многими неизвестными, еще и претерпевала стремительные перемены: лишь за
последние два-три часа температура поднялась на несколько градусов. Однако
обещанного урагана пока не было и в помине, хотя порывы ветра налетали
неоднократно и с разных сторон.
уменьшающейся силе тяжести это соответствовало, наверное, километрам двум на
Земле. На третьем уровне, в трех километрах от оси, они устроили часовой
привал, слегка перекусили и растерли мышцы ног. Здесь лежал конечный рубеж,
на котором они еще могли дышать без натуги; подобно тому, как прежде это
делали альпинисты в Гималаях, они, спускаясь, оставили здесь свои
кислородные приборы, а теперь надели их снова, чтобы уже не снимать до
самого конца пути.
последний вертикальный километр, к счастью, в слабом гравитационном поле,
составлявшем лишь несколько процентов земного.
и они приготовились к финальному броску.
за другом с интервалом в двадцать метров. Теперь и ему предстояло медленно и
до отвращения нудно тянуть себя вверх и просто считать перекладины,
проплывающие мимо: сто, двести, триста, четыреста...
что-то не так. Свет, отражающийся от вертикальной стены перед самыми его
глазами, приобрел какой-то новый оттенок, более того, стал слишком ярок.
как-то предостеречь остальных. Все произошло менее чем за секунду.
Глава 18
РАССВЕТ
минуту. Затем он рискнул приоткрыть глаза и из-под чуть приподнятых век
взглянул на стену в каких-то пяти сантиметрах от собственного шлема,
Несколько раз моргнул, выждал, когда высохнут невольные слезы, и не спеша
повернул голову...
двух-трех секунд - и веки опять смежились сами собой. Нет, виной тому был не
яркий блеск - к нему в конце концов можно было привыкнуть, а внушающая
благоговение перспектива Рамы, впервые представшая перед ними во всей своей
полноте.
открывшийся вид ошеломил его. Тело охватила волна неудержимого трепета, руки
судорожно вцепились в перекладины трапа - так утопающий цепляется за
спасательный пояс. Мышцы предплечий сразу начали каменеть, а ноги, уже
обессиленные многочасовым восхождением, напротив, сделались совершенно
ватными. Если бы не малое притяжение, он мог сорваться и упасть.
средству. Не раскрывая глаз и стараясь выбросить из памяти только что
виденную картину, он принялся делать глубокие вдохи, чтобы кислород,
заполнивший легкие, вынес из организма яд усталости.
совершил еще одного необходимого действия. Потребовалось немалое усилие
воли, чтобы разжать правую руку, - пришлось уговаривать ее, как непослушное
дитя, - но он все-таки отвел руку к животу и, высвободив страховочный пояс,
накинул пряжку на ближайшую скобу. Теперь, что бы ни случилось, он уже не
сорвется.
включил передатчик. Хотелось надеяться, что голос у него звучит спокойно и
решительно:
но ответили все, - к нему возвращалась уверенность в себе, возвращалось
самообладание. Люди уцелели, люди рассчитывали, он укажет им, что делать. Он
вновь почувствовал себя командиром.
сумели преодолеть головокружение, - распоряжался он. - Вид, безусловно,
ошеломляющий. И если для кого-то из вас он окажется непереносимым, тогда
придется продолжать восхождение не оглядываясь. Напоминаю, что скоро мы
попадем в невесомость, следовательно, упасть будет просто невозможно...
нет нужды, но ведь и сам Нортон вынужден был поминутно повторить ее про
себя. Мысль о невесомости превратилась в своего рода талисман, охраняющий от
бед. Вопреки любым зрительным ощущениям, увлечь их вниз и расплющить о
равнину Рама был уже не властен.
него вновь открыть глаза и вглядеться в окружающий мир. Но сначала, конечно,
следовало обрести контроль над своим телом. Он заставил себя отпустить трап,
а затем локтем левой руки захватил ближайшую скобу. Сжимая и разжимая кисти
рук, он дал мышцам расслабиться и, наконец, когда новое положение стало для
него по-настоящему удобным, неторопливо повернувшись, встретился с Рамой
лицом к лицу.
нельзя было принять за солнечный свет, скорее оно походило на вольтову дугу.
"Значит, - сделал вывод Нортон, - собственное солнце Рамы горячее нашего.
Астрономов это, несомненно, заинтересует..." Теперь по крайней мере стало
понятным назначение таинственных траншей - Прямой долины и пяти ее
близнецов: это были просто-напросто гигантские фонари. Рама располагал
шестью линейными солнцами, симметрично размещенными по всей его внутренней
поверхности. Каждое из солнц посылало широкий веер лучей на противоположную
сторону миру. "Любопытно, - подумал Нортон, - предусмотрена ли здесь
возможность попеременного их выключения, чередования света и тьмы или на
Раме отныне воцарился вечный день?!
начали слезиться, и появился повод, не упрекая себя, прикрыть их снова. И
только тогда, почти оправившись от первоначального зрительного шока, он
задал себе самый серьезный вопрос:
вот произошло нечто, никак не объяснимое действием естественных сил.
Допустим, жизни здесь действительно нет - значит ли это, что нет сознания?
Роботы могли проспать миллионы лет - и проснуться. А может, взрыв света -
незапрограммированная. случайная конвульсия, последний предсмертный вздох
машин, ответивших на обум на близость новой звезды, и вскоре Рама вновь
впадет в спячку, на этот раз навсегда?
Какие-то кусочки мозаичной головоломки начали вставать на свои места, но
многих, слишком многих еще недоставало. Как понять, к примеру, отсутствие
всяких признаков старения, печать новизны на всем вокруг, словно Рама только
вчера сошел со стапелей?..
лежало величайшее замкнутое пространство, какое когда-либо видел человек, и,
чтобы не затеряться в нем, нужен был хотя бы умозрительный план.
мог представить себе "верх" и "низ" почти в любом желаемом направлении.
Однако иные из представлений оказывались психологически опасными, и, едва
они приходили на ум, он должен был стремительно гнать их прочь.
исполинского колодца шестнадцати километров в ширину и пятидесяти в глубину.
Такой угол зрения имел то преимущество, что начисто устранял страх падения,
но в то же время не был лишен серьезных недостатков.
"поселки", по-разному окрашенные и устроенные, надежно прикреплены к
нависающим со всех сторон стенам. Сложные сооружения, едва различимые на
куполе над головой, смущали Нортона, в сущности, не больше, чем какая-нибудь
подвесная люстра в одном из гигантских концертных залов Земли. По-настоящему
неприемлемым оставалось лишь Цилиндрическое море.
непонятно как... И ведь нет даже тени сомнения, что это вода, именно вода,
ярко-синяя, с искристыми блестками недотаявших льдин. Однако вертикальное
море, образующее полный круг на двадцатикилометровой высоте, - зрелище
настолько поразительное, что, спустя какой-то миг, пришлось искать ему иное
объяснение.
мгновение ока глубокий колодец превратится в длинный перекрытый с обоих
концов тоннель. "Вниз" - это теперь означало, разумеется, вниз по трапу и
лестнице, по которым он только что поднялся; теперь, под таким углом зрения,
Нортон, пожалуй, мог по достоинству оценить замысел архитекторов -
создателей этого мира.
верхняя половина которого нависла над головой, постепенно смыкаясь с арочным
сводом, перевоплотившимся ныне в небо. Из-под ног уходил трап, через
полкилометра с лишним обрывавшийся на первом уступе-террасе. Затем
начиналась лестница, вначале тоже почти вертикальная, но по мере нарастания
гравитации все менее и менее крутая; пять разрывов дуги - пять площадок, и
наконец где-то вдали она достигала равнины. На протяжении двух-трех
километров различались отдельные ступени, потом они сливались в сплошную
полосу.
протяженность оказывалось выше сил человеческих. Нортону случилось однажды