Чтение 37–й страницы книги ~Предназначение~

собственная жизнь висит на волоске. Но если сделать так, как я говорил, мы
еще можем надеяться на победу.

- И вы собираетесь ввергнуть меня в такую опасность? Остужены ли ваши
угли?

- Сбор теперь переместился в храм, - объяснил Уолли. - Я представлю
тебя воинам и потребую лидерства.

Колдун с подозрением взглянул на него:

- А что потом?

- Потом, - воскликнул Ннанджи, - воины обвинят его в предательстве, ему
придется защищать свою честь с оружием в руках, и они убьют его.

- Вижу! - Ротанкси с сомнением взглянул на обоих. - И чьим же пленником
я стану, когда умрет Шонсу?

- Моим, - заверил его Ннанджи. - Но я умру следующим. Тогда ты
перейдешь к сбору. Счастливо оставаться, милорд.

¶x x x§

Шлюпку их у знакомой пристани встречал старый и усталый жрец Шестой.
Уолли, выбравшись на гладкие доски, протянул руку Томияно, остававшемуся
внизу, в лодке.

- Капитан! - сказал он. - Если ни я, ни Ннанджи.., присмотри тогда за
Джией и Виксини. И спасибо тебе за все.

Брови Томияно поднялись, сдвинув его корабельную метку на лбу куда-то
под волосы. Он замахал руками.

- Что приготовить тебе на обед, милорд? Я скажу Лине.

Уолли улыбнулся и отправился вслед за нетерпеливым жрецом.

Путь пролегал через хорошо знакомую трапезную, потом между двумя
полуразрушенными зданиями.., мимо старого ледника и покинутых часовен,
заброшенных загонов, жилых корпусов, через когда-то прямые дорожки, заросшие
вездесущим кустарником.

Путь лежал к громаде самого храма, и скоро они вошли в его тень. Потом
- неприметная, маленькая дверка и бесконечные темные коридоры. Издалека
послышалось пение, и их проводник приложил палец к губам. Он отворил дверь,
очень медленно, и пение стало громче.

Это был скорее большой альков, чем маленькая комната, с одной стороны
вход в нее закрывала парчовая занавесь, за которой лежал неф храма. Отсюда
можно было наблюдать, оставаясь невидимыми. Уолли остановился и стал
смотреть, остальные стояли рядом.

Первое, что он подумал, - как мал храм Касра по сравнению с великим
строением Ханна. Потом он разглядел людей: слева от него стояла цепочка
Седьмых в голубом, за ними, на приличествующей дистанции, - ряд Шестых из
сорока человек; дальше - Пятые в красных килтах. Больше тысячи человек (были
еще среднеранговые, но виднелись только их головы и рукоятки мечей) -
впечатления же толпы не создавалось. Кроме воинов, в храме находились и не
имеющие мечей: герольды, лекари, оружейники, менестрели и, возможно,
представители города.

Справа, лицом к Богине, стоял хор, бесконечно тянущий, то убыстряя, то
замедляя, свой диссонансный мотив. Скульптор изобразил сидящую женщину в
длинных одеждах с распущенными волосами. Голубые пятна проступали на камне,
создавая впечатление экземы на теле Богини. Гора даров была большой, но она
не могла даже и сравниться с храмовыми сокровищами Ханна.

Главные двери, конечно, должны были находиться в передних арках позади
стеклянных витрин, разбитые участки которых изнутри светились яркими
пятнами, достаточно большими, чтобы через них можно было разглядеть Реку и
РегиВул за ней с дымками вулканов. Между Уолли и этими дверьми стояли воины,
напротив себя он видел еще одну парчовую занавесь, скрывавшую, по-видимому,
другую дверь; еще одна должна быть за идолом.

Потом он увидел Боарийи, одиноко стоящего в стороне. По правилам он,
наверное, должен был находиться прямо перед Седьмыми во главе армии. Вместо
этого он стоял в дальнем ее конце. Это выглядело несколько странно, но при
этом он оказывался напротив Уолли. Скорее всего жрецы под контролем Хонакуры
выказали ему таким образом свое благорасположение. Видимо, Кадиуинси легко
поддавался чужим влияниям. К счастью, отсутствие Хонакуры говорило о том,
что он занят где-то со старшими жрецами, обеспечивая действия с их стороны.

Боарийи выглядел далеко не таким слабым противником, как хотелось.
Может, ему не пришлось заниматься фехтовальной практикой в последние дни так
много, как Уолли, но он был также лишен и необходимости плавать в
сумасшедшем доме "Грифона". И тут Уолли ощутил, как он устал.

Тиваникси стоял с другими Седьмыми, рука его была перевязана.

Уолли оглянулся на свою собственную команду. Колдун с застывшей
гримасой на лице стоял со связанными руками. Ннанджи держал его за другой
конец веревки, пытаясь бодро улыбаться. Ннанджи утверждал, что у них ничего
не получится, а он был всегда прав, когда оценивал воинов. Тана настояла на
своем присутствии, и Катанджи тоже был, конечно, здесь. Маленький и
худенький, он широко улыбался, черные глаза его при этом мрачно сияли.

У Катанджи в руках был маленький кожаный мешочек. Уолли догадался, что
это самоцветы - его несчастная добыча из Ги. Если Ннанджи отдал этот
неприкосновенный запас брату, значит, он не надеется пережить этот день.

Церемония должна была уже подходить к концу, не видимая за спинами
старших молодежь начинала перешептываться.

В Ханне стены по краям нефа были украшены витражами. Здесь же вместо
них была мозаика, частями осыпавшаяся. Уолли оценивающе посмотрел на крышу,
пытаясь понять, насколько она безопасна.

Он подумал, что, пожалуй, является единственным из присутствующих, кто
не слишком обеспокоен тем, что пение никак не кончается.

За поясом у него был пистолет колдуна, в кармане лежала горстка пороха,
но могло не оказаться времени на перезарядку. Уолли не нервничал, скорее он
чувствовал отчаяние. Боги затеяли все это, бросив его словно овцу в стаю
волков. Может, он дошел до последней части загадки - неизбежен ход событий -
неизбежно придется отдать меч Боарийи? В каком возрасте был Александр
Великий, когда, возглавив армию отца, отправился завоевывать Землю?
Двадцать? Боарийи, похоже, старше. Впрочем, он и не походит на Александра
Великого.

Солнце скрылось за облаками; тень покрыла высокие холодные покои.

Пение закончилось, вызвав общее оживление в публике. Хор перестроился
и, разделившись на две линии, встал по бокам от статуи. Худенькая фигурка в
голубых одеждах вышла вперед, с трудом опустилась на старческие колени,
поклонилась Богине, поднялась еще медленнее и повернулась к собранию.
Верховный жрец Кадиуинси. Его снежно-белые волосы мерцали во мраке, руки
поднялись в ритуальном жесте благословения. Боарийи и Седьмые расслабились -
очевидно, церемония завершалась. Старик постоял в молчании. Потом повернулся
лицом к идолу.

- Блаженнейшая! - пропел он дребезжащим голосом. - Твой кастелян и я
имели честь созвать этот сбор и удостоиться увидеть Твое благословение ему.
Благодарим за то, что Ты услышала наши молитвы, за то, что послала нам
Новичков, учеников, воинов, Адептов, Мастеров, но больше всего за то, что Ты
послала нам Твоего ставленника, благородного и отважного воина, человека,
уже встречавшегося с колдунами и поклявшегося победить их, истинного
предводителя, посланного Тобой, носящего Твой меч.

Возглас удивления собравшихся перерос в яростный, звериный рев. В храме
запахло мятежом. Боарийи шагнул вперед, руки на поясе, голова вытянута в
сторону говорящего. Остальные Седьмые пришли в смятение, многие покраснели
от злости, решив, что присягнули не тому человеку.

Уолли подбежал к самой занавеси, его команда бросилась за ним.

- Рано! - Он испытующе поглядел на жреца. - Вправду ли настал нужный
момент?

И тут внезапно наступила тишина и выглянуло солнце, рассыпав по нефу
бриллианты, засверкав на серебристых волосах Кадиуинси и на фигуре высокой
женщины с лютней, вышедшей вперед.

¶Глава 6§

- Я думал, она на корабле, - воскликнул Уолли так громко, что вся его
компания подпрыгнула. Ннанджи кивнул, но Тана затрясла головой.

- Она ушла со жрецами.

Уолли как окатили водой. Разъяренный, он повернулся обратно, чтобы
увидеть, что будет дальше. Доа была чиста и свежа. Ее русые волосы снова
блестели, больше не свисая как пакля. Жреческие голубые хлопковые одежды -
слишком мешковатые и недостаточно длинные - сидели на ней так, как если бы
их кроил для нее знаменитый кутюрье. Публика замерла. Уолли оставалось
только надеяться, что Хонакура знает, что делает. Может быть, это он и
пригласил ее в лодку. Не менее вероятно, что он слепо доверился ей.

Доа не отдала салюта, не объявила названия своей баллады. Ни
нервозности, ни возбуждения не чувствовалось в ней, одна только
сосредоточенность была в ее движениях, когда, настраивая лютню, она
пробовала тон. Потом вдруг подняла голову, взяла аккорд, и храм наполнился
глубоким голосом, сияющим, как циркон.

Воины прекрасным утром выступили в путь.

Честь и слава им вовек,

С пути их не свернуть.

Суд свершат, накажут зло, их страху не согнуть.

Ее мечи идут вперед!

Уолли снова оглянулся на Ннанджи и по его удивленному лицу понял, что
он тоже никогда не слышал баллад в ритме марша.

Ритм был возбуждающий, однако... Нет! Не может быть! Он внимательно
вслушался в припев и в следующий куплет. Ноги начали притоптывать. А может,
и нет - это маршировал Шонсу, ведущий свою армию через горы на Вул. Теперь
он, пожалуй, узнает, что произошло там (если, конечно, Ротанкси сказал