
стало немного стыдно: хоть не нравится ему этот человек, это не причина
считать, будто Охотник дойдет до такого откровенного бахвальства. Не
оглядываясь, Перрин поспешил за порог. Народу на улице перед гостиницей было
никак не меньше, чем в самой гостинице, - те, кому не досталось местечка в
общем зале, заглядывали в окна, и чуть ли не вдвое больше любопытствующих
толпилось около дверей, жадно ловя каждое слово Орбана. На Перрина никто не
оглянулся, хотя до его слуха донеслось недовольное бормотание и жалобы тех,
кому пришлось, пропуская юношу, отступить от двери.

Похоже, у гостиницы собрались чуть ли не все, кто вышел этим вечером на
улицу, поскольку Перрин, шагая к площади, никого не заметил. Порой в
освещенном окне мелькала чья-то тень, но больше никого. Правда, у Перрина
было такое чувство, будто за ним следят, поэтому он беспокойно оглядывался.
Ничего, только затянутые пологом ночи улицы, испещренные точечками
светящихся окон. Но окна, выходящие на площадь, были темны, кроме трех или
четырех - на верхних этажах.

Виселица стояла так, как он помнил, человек - айилец - по-прежнему сидел
в клетке, которая висела выше, чем мог дотянуться Перрин. Айилец,
по-видимому, не спал: по крайней мере, сидел с поднятой головой, но ни разу
не опустил взор на Перрина. Камни, которыми в него бросали мальчишки,
валялись под клеткой.

Клетка висела на толстой веревке, привязанной к кольцу на одной из
верхних перекладин клетки. Затем веревка через тяжелый шкив на поперечине
была протянута вниз и обмотана вокруг пары штырей, вбитых по обе стороны
опоры футах в трех от земли. Свободный конец веревки валялся у подножия
виселицы, небрежно брошенный и кое-как свернутый.

Перрин вновь оглянулся, осматривая погруженную во тьму площадь. Чувство,
что за ним следят, не оставляло его, но он ничего не заметил. Потом
прислушался - и ничего не услышал. Он чуял дымки каминных труб, запахи кухни
из домов, а от мужчины в клетке - запах человеческого пота и засохшей крови.
Страхом от человека не пахло.

Его вес, да еще и клетка, думал Перрин, приближаясь к виселице. Он не
знал, когда решил сделать это, да и вообще решил ли что-то, но понимал, что
он намеревался сделать.

Упершись ногой в массивный опорный столб, Перрин всем своим весом налег
на веревку и немного приподнял клетку. Появилась небольшая слабина. Судя по
тому, как дернулась веревка, человек в клетке наконец-то зашевелился, но
юноша слишком спешил, чтоб бросать задуманное на полдороге и объяснять
узнику, что делает. Слабина позволила размотать закрученную вокруг штырей
веревку. По-прежнему упираясь в столб, Перрин, перебирая руками, быстро
опустил клетку на плиты мостовой.

Теперь айилец смотрел на него молча и изучающе. Перрин же ничего не
говорил. Как следует разглядев клетку, он стиснул зубы. Если уж что-то
делаешь, пусть даже такую клетку, надо делать на совесть. Передняя стенка
клетки целиком представляла собой висящую на грубых, сработанных наспех
петлях дверцу, удерживала ее цепь, замкнутая здоровенным железным замком.
Цепь была выкована с той же неряшливостью, с какой изготовлена и сама
клетка. Перрин ощупал цепь, отыскал слабое звено и всунул в него толстый шип
своего топора. Резким движением запястья кузнец сломал плохо склепанное
звено. Две секунды - и разомкнутая цепь со звоном упала в сторону, и Перрин
распахнул клетку.

Айилец по-прежнему сидел в клетке, подтянув колени к подбородку, и
смотрел на освободителя.

- Ну? - хрипло прошептал Перрин. - Я ее открыл, но будь я проклят, если
стану тебя оттуда вытаскивать! - Юноша торопливо окинул взглядом затянутую
ночным мраком площадь. По-прежнему ничто не двигалось, но он все равно
чувствовал на себе следящие глаза.

- Ты силен, мокроземец. - Айилец не шевельнулся, разве что повел плечами.
- Чтобы поднять меня туда, понадобилось три человека. А теперь ты меня
спустил. Почему?

- Мне не нравится, когда людей сажают в клетку, - прошептал Перрин. Ему
хотелось уйти. Клетка открыта, и непрестанно следят те глаза. Но айилец не
двигался с места. Если начал дело, делай его хорошо и доводи до конца. -
Может, вылезешь, пока кто-нибудь не появился?

Айилец протянул руку вверх, обхватил верхнюю, дальнюю от себя
перекладину. Одно движение - и он выбрался из клетки и поднялся на ноги,
тяжело опираясь на железный прут решетки. Если б он выпрямился, то был бы на
голову выше Перрина. Он посмотрел Перрину в глаза - Перрин знал, как они
сияют в лунном свете полированным золотом, но айилец не обратил внимания на
их необычный цвет.

- Я просидел тут со вчерашнего дня, мокроземец. - Говорил айилец совсем
как Лан. Нет, голос его не походил на голос Лана, и выговор был другой, но у
айильца была та же невозмутимая холодность, та же спокойная уверенность. -
Нужно немного времени, мокроземец, а то ноги у меня затекли. Я - Гаул, из
септа Имран, из Шаарад Айил. Я - Шаеен М'таал. Каменный Пес. Моя вода -
твоя.

- Ага, а я - Перрин Айбара. Из Двуречья. Я кузнец.

Из клетки он его вытащил; теперь айилец свободен. Только бы здесь никто
не появился, пока Гаул не обретет способность ходить, иначе он опять
окажется в клетке, или же его просто убьют. И в том, и в другом случае труды
Перрина пошли бы прахом.

- Надо было мне принести фляжку с водой или бурдюк. А почему ты называешь
меня мокроземцем?

Гаул указал рукой на реку. В лунном свете даже глаза Перрина могли
обмануться, но ему показалось, что айилец впервые выглядел встревоженным.

- Три дня назад я наблюдал за девушкой, она резвилась в громадном пруду!
Там было столько воды! В поперечнике озеро было, наверно, шагов двадцати.
Она... переплыла его. - Он неуклюже двинул рукой, его жест слегка напоминал
гребок. - Храбрая девушка. Переправы через эти... реки... чуть было не
лишили меня мужества. Не думал, что где-то может быть столько воды сразу,
никогда не предполагал, что в вашем мире, в мокрых землях, так много воды!

Перрин покачал головой. О Пустыне и айильцах он знал немного, о том, что
в Айильской Пустыне мало воды, Перрину было известно, но он не предполагал,
что ее так мало, чтобы Гаула настолько потрясла река.

- Ты далеко от родных мест, Гаул. Почему ты здесь?

- Мы ищем, - медленно промолвил Гаул. - Мы разыскиваем
Того-Кто-Приходит-с-Рассветом.

Перрину уже доводилось слышать это имя, и тогдашние обстоятельства не
оставили сомнений, о ком идет речь. Свет, вечно дело возвращается к. Ранду!
Я накрепко привязан к нему. так норовистую лошадь связывают перед ковкой.

- Ты не там ищешь, Гаул. Я тоже его ищу, а он на пути в Тир.

- В Тир? - Айилец был явно удивлен. - Почему?.. Но так должно быть.
Пророчество гласит: когда падет Тирская Твердыня, мы наконец покинем
Трехкратную Землю. - Так айильцы называли Пустыню. - В пророчестве сказано:
мы изменимся и вновь обретем то, чем владели и что было потеряно.

- Может, и так. Ваших пророчеств, Гаул, я не ведаю. Ты уходить-то
собираешься? В любую минуту может кто-нибудь появиться.

- Бежать слишком поздно, - заметил Гаул, и кто-то низким голосом
закричал:

- Дикарь на свободе!

С десяток или с дюжину мужчин в белых плащах, выхватывая мечи, бежали
через площадь, конические шлемы сияли в лунном свете. Чада Света.

Будто имея в запасе все время в мире, Гаул преспокойно снял темную
материю со своих плеч и обмотал ее вокруг головы, довершив боевое облачение
плотной черной вуалью, которая скрыла его лицо. Над черной повязкой
сверкнули глаза.

- Ты любишь танцевать, Перрин Айбара? - спросил айилец. И с этими словами
бросился прочь от клетки. Прямо на наступающих Белоплащников. На мгновение