бы то, что ничего не делается по нашей воле, что я заставила тебя стра-
дать не из-за порочности, что я убила тебя не ради удовольствия". Я ощу-
тила его губы у моей руки и их легкий поцелуй. "Я не умею так любить, -
сказала я, - и напрасно думать, будто привычка, повседневность тут помо-
гут. Отдалась ли Диана Актеону, это неизвестно, но важно то, что она
бросила его псам и, верно, с наслаждением смотрела, как они его терзают.
Я не Диана, но чувствую, что где-то во мне притаились псы, и я не хотела
бы, чтобы они разорвали тебя на части. Теперь в ходу внутривенные инъек-
ции, я это говорю символически, и мифология совершается в гостиной, где
курят английскую сигару и рассказывают истории, также символические, -
человека убивают гораздо раньше, чем принимают его как гостя, и наливают
ему виски, и оплакивают его смерть, пока он предлагает свой носовой пла-
ток. Возьми меня, если хочешь, - видишь, я ничего тебе не обещаю, я ос-
таюсь такой, как была. Если ты считаешь себя более сильным, если полага-
ешь, что сможешь меня изменить, возьми меня сейчас же. Это наименьшее,
что я могу тебе дать, и это все, что я могу тебе дать". Я почувствовала
дрожь его тела, подставила ему свои загрязненные словами губы, полная
благодарности за то, что он вынудил меня замолчать, превратил меня в
послушный его объятиям предмет. К рассвету я наконец уснула (он курил,
лежа на спине, в комнате было темно) - разглядев его профиль, освещенный
тлеющей сигаретой, я зажмурила глаза, пока не стало больно, пока я не
провалилась в сон без сновидений.
кейля заиграл "Sambre-et-Meuse"93, первые комментарии, услышанные моим
соседом, были: но у него же нет ни меча, ни щита / это в духе Пикассо /
а где голова? / он похож на осьминога / dis donc, ce type-la se fout de
nos gueules?94 / а что там вверху, чемодан? / правую руку он держит на
заднице / это не задница, это Галлия / какое зрелище для детей / нет,
религия погибла / а обещали лимонад и флажки / са alors / теперь я пони-
маю Юлия Цезаря / ну-ну, не надо преувеличивать, тогда были другие вре-
мена / только подумать, что Мальро это допускает / он что, голый? А вот
это у него внизу, это что? / бедная Франция / я пришла, потому что полу-
чила приглашение на такой голубой изящной карточке, но клянусь тебе
всем, что есть самого святого, если бы я подозревала /
кусство - это красота, и оно кончилось. Вы же не станете мне возражать,
молодой человек?
рыта.
госпожа Корица. - Известно, что вы и ваши собутыльники - закадычные
друзья создателя этого чудища, и зачем я только пришла, о боже!
желание объяснить все на свой лад. "Ути, ути, ути", - сказал мой сосед.
"Ата-та по попке", - сказала Телль. "Буки-буки-бук", - сказал Поланко.
"Вот я вам зададу", - сказал Марраст, которому, разумеется, полагалось
защищать статую. "Бисбис, бисбис", - сказала Сухой Листик. "Ути, ути", -
сказал мой сосед. "Бух", - сказал Калак, надеясь, что это односложное
словечко закроет дискуссию. "Гоп, гоп", - сказал Марраст, желавший, нап-
ротив, ее подогреть. "Бисбис, бисбис", - сказала Сухой Листик, которую
слегка обеспокоило направление спора. "Гоп, гоп, гоп", - настаивал Мар-
раст, который никогда бы не дал наступить себе на мозоль. "Бух", - ска-
зал Калак, с удовлетворением глядя, как госпожа Корица поворачивает к
ним спину в фиолетовую полоску и тащит прочь Лилу, бросающую на них
грустные и все более удаляющиеся взгляды. Обо всем этом и еще о многом
они могли всласть поболтать в поезде на обратном пути, сморенные уста-
лостью и лимонадом, от которого в желудках чувствовалось приятное томле-
ние, и сожалели только о том, что Маррасту пришлось остаться в Аркейле,
в окружении эдилов, которые собирались прикрыть банкетом свое желание
размозжить ему голову. Дикарям статуя героя показалась великолепной, и
они были убеждены, что никогда еще глыба антрацита не высилась со столь
точно рассчитанным вызовом на какой-либо французской площади, не говоря
о том, что идея поместить пьедестал вверху представлялась им вполне ло-
гичной и не требующей пояснений - во всяком случае, Калаку и Поланко,
сумевшим сломить робкое сопротивление Телль, для которой русалочка Ан-
дерсена в копенгагенском порту оставалась абсолютным идеалом в области
скульптуры.
всех станциях и даже между оными, но, так как никто никуда не спешил,
друзья расселись по вагону, где вечернее солнце изображало всевозможные
кинетические картины на спинках и сиденьях, способствуя художественному
настроению, с каким дикари вошли в вагон. На скамейке в глубине Николь и
Элен тихо курили и только изредка нарушали молчание, чтобы прокомменти-
ровать суждения госпожи Корицы, грусть Лилы, которой пришлось оторваться
от лицезрения Калака, и то усердие, с каким дочь Бонифаса Пертейля ста-
ралась восхищаться Поланко в вопросах открытия монументов. Так славно
было в этом полупустом вагоне, где разрешалось курить, переходить с мес-
та на место, чтобы поболтать и повздорить с друзьями, посмеяться над ли-
цами Селии и Остина, которые, держась за руки, любовались пригородным
пейзажем, как если бы то была Аркадия; мы чувствовали себя почти как в
"Клюни", хотя не хватало Курро и кофе, хотя бедняге Маррасту пришлось
остаться на этот треклятый банкет, - и каждый развлекался или отвлекался
по-своему, уж не говоря о том волнующем мгновении, когда контролер обна-
ружил, что у Калака нет билета, и предъявил ему огромный желтый лист бу-
маги с указанием штрафа и строгим предупреждением - к безграничному ве-
селью Поланко, и Телль, и моего соседа, и все это вперемежку с воспоми-
наниями о кораблекрушениях и об открытии памятника, но вот наконец мой
сосед вытащил улитку Освальда и попытался выяснить (заключая пари), су-
меет ли Освальд проползти по верху спинки одного сиденья, пока поезд
покроет дистанцию от Аркейля до Парижа, - тут присутствовал и некий поэ-
тический момент, идея перпендикулярного перемещения Освальда по отноше-
нию к движению поезда и воображаемая диагональная результирующая двух
перекрестных движений и их соответственных скоростей.
достью и воинственным задором. Еще в конце торжественного открытия па-
мятника они заспорили о каком-то сне моего соседа, по мнению Калака, по-
дозрительно походившем на фильмы Милоша Формана, и Телль вмешалась, что-
бы слегка изменить развязку, в чем ее тут же уличил мой сосед, а Поланко
и Марраст внесли дополнительные предложения, чем довели этот сон до та-
ких масштабов, которые его автор объявил чистейшей фантазией. Теперь до-
рожное настроение побуждало их к ностальгии и задумчивости, а те, кто
взаправду заснули и временами видели сны, не испытывали желания поде-
литься ими. Дремлющий Поланко с чувством, похожим на нежность, вспомнил
о том, что дочь Бонифаса Пертейля явилась на открытие, иначе говоря,
продолжает его любить, несмотря на кораблекрушение, хотя противовесом
этим сентиментальным грезам была неотвязная мысль, что он остался без
места и придётся искать другую работу. "Водитель такси, - подумал Полан-
ко, который всегда выбирал себе хорошую работу, а потом соглашался на
любую. - Будет у меня такси, буду ездить ночью, подбирать подозрительных
пассажиров, и они будут меня возить в самые немыслимые места, ведь на
самом-то деле везет пассажир, и такси приезжает в незнакомые места, в
тупиковые улочки, и там что-то случается, и ездить ночью всегда немного
опасно, а потом, малыш, можно спать днем, а это для молодцов вроде меня
самое разлюбезное дело".
первые три дня, а потом спущу флаг и уже не подниму его до греческих ка-
ленд.
отизмом сегодняшнего торжества, - сказал мой сосед, подбадривая Ос-
вальда, который всегда немного унывал, начиная с третьего сантиметра. -
Не дрейфь, братец, гляди, как бы из-за твоей слабины я не потерял тысячу
франков. Смотрите, смотрите, как он реагирует, право, я настоящий Леги-
само слизняков, глядите, какая живость в его рожках.
но все равно волновалась.
вроде того, время от времени, между Двумя затяжками, поглядывал на сидя-
щих напротив Элен и Николь и улыбаясь им без особой охоты, а так, по
привычке, отчасти потому, что ему было не очень-то приятно смотреть на
Николь, а главное, потому, что он глубоко погрузился в литературу и все
прочее было для него вроде игры бабочек моли. Именно тогда Поланко заго-
ворил с ним про такси, и Калак нелюбезно ответил, что никогда не сядет в
такси, где водителем будет такой бурдак. Даже бесплатно? Тем более, по-
тому что это всего лишь спекуляция на чувствах. Даже на пять кварталов,
попробовать дорогу? И на два метра не сяду.
свою тетрадь, где вы делаете заметки. Заметки о чем, спрашиваю я?
цию ненормальных.
можно себе представить, что способен написать такой финтихлюпик. Че,
скажи-ка, по какой причине ты не возвращаешься в Буэнос-Айрес, ты там
вроде бы фигура известная, только непонятно почему.
японского веера, что было знаком сильного гнева. - Я не могу решить важ-
нейшую задачу, а именно: там многие меня очень любят in absentia96, и,