Чтение 86–й страницы книги ~Колесо времени~

повернулся и двинулся на юг, Перрин подумал, что ухмылка у того тоже очень
сильно смахивает на волчью.
Так они путешествовали на юг и на восток три дня, пешком и верхом целые дни
напролет, останавливаясь лишь в сгустившихся сумерках. Илайас, по-видимому,
торопливость горожан презирал, но в то же время не считал, что стоит попусту
терять время, если есть куда идти.
Три волка на глаза им попадались редко. Каждый вечер звери на время
выходили к костру и иногда днем, когда их меньше всего ожидали, ненадолго
появлялись рядом и исчезали. Но Перрин знал, что они неподалеку, и знал где.
Он знал, когда волки разведывали дорогу впереди и когда волки наблюдали за
происходящим позади них. Он узнал, когда они оставили обычные охотничьи
угодья и Пестрая отослала свою стаю обратно, - ждать ее. Иногда трое
оставшихся волков пропадали из мыслей Перрина, но задолго до того, как они
появлялись в поле зрения, он уже знал об их возвращении. Даже когда лес
сменился разбросанными там и тут рощами, разделенными громадными полосами
мертвой травы, волки, когда не хотели, чтобы их заметили, казались
призраками, но он мог в любой момент указать на них пальцем. Перрин не
понимал, как он узнает все это, и пытался уверить себя, что его воображение
играет с ним шутки, но все было бесполезно. Как знал Илайас, так знал и он.
Перрин старался не думать о волках, но они все равно прокрадывались в его
мысли. С тех пор как он встретился с Илайасом и волками. Ба'алзамон пропал из
его снов. Его сновидения, насколько Перрин помнил при пробуждении, касались
обыденных дел, того, что могло сниться дома... до Байрлона... до Ночи Зимы.
Обычные сны - с одним дополнением. В этих снах, как он помнил, одно было
общим: когда он выпрямлялся у горна мастера Лухана, стирая пот с лица, или
возвращался с Лужайки после танцев с деревенскими девушками, или поднимал
голову от книги, которую читал у камина, то где бы он ни был - в лесу, на
улице, под крышей, - рядом всегда находился волк. Всегда рядом с ним маячила
волчья спина; и всегда он знал, - в снах это казалось нормальным, даже у
обеденного стола Элсбет Лухан, - что желтые волчьи глаза, охраняя его, зорко
следят за тем, какая опасность может появиться. Лишь при пробуждении волчье
присутствие казалось ему странным.
Они путешествовали три дня. Пестрая, Прыгун и Ветер приносили им кроликов и
белок, Илайас показывал растения, годные в пищу, некоторые из них Перрин
узнавал. Однажды кролик выскочил чуть ли не из-под самых копыт Белы; прежде
чем Перрин успел вложить камень в пращу, Илайас в двадцати шагах точным
броском своего длинного ножа пригвоздил зверька к земле. В другой раз Илайас
подстрелил из лука взлетевшего толстого фазана. Ели теперь Перрин с Эгвейн
намного лучше, чем когда шли одни, но юноша с радостью вернулся бы к тому
скудному рациону, лишь бы обойтись без серых попутчиков. Он не был уверен,
какие чувства испытывает Эгвейн, но предпочел бы голодать, лишь бы жить без
волчьей компании. Три дня, до этого самого вечера.
Впереди, в добрых четырех милях, раскинулся лесок, больший, чем многие из
повстречавшихся путникам. На западе низко висело солнце, отбрасывая справа
косые тени, усиливался ветер. Перрин почувствовал, что волки перестали
держаться сзади и неторопливо двинулись вперед. Они не чуяли и не видели
ничего опасного. Сейчас на Беле ехала Эгвейн. Пора уже было подыскивать место
для ночлега, и большая роща хорошо подходила для этой цели.
Когда путники приблизились к деревьям, из леска выскочили три мастиффа,
широкомордые псы, не уступающие ростом волкам, даже крупнее; они оскалили
клыки, громко, утробно рыча. Едва вырвавшись на опушку, псы остановились, но
от троих людей их отделяло не больше тридцати футов, темные глаза собак
сверкали убийственными огоньками.
Бела, которая и так уже изнервничалась из-за волков, тихо заржала и чуть не
сбросила Эгвейн с седла, но Перрин в тот же миг закрутил свою пращу над
#.+.".). Нет нужды тупить топор об собак; камень по ребрам заставит убежать и
самого злобного пса.
Илайас махнул ему рукой, не отрывая взгляда от замерших собак.
- Чш-ш! Прекратите!
Перрин недоуменно нахмурился на него, но, крутанув пращу еще несколько раз,
опустил ее. Эгвейн сумела утихомирить Белу; и она, и кобыла с опаской следили
за собаками.
На загривках мастиффов дыбом стояла шерсть, уши их были прижаты, рык псов
звучал как землетрясение. Вдруг Илайас поднял вытянутый палец на уровень
плеча и засвистел долгим пронзительным свистом, который становился все выше и
выше, нескончаемо. Рычание собак неровно оборвалось. Псы отступили на шаг,
поскуливая и вертя головами, будто хотели убежать, но что-то их удерживало.
Глаза их были прикованы к пальцу Илайаса.
Медленно Илайас стал опускать руку, и тональность свиста понижалась вместе
с нею. Собаки следовали за движением руки, пока не легли плашмя на землю,
вывалив языки из пастей. Три хвоста завиляли.
- Смотрите, - сказал Илайас, шагнув к собакам. - В оружии нет нужды. -
Мастиффы лизали ему руки, а он почесывал их широколобые головы и ласково
трепал псов за ушами. - Они выглядят гораздо более злобными, чем есть на
самом деле. Они хотели всего лишь отпугнуть нас и укусили бы, только если б
мы попробовали сунуться в лес. Так или иначе, теперь об этом волноваться не
стоит. До того как совсем стемнеет, мы успеем добраться до другой рощицы.
Перрин посмотрел на Эгвейн: рот у нее был открыт. Клацнув зубами, он
захлопнул свой.
По-прежнему поглаживая псов, Илайас изучал рощу.
- Здесь будут Туата'ан. Странствующий Народ. Перрин с Эгвейн непонимающе
уставились на него, и он добавил:
- Лудильщики.
- Лудильщики? - воскликнул Перрин. - Мне всегда хотелось увидеть
Лудильщиков. Они иногда останавливались лагерем у Таренского Перевоза, за
рекой, но в Двуречье, насколько помню, они не бывали. Почему так, я не знаю.
Эгвейн фыркнула:
- Наверное, потому, что людишки в Таренском Перевозе такие же большие воры,
как и Лудильщики. Несомненно, они кончили тем, что без всякого толку воровали
друг у друга. Мастер Илайас, если тут и вправду недалеко Лудильщики, может,
мы дальше пойдем? Нам не хочется, чтобы Белу украли и... ну, богатства у нас
все равно нет, но всем известно, что Лудильщики готовы украсть хоть что-
нибудь.
- В том числе и младенцев? - сухо осведомился Илайас. - Похищают детей и
все такое прочее? - Он сплюнул и девушка вспыхнула. Такие истории про детей
иногда рассказывали, но чаще всего - Кенн Буйе или кто-то из Коплинов или
Конгаров. Каждый знал: это те еще россказни. - Порой от Лудильщиков меня
попросту тошнит, но воруют они не чаще, чем другие. Намного реже, чем кое-
кто, кого я знаю.
- Скоро совсем стемнеет, Илайас, - сказал Перрин. - Где-то же мы должны
остановиться на ночь. Почему бы не вместе с ними, если они примут нас? - У
миссис Лухан имелся в хозяйстве починенный Лудильщиками котел, о котором она
заявляла, что он лучше нового. Мастер Лухан не испытывал особой радости,
когда его жена превозносила работу Лудильщиков, но Перрину хотелось
взглянуть, как те достигают своего мастерства. Однако в тоне и облике Илайаса
сквозило какое-то нежелание, которого юноша понять не мог. - Или есть
причина, из-за которой нам нельзя так поступать?
Илайас отрицательно покачал головой, но нежелание не пропало, оно по-
прежнему чувствовалось в развороте его плеч и в напряженно сжатых губах.
- Можно, можно. Только не берите в голову то, что они говорят. Всякую
глупость. По большей части Странствующий Народ ведет себя как
заблагорассудится, но порой они придают очень большое значение формальностям,
поэтому делайте то же самое, что и я. И держите свои секреты при себе. Нечего
выкладывать все каждому встречному-поперечному.
Собаки, виляя хвостами, трусили рядом с путниками, пока Илайас вел ребят
дальше в лес. Перрин почувствовал, что волки задержались на опушке, и понял,
gb. дальше они не пойдут. Собак они не боялись - к ним волки относились с
пренебрежением, ведь те променяли свободу на сон возле костра, - но людей они
избегали.
Илайас шагал уверенно, словно знал, куда идти, и в глубине леска, меж дубов
и ясеней, показались фургоны Лудильщиков.
Как и любой в Эмондовом Лугу, Перрин много слышал о Лудильщиках, хоть
никогда и не видел никого из них, и лагерь оказался точно таким, каким он и
ожидал его увидеть. Фургоны представляли собой небольшие дома на колесах:
высокие деревянные сундуки, покрытые лаком и раскрашенные в яркие цвета -
красные, синие, желтые, зеленые, различные их оттенки, названия которых
Перрин не знал. Странствующий Народ занимался делами, которые оказались
разочаровывающе обыденными: кто готовил еду, кто шил, кто возился с детьми,
кто чинил упряжь, но у всех одежда оказалась еще более многоцветной, чем их
фургоны, - и на первый взгляд выбранной наугад; иногда от сочетания расцветок
куртки и штанов или платья и шали у Перрина рябило в глазах. Лудильщики
напоминали ему бабочек на лугу с яркими полевыми цветами.
Четыре или пять человек в разных концах лагеря играли на скрипках или
флейтах, и немногие танцующие кружились рядом с ними, будто колибри всех
цветов радуги. Среди костров бегали и играли дети и собаки. Собаки были
мастиффами, точно такими же, что встретили путников, но дети дергали их за
уши и таскали за хвосты, карабкались им на спины, а здоровенные псы спокойно
сносили подобное обращение. Трое мастиффов, идущих рядом с Илайасом, свесив
языки, глядели на бородача как на лучшего друга. Перрин покачал головой. Все
равно в них хватало роста, чтобы достать человеку до горла, просто оторвав
свои передние лапы от земли.
Внезапно музыка оборвалась, и Перрин понял, что все Лудильщики глядят на
Илайаса и его спутников. Даже дети и собаки стояли тихо и смотрели
настороженно, будто готовые тут же сорваться с места и убежать.
Минуту вообще не слышалось ни звука, а затем вперед выступил седоволосый,
жилистый, невысокого роста мужчина и степенно поклонился Илайасу. Мужчина был
одет в красную куртку с высоким воротником-стойкой и мешковатые ярко-зеленые
штаны, заправленные в высокие, до колен сапоги.
- Добро пожаловать к нашим кострам! Известна ли вам песня?
Илайас поклонился ему столь же церемонно, приложив обе руки к груди: