холодом и металлом.
- Что бы ты ни сделал, этому не будет прощения, Предатель, но за смерть
Илиены я уничтожу тебя, и твой хозяин не поможет тебе. Готовься к...
- Вспомни, ты, глупец! Вспомни тщету своего нападения на Великого
Повелителя Тьмы! Вспомни ответный удар! Вспомни! Даже теперь Сто Спутников
раздирают мир на части, и каждый день еще сто человек присоединяются к
ним. Чья рука погубила Илиену Солнечноволосую, Убийца Родичей? Не моя.
Нет, не моя! Чья рука поразила всякую жизнь, которая несла в себе хоть
каплю твоей крови, всех, кто любил тебя, всех, кого любил ты? Не моя,
Убийца Родичей. Нет, не моя. Вспомни все, и ты узнаешь цену за
сопротивление Шайи'тану!
Внезапно по лицу Льюса Тэрина, покрытому копотью и грязью, покатились
капли пота. Он вспомнил: туманное воспоминание, похожее на сон во сне, но
он понял, оно - правда.
Стены отразили дикий рев человека, вдруг открывшего, что душа его
проклята навеки, проклята за деяния его собственных рук. Он стал царапать
лицо, словно желая вырвать глаза и не видеть того, что содеял. Везде, куда
бы Льюс Тэрин ни устремлял взгляд, он видел мертвых. Были они растерзаны,
изломаны, опалены огнем, наполовину поглощены камнем. Везде были
безжизненные лица тех, кого он знал, тех, кого он любил. Старые слуги и
друзья детства, верные соратники, прошедшие с ним через многие годы битв.
И его дети. Его сыновья и дочери, замершие навсегда, лежащие словно сломан
ные куклы. Все пали от его руки. Лица детей обвиняли, невидящие глаза
вопрошали, - и слезы его не стали для них ответом. Смех Предателя стегал,
как кнут, заглушая стоны. Льюс Тэрин больше не мог видеть эти лица,
терпеть эту боль. Не мог вынести всего этого. В отчаянии он потянулся к
Истинному Источнику, к попорченному Саидин, и Переместился.
Местность оказалась ровной и пустынной. Поблизости несла свои воды река,
широкая и прямая, но Льюс Тэрин ощущал, что на сотню лиг вокруг не было ни
души. Он был один, в таком одиночестве, в каком может пребывать человек,
пока жив, но от воспоминаний тем не менее убежать не удалось. Глаза
преследовали его, преследовали по бесконечным пещерам разума. Он не мог
спрятаться от них. Глаза его детей. Глаза Илиены. Слезы блеснули на щеках
Льюса Тэрина, когда он поднял лицо к небу.
- Свет, прости меня!
Он не верил, что прощение придет. За то, что он сделал, - нет. Но Льюс
Тэрин Теламон все равно кричал, обращаясь к небу, моля о том, чего не мог
получить, моля о прощении, не веря в то, что может быть прощен.
Он по-прежнему касался Саидин, мужской половины силы, которая правит
Вселенной и вращает Колесо Времени, и ощущал маслянистое пятно, пачкающее
его поверхность, - пятно ответного удара Тени, пятно, которое обрекло мир
на гибель. Из-за него. Так как в гордыне своей он возомнил, что люди могут
сравниться с Создателем, что они могут восстановить созданное Творцом, но
+n$l,( же испорченное. В гордыне своей он верил в это.
Льюс Тэрин потянулся к Истинному Источнику, жадно припав к нему, как
умирающий от жажды - к сосуду с водой. Он стал быстро черпать Единую Силу,
больше, чем мог направить без посторонней помощи, и кожу его словно
охватило пламенем. Напрягаясь изо всех сил, он заставил себя вобрать еще
больше, стараясь вычерпать все.
- Свет, прости меня! Илиена!
Воздух обратился в пламя, огонь стал жидким сиянием. С неба ударила
молния, и всякий, кто хоть на миг бы узрел ее, выжег бы себе глаза и
ослеп. Сорвавшись с небес, огненная стрела пронзила Льюса Тэрина Теламона
и прожгла себе путь в недра земли. Едва она коснулась скалы, как та
обратилась в пар. Земля заметалась и затряслась, словно живое существо в
предсмертной агонии. Исчез сияющий стержень, на одно биение сердца
связавший землю и небо, и земля пошла волнами, словно море в бешеный
шторм. Плавящиеся скалы взлетели вверх на сотни футов, вздыбилась стонущая
земля, взметнув еще выше пылающий фонтан, С воем примчались ветры - с
севера и с юга, с востока и с запада. Они с хрустом переламывали деревья,
словно те были тонкими прутиками, яростные порывы своими ударами и
пронзительным свистом как бы помогали горе расти все выше к небу. Все выше
к небу, все выше.
Наконец ветры стихли, земля успокоилась, подрагивая в такт отдаленному
грохоту. От Льюса Тэрина Теламона не осталось и следа. Там, где он стоял,
теперь, устремившись на мили в небо, возвышалась гора; пышущая жаром
земных глубин лава еще выплескивалась из обломанной верхушки. Катаклизм
сдвинул русло прежде прямой реки в сторону; теперь она большой дугой
огибала гору, и в самой середине реки, разделяя ее на два рукава, возник
длинный остров. Тень от горы почти достигала острова, ее мрачная полоса
легла на равнину печатью зловещего пророчества. Какое-то время
единственным звуком был глухой протестующий гул.
Воздух над островом замерцал и сгустился. Появилась фигура человека.
Мужчина в черном стоял и разглядывал огненную гору, поднявшуюся над
равниной. Черты его лица исказились от ярости и презрения.
- Ты не уйдешь так просто, Дракон. Меж нами еще не все кончено. И не
кончится - до скончания времен!
Затем он исчез, а гора и остров остались одни. Остались ждать.
и сгинули горы, и народы рассеялись по восьми сторонам Мира. Луна была как
Разрушено было все, и все потеряно, все, кроме памяти, и одно воспоминание
превыше всех прочих - о том, кто принес Тень и Разлом Мира. И имя ему было
И явилось это в те дни, как являлось раньше и как будет являться не раз,
пророчества, как то было в эпохах прошедших и как то будет в эпохах
полнящихся агнцами. Пусть длань Повелителя Рассвета укроет нас от Тьмы и
ветрах времени.
Вращается Колесо Времени, приходят и уходят Эпохи, оставляя в наследство
воспоминания, которые становятся легендой. Легенда тускнеет, превращаясь в
миф, и даже миф оказывается давно забыт, когда Эпоха, что породила его,
приходит вновь. В Эпоху, называемую Третьей Эпохой, Эпоху, которая еще
будет, Эпоху, давно минувшую, поднялся ветер в Горах Тумана. Не был ветер
началом. Нет ни начала, ни конца оборотам Колеса Времени. Оно само -
начало всех начал.
Ветер, что родился под пиками, вечно одетыми в облака, давшие горам их
название, дул на восток, через Песчаные Холмы, что до Разлома Мира были
берегом великого океана. Он устремился в Двуречье, в буреломный лес,
прозванный Западным Лесом, и врезался в двух человек, идущих рядом с
лошадью, запряженной в двуколку. Они спускались по усеянному камнями
проселку, который назывался Карьерная Дорога. Ветер дышал ледяным холодом
снежных зарядов, хотя весна должна была наступить уже добрый месяц назад.
Порывы ветра налетели на Ранда ал'Тора, прижали плащ к его спине,
обернули вокруг ног шерстяную ткань серо-бурого цвета, а затем принялись
трепать край плаща. Ранд подумал, что стоило бы одеться потеплее, взять
еще одну рубаху или накинуть плащ потяжелее. Попытка справиться с плащом
одной рукой - в другой он сжимал лук с наложенной на тетиву стрелой - ни к
чему хорошему не привела: пока он возился с плащом, тот ухитрился
зацепиться за колчан, висящий у Ранда возле бедрам
Когда сильный порыв ветра выдернул плащ у него из рук, Ранд через спину
косматой гнедой кобылы взглянул на отца. Он чувствовал себя немного
неловко из-за своего желания убедиться, что Тэм все еще рядом, но такой уж
выдался день. Завывал ветер, но, когда вой утихал, стояла тишина. Тихий
скрип оси двуколки звучал неестественно громко. В лесу не пели птицы, не
пересвистывались на ветках белки. Ранд этого и не ждал.- в такую-то весну.
Зелеными были только те деревья, что не сбросили на зиму листья и хвою.
Камни и корни деревьев оплетала коричневая спутанная паутина прошлогодних
побегов куманики. Среди трав больше всего было крапивы, попадались
растения с колючками и репьями, некоторые, когда их подминал под себя
неосторожный сапог, отвратительно воняли. В глубокой тени плотно стоящих
деревьев еще сохранились белые снеговые тропки. Туда не могли пробиться
солнечные лучи, не имевшие ни нужной силы, ни тепла. Бледное солнце
зацепилось за верхушки деревьев на востоке, но свет его был подернут
темной рябью, будто смешанный с тенью. Утро было тревожным, наводящим на
малоприятные размышления.
Без всякой задней мысли Ранд потрогал на хвостовике стрелы прорезь для
Зыков Виталий
Браун Дэн
Березин Федор
Афанасьев Роман
Акунин Борис
Афанасьев Роман