за Элвином.
должно быть несчастливых. Разреши мне придти и побеседовать с
тобой.
приведет; сейчас же он хотел быть один. Алистра исчезла из
виду, вдвойне разочарованная.
кем поговорить понастоящему" - подумал Элвин. Конечно, Эристон
и Этания по-своему любили его. Но теперь срок их опекунства
заканчивался, и они были рады предоставить ему самому
устраивать свою жизнь и свои занятия. В последние годы, когда
его расхождение с обыденностью становилось все более очевидным,
он часто ощущал досаду своих родителей. Не на него - это бы он,
вероятно, перенес и поборол, - а на судьбу, пославшую из
миллионов горожан именно их встретить Элвина двадцать лет назад
при выходе из Зала Творения.
им слова: "Добро пожаловать, Элвин. Я - Эристон, избранный
твоим отцом. Вот Этания, твоя мать". Слова эти тогда ничего не
означали, но в сознании отложились с безупречной четкостью. Он
помнил также, как оглядел тогда свое тело. Теперь оно было выше
на несколько сантиметров, но в остальном с момента рождения
почти не изменилось. Почти взрослым вступил он в мир и
практически таким же, не считая изменений в росте, останется
еще тысячу лет, пока не придет время уйти из мира.
Когда-нибудь, возможно, небытие настанет опять, но пока слишком
рано было размышлять об этом. Его беспокоило другое.
Элвину не казалось странным, что он был создан в единый миг
теми силами, которые овеществляли все остальное в его обыденной
жизни. Нет, не это было тайной. Загадка, которую он не был в
состоянии разрешить, которой никто ему не объяснял, заключалась
в его необычности.
сознавать свою уникальность было странно и печально. Когда так
говорили о нем - а ему часто доводилось слышать за своей спиной
это слово - оно приобретало еще более зловещие оттенки.
его от правды, словно стремясь сохранить невинность его долгого
детства. Но этому скоро придет конец: через несколько дней
Элвин станет полноправным гражданином Диаспара, и все, что он
только пожелает узнать, будет непременно сообщено ему.
тысяч форм развлечения, существовавших в городе, саги были
особенно популярны. Вход в сагу не делал из его пассивным
наблюдателем, как в несовершенных действах прежних времен,
которые Элвин иногда смотрел. Он был активным участником,
обладающим - по крайней мере так казалось - свободой выбора.
События и сцены, служившие исходным материалом для приключений,
могли быть подготовлены заранее давно забытыми художниками, но
оказывались достаточно гибкими, допускали всяческие изменения.
В эти призрачные миры в поисках отсутствующих в Диаспаре
приключений можно было отправляться и со своими друзьями. И,
пока длился сон, его нельзя было отличить от реальности. Кто,
впрочем, мог быть уверен, что и сам Диаспар - не сон?
города, были неисчерпаемы. Они затрагивали все чувства,
обладали бесконечно изменчивыми тонкостями. Одни, популярные
среди самых юных, были несложными повествованиями о
приключениях и открытиях, другие - исследованиями
психологических состояний, иные же - упражнениями в логике и
математике, способными доставить изысканные наслаждения
изощренным умам.
него самого саги оставляли чувство незавершенности. В них
чего-то недоставало, несмотря на всю их многокрасочность,
увлекательность, разнообразие тематики и мест действия.
всегда замыкались в узких рамках. В них отсутствовали широкие
перспективы, просторные ландшафты, по которым тосковала его
душа. И, главное, там никогда не было и намека на безмерность,
в которой действительно развертывались деяния древнего человека
- на светоносную бездну между звездами и планетами. Художники,
готовившие саги, были поражены той же странной фобией, что
царила среди прочих обитателей Диаспара. Даже эти подставные
приключения обязаны были происходить в уютных помещениях, в
глубоких подземельях или в изящных маленьких долинах, скрытых
горами от остального мира.
давным-давно, может быть, еще до основания Диаспара, произошло
нечто, не только подорвавшее любопытство и честолюбие Человека,
но и изгнавшее его со звезд обратно, домой, под прикрытие
крошечного замкнутого мирка в последнем городе Земли. Человек
отказался от Вселенной и вернулся в искусственное чрево
Диаспара. Жгучее, непобедимое стремление, некогда мчавшее его
по Галактике и к туманным островам за ее пределами, полностью
угасло. В течение бессчетных эпох ни один корабль не появлялся
в Солнечной системе. Может быть, где-то среди звезд потомки
Человека еще воздвигали империи и крушили солнца - Земле это
было неизвестно и неинтересно.
наплывами и потоками цветов, переливавшимися в согласии с
бурными грезами Элвина. Отчасти образ удовлетворил его - он
просто влюбился в парящие горные цепи, вздымающиеся над морем.
В этих возносящихся линиях были мощь и величие. Он долго
разглядывал их и наконец загрузил в блок памяти визуализатора,
чтобы сохранить на время работы над остальной частью картины.
Тем не менее нечто неясное все время ускользало от него. Вновь
и вновь он пытался заполнить пустые места. Прибор считывал
сменяющиеся образы из его сознания и воплощал их на стене.
Ничего путного не выходило. Контуры были расплывчатые и
неуверенные, цвета грязные и унылые. Но, разумеется, и самый
волшебный инструмент не был в состоянии помочь в поисках цели,
неясной самому творцу.
прямоугольник, который он старался заполнить прекрасными
образами. Тот был на три четверти пуст. Поддавшись внезапному
импульсу, он удвоил размеры уже созданного наброска и сместил
его к центру картины. Но нет - это было бы слишком легким
решением. Вся соразмерность исчезла. Хуже того - изменение
масштаба выявило дефекты конструкции, отсутствие уверенности в
этих на первый взгляд смело очерченных контурах. Все надо было
начинать сначала.
туману, и осталась лишь чистая стена. Словно и не было их
никогда, словно они ушли в то забвение, что поглотило все моря
и горы Земли еще за века до рождения Элвина.
котором отображались видения Элвина, слился со своим
окружением, превратившись в одну из стен. Но действительно ли
это были стены? Любому, не знакомому с такими местами, это
помещение показалось бы странным. Оно было абсолютно пустым,
полностью свободным от мебели. Казалось, что Элвин стоит в
центре сферы. Стены не отделялись от пола и потолка каким-либо
заметным образом. Глазу не на чем было задержаться; зрение не
могло подсказать, простирается ли окружающее Элвина
пространство на метры или на километры. Возникало трудно
преодолимое желание идти вперед с вытянутыми руками, чтобы
нащупать реальные границы этого необычайного помещения.
человечества на протяжении значительного отрезка его истории.
Элвину было достаточно сформулировать соответствующую мысль,
чтобы стены превратились в окна с видом на любую точку города.
Еще пожелание - и вечно скрытые машины заполнили бы комнату
спроецированными изображениями любой необходимой мебели. И за
последний миллиард лет вряд ли кто интересовался, реальны ли
эти изображения. Уж во всяком случае они были не менее реальны,
чем так называемое твердое вещество. А когда нужда в них
отпадала, они снова возвращались в призрачный мир Банков Памяти
города. Как и все прочее в Диаспаре, они никогда не
изнашивались - и оставались бы вечно неизменными, если только
хранимые образы не уничтожались сознательно. Элвин как раз