Олег Авраменко

ЗВЕЗДЫ В ЛАДОНЯХ

ПОСВЯЩАЕТСЯ НАТАЛОЧКЕ - ПРИНЦЕССЕ ИЗ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА

Автор благодарит за помощь и консультации Владислава КОБЫЧЕВА, чьи глубокие познания в области астрономии и астрофизики оказались поистине бесценными; а также Владимира ПУЗИЯ, который разработал биологическую классификацию всех упоминаемых в этой книге внеземных рас.

Пролог

ПОТЕРЯННОЕ НЕБО

С раннего детства я любил смотреть в ночное небо, густо усеянное множеством ярких звезд. Их было свыше восьмидесяти тысяч, видимых невооруженным глазом, и около миллиона - заметных даже в слабенький телескоп. Они сплетались в затейливые узоры и превращали небосвод моей родной планеты в сверкающий ажурный купол, к которому так хотелось дотянуться рукой и зачерпнуть оттуда горсть мерцающих огоньков...

Звезды казались мне такими близкими, такими доступными. Они завораживали меня, гипнотизировали, влекли к себе с необычайной силой. Глядя на них, я забывал обо всем земном и мыслями устремлялся вверх, к бескрайним космическим просторам Я не понимал, как люди могут жить под таким потрясающим небом и не думать о звездах, сияющих в вышине.

Но приходилось.

Приходилось жить, не думая об этом, ибо думать было мучительно больно. Думать - значило страдать, терзать себя напрасными надеждами и тешиться несбыточными мечтами. Думать - это ворошить трагическое прошлое, переживать за унылое настоящее и с тоской смотреть в безрадостное будущее. Гораздо легче было жить бездумно. Просто жить - и не смотреть в небо. Не видеть звезд, которыми мы когда-то владели и которыми так бездарно распорядились. А в конечном итоге мы их потеряли. Потеряли навсегда, безвозвратно.

Звезды снова стали чужими, далекими, недосягаемыми. Они отвергли нас, и мы смирились с их приговором. Не сразу, не безропотно - но смирились. И вернулись к земным делам, стараясь не поднимать взгляд к небу.

Некогда могущественная человеческая цивилизация оказалась расколотой и рассеянной по Галактике. Среди ста миллиардов звезд, как песчинки в океане, затерялись несколько десятков миров, оставленных в распоряжение людей. Миров, превращенных в огромные космические резервации для умирающего человечества.

К числу таких резерваций принадлежала и планета Махаварша. С санскрита ее название переводилось как "Великая Страна", однако на самом деле она была просто большой тюрьмой. А я был одним из ее узников...

Часть первая РАШЕЛЬ

Земля неумолимо приближалась. Внизу проплыли продолговатые корпуса гидропонного комплекса, сверкнула на солнце извилистая лента реки и потянулись полосы свежей пашни. А впереди по курсу, у самой кромки горизонта, уже виднелись строения аэропорта.

Не дожидаясь предупреждения диспетчера, я выпустил шасси. С технической точки зрения это было совершенно бессмысленно, однако правила есть правила - их надо выполнять. Чиновникам из Управления по безопасности полетов не втолкуешь, что груженный под завязку суборбитальный лайнер весом в двадцать тысяч тонн способен лишь стоять на своих колесах. Ну и еще - медленно передвигаться по летному полю. Но уж никак не садиться со скоростью пятьсот километров в час. В том невероятном случае, если одновременно откажут антигравы лайнера и взлетно-посадочной полосы, ни одно шасси не спасет от катастрофы. Слишком уж велика вертикальная составляющая импульса - скорости, умноженной на массу.

- Центр Управления - восемьсот тридцать второму, - послышался из динамика насыщенный женский альт. - Последняя проверка перед касанием. Доложите о состоянии бортовых систем.

- Все бортовые системы функционируют нормально, - отрапортовал я. - Расчетное время до касания - пятьдесят секунд. Подтвердите окончательную готовность полосы.

- Готовность подтверждаю. Мягкой посадки, восемьсот тридцать второй.

- Спасибо, Центр. Приземляюсь.

Достигнув границы летного поля, лайнер с ощутимым толчком вошел в область отрицательной гравитации и стремительно заскользил над ровным бетонным покрытием посадочной полосы.

- Есть касание! - произнес я. - Начинаем торможение.

Заработали на полную мощность бортовые антигравы, отклонив суммарный вектор силы тяжести в противоположную от направления движения сторону. Теперь лайнер как бы взбирался в гору, быстро сбрасывая скорость, а его кинетическая энергия, преобразованная в потенциальную, поглощалась полем искусственного тяготения.

- Скорость четыреста километров в час, - сообщила диспетчер. - Триста... двести... сто пятьдесят... сто... семьдесят... пятьдесят... Последний километр пробега.

Я начал сбавлять мощность антигравов, замедляя торможение, а метров через пятьсот и вовсе отключил их. Инерции хватило ровно настолько, чтобы с черепашьей скоростью доползти до конца полосы и выехать на стоянку.

Дальше от меня уже ничего не зависело. Наземная служба аэропорта перехватила контроль над лайнером и направила его к свободному грузовому терминалу.

- Отличная посадка, восемьсот тридцать второй, - сказала напоследок диспетчер. - Работать с вами одно удовольствие.

- Взаимно, Центр, - ответил я и протянул руку к контрольной панели. - Восемьсот тридцать второй связь закончил.

- Центр Управления связь закончил. Счастливо отдохнуть, Стефан.

- До встречи, Мадри.

Выключив переговорное устройство, я откинулся на спинку пилотского кресла и стал разминать затекшие мышцы шеи. Мой напарник, Ахмад Раман, достал сигарету, торопливо раскурил ее и сделал глубокую затяжку. На его смуглом лице было написано наслаждение. Во время полета он воздерживался от курения, зато после посадки дымил как паровоз, с лихвой компенсируя полтора-два часа вынужденного "никотинового голодания".

- Знаешь, Стас, - задумчиво произнес он, - я тебе не завидую. А порой мне тебя даже искренне жаль. Я удивленно взглянул на него:

- С какой стати?

Ахмад заметно смутился. Видимо, эти слова вырвались у него непроизвольно.

- Ты замечательный пилот, дружище, - неохотно ответил он. - Лучший из всех, кого я знаю. Может быть, лучший на всей планете. Другие ребята, с которыми я летал, были просто хорошими, знающими свое дело пилотами, профессионалами. Ты же - пилот от Бога. Ты не работаешь в небе - ты им дышишь, ты им живешь. Оно для тебя роднее и ближе земли.

Ахмад умолк и засмотрелся на тонкую, подрагивающую струйку сигаретного дыма. Ему явно не хотелось продолжать этот разговор.

Тем временем лайнер уже доставили на место и теперь состыковывали с терминалом. Пора было собираться на выход.

- Ну и? - спросил я, вставая со своего места, - К чему ты ведешь?

- Да к тому, что в нашем небе тебе слишком тесно. Ты похож на птицу, запертую в просторном вольере. Там вроде бы и летать можно, но все равно - это неволя. Я же вижу, как жадно ты смотришь на звезды, когда мы летим над стратосферой. Твои глаза прямо полыхают огнем. Иногда я боюсь... боюсь, что ты совершишь глупость.

Я молча надел летный китель, старательно избегая встречаться взглядом с напарником. Его слова стали для меня неприятным сюрпризом. Очень неприятным и очень тревожным. Если эти рассуждения достигнут ушей начальства, если оно только заподозрит, какие мысли бродят в моей голове, пока лайнер несется над планетой по баллистической траектории, то мои дни на суборбитальных маршрутах будут сочтены. Меня немедленно переведут от греха подальше на какую-нибудь тихоходную посудину, не поднимающуюся выше тридцати километров над уровнем моря, и я больше никогда не увижу звезд во всем их многоцветном великолепии, больше никогда не почувствую себя хоть чуть-чуть, хоть самую малость - но все же в космическом полете...

Наверное, мои чувства были написаны у меня на лице, потому что Ахмад добавил:

- Не переживай, Стас, я никому об этом не говорил. И не собираюсь говорить.

- Спасибо, - сказал я, застегивая сверкающие пуговицы кителя. - Ты тоже можешь успокоиться: я не стану совершать глупостей. Ведь ты это хотел услышать?

- В частности, это. Но прежде всего я хочу быть уверенным, что ты осозна"шь свои проблемы. Я утвердительно кивнул:

- Осознаю, Ахмад. Прекрасно осознаю. - С этими словами я надвинул на лоб форменную фуражку. - Ну ладно, пойдем. Рейс окончен.

Аэропорт города Нью-Калькутты был крупнейшим на Махаварше. Когда-то он назывался космопортом, однако лет девяносто назад его тихо, без лишнего шума переименовали. Такая же судьба постигла и все остальные космопорты планеты, с которых уже более столетия не стартовал ни один космический корабль. Астровокзалы превратились в аэровокзалы, таможни и карантинные сектора были ликвидированы за ненадобностью, огромные ангары для межзвездных судов постепенно демонтировали, и в напоминание об ушедших временах человеческого владычества над Космосом остались только длинные взлетно-посадочные полосы с мощными антигравами, рассчитанными на нагрузку до пятисот килотонн. Большинство этих полос давно были выведены из эксплуатации, а те немногие, что еще продолжали функционировать, использовались едва ли на пять процентов своей рабочей мощности, обслуживая полеты трансконтинентальных сверхтяжеловозов вроде моего лайнера.

Неспешным шагом я пересек запруженный людьми центральный вестибюль аэровокзала и спустился по пандусу на второй подземный уровень, где располагались магазины, видеоигровые салоны, парикмахерские, бары, кафе и рестораны.

Пассажиров здесь было еще больше, чем наверху. В ожидании своих рейсов они тратили время и деньги на разные, зачастую бесполезные покупки, новые прически, еду, выпивку и развлечения. Я любил окунаться в атмосферу этого небольшого, но шумного городка, где всегда царило немного нервозное оживление. Порой у меня возникала иллюзия, что я перенесся на сотню лет назад и нахожусь среди людей, которым предстоит не короткое путешествие всего на несколько тысяч километров, а длительный межзвездный перелет...

Побродив с полчаса среди пестрой толпы, я почувствовал, что уже достаточно нагулял себе аппетит, и направился в небольшой ресторанчик, скромно приютившийся в самом конце одного из боковых тоннелей подземного комплекса. Я частенько заходил сюда перекусить после работы, мне очень нравилась здешняя кухня. Тут все готовили вручную, исключительно из натуральных продуктов, и каждый раз одно и то же блюдо имело свой особенный, неповторимый вкус. Для меня это было приятным разнообразием после той питательной, но несколько пресноватой пиши автоматического приготовления, которую я ел дома в перерывах между рейсами.

Пока официант выполнял мой заказ, я неторопливо пил минеральную воду и от нечего делать наблюдал за декоративными рыбками, которые плавали туда-сюда в огромном, встроенном в стену аквариуме. Но вскоре мое внимание привлекла сидевшая за соседним столиком худенькая светловолосая девочка лет одиннадцати или двенадцати в легкой цветастой курточке и брюках темно-синего цвета. Она уже пообедала и теперь лениво ковыряла ложкой в десерте, то и дело поглядывая в мою сторону. Я вопросительно посмотрел на нее, девочка почему-то покраснела и смущенно уставилась на свой десерт.

Наконец официант принес мне обед, пожелал приятного аппетита и отошел к моей юной соседке. Приступая к еде, я краем глаза увидел, как девочка протянула ему банкноту в сто рупий. В ответ официант отрицательно покачал головой и тихо ей что-то сказал. Его слов я не разобрал, однако суть происходящего была для меня очевидна: девочка пыталась расплатиться за обед наличными, а официант отказывался их принимать и требовал карточку социального обеспечения.

На хорошеньком личике девочки отразилась растерянность. Она бессильно пожала плечами и сбивчиво принялась объяснять, что забыла карточку в сумке, которая с остальными вещами лежит сейчас в камере хранения. Ее акцент (вернее, почти полное его отсутствие) окончательно прояснил ситуацию: как и я, она была родом с Полуденных островов, жители которых, преимущественно потомки британских и североамериканских первопоселенцев, упорно не желали интегрироваться в чересчур социалистическое, на их взгляд, общество остальной Махаварши. Полуденные обладали широкой автономией в рамках федерации и жили по своим, более либеральным законам. Так, например, воспитание детей считалось там исключительной прерогативой родителей, а обществу в этом процессе отводилась второстепенная роль. Судя по всему, девочка впервые прибыла на материк сама, без сопровождения взрослых, и совсем не учла того обстоятельства, что здесь все ее расходы контролируют не папа с мамой, а государство.

Выяснив, что соцкарточки у клиентки нет, а ее родители остались дома, официант с явной неохотой достал свой телефон, чтобы вызвать дежурного инспектора из детской комнаты полиции. Ему совсем не улыбалась перспектива устраивать в ресторане скандал, однако ничего поделать он не мог - по закону все расчеты с несовершеннолетними должны были производиться только через фонд соцобеспечения, а брать у них "живые" деньги, будь то наличные или электронные, строжайше воспрещалось.

Взгляд девочки отчаянно заметался по залу в поисках спасения и почти сразу остановился на мне. Я понял, что сейчас она совершит какую-нибудь глупость - бросится бежать или, чего доброго, попытается всучить официанту взятку. Самое худшее, что ожидало ее из-за отсутствия карточки, это бесплатная лекция по основам социального государства и возвращение домой. А вот за злостный антиобщественный проступок она могла на месяц-другой угодить в специнтернат для трудных подростков. Но дети зачастую неадекватно реагируют на создавшуюся ситуацию и, убегая от мелких неприятностей, вполне способны вляпаться в крупные...

Эти мысли молнией промелькнули в моей голове. Повинуясь безотчетному порыву, я немного приподнялся со своего места и жестом подозвал официанта. Поскольку я был постоянным клиентом заведения, он сейчас же оставил девочку и подошел ко мне.

- Да, сэр?

- Извините, что вмешиваюсь не в свое дело, - произнес я достаточно громко, чтобы меня слышала и девочка, - но, кажется, я могу решить возникшую проблему.

Официант посмотрел на меня с легким недоумением, а девочка - с робкой надеждой.

- Да, сэр? - вежливо повторил он.

- Насколько я знаю, никто не запрещает мне угостить юную леди обедом. Так ведь?

- Ну... безусловно, сэр. Это ваше право. Я достал из кармана свою кредитку.

- Сколько она вам должна?

Будь я случайным посетителем ресторана, официант наверняка отверг бы мое предложение, заподозрив меня в нечистых намерениях относительно девочки. Однако я здесь часто обедал, на мне была форма летчика, к тому же моя внешность и чистая английская речь выдавали выходца с Полуденных, поэтому он решил, что я просто хочу выручить землячку из неприятностей.

- Восемьдесят пять рупий, сэр.

- Отсчитайте.

Официант торопливо произвел расчет, словно боясь, как бы я не передумал. Возвращая мне кредитку, он сказал:

- Благодарю вас, сэр. Нам ни к чему лишние проблемы с полицией. - Затем он повернулся к девочке:

- А вы, мисс, спрячьте деньги. Когда выйдете отсюда, немедленно отправляйтесь в камеру хранения и возьмите там свою карточку. Всегда держите ее при себе. Понятно?

Девочка молча кивнула, не в силах произнести ни слова от охватившего ее облегчения. Было видно, что она сильно перенервничала, гораздо сильнее, чем следовало.

Неприятный инцидент был исчерпан. Откланявшись, официант ушел обслуживать других клиентов, а я ободрительно улыбнулся все еще сидевшей в оцепенении соседке и вернулся к прерванному обеду.

Через минуту девочка поднялась со своего места и несмело подошла ко мне.

- Большое вам спасибо, - сказала она смущенно. - Вы меня здорово выручили.

- Пустяки, - ответил я. - В следующий раз будь внимательнее, не оставляй свою карточку в багаже. Здесь, на материке, она понадобится тебе не только при посещении доктора.

- Да, конечно. Я буду внимательной... - Девочка замялась. - Я... я так понимаю, что мне нельзя оплатить ваши расходы?

Я кивнул:

- Правильно понимаешь. Но не беспокойся - восемьдесят пять рупий меня не разорят. Если же совесть не позволит тебе жить в долгу передо мной, то попросишь родителей перечислить эту сумму в фонд профсоюза летчиков - и мы будем в расчете.

Девочка наконец улыбнулась. От ее улыбки вокруг стало светлее, словно солнышко взошло. Я невольно подумал, что с такой пленительной, с такой лучезарной улыбкой она уже года через два или три начнет разбивать мужские сердца.

- Безусловно, мистер... - она сделала паузу, чтобы прочесть надпись на именной планке с правой стороны моего кителя, - ...э-э, капитан Матусивикз.

- Матусевич, - поправил я. - Сочетание букв "с" и "z" обозначает звук "ч". Впрочем, я еще не встречал человека, который с первого раза произнес бы мою фамилию правильно. Да и со второго тоже. А тебя как зовут?

- Рашель... то есть Рейчел.

- И все-таки - Рашель или Рейчел?

- Рашель. Но пишется так же, как Рейчел.

Только сейчас я уловил в речи девочки некую странность. Жители Полуденных разговаривали на чистом английском языке, но это, впрочем, не значило, что произношение на всех островах было одинаковым. В каждом регионе был свой акцент - очень слабый, почти неуловимый, но был. У Рашели акцент был сильнее обычного, и я никак не мог привязать его к географии архипелага. Слова ее лились мягко, мелодично, будто она не говорила, а напевала.

- Кстати, ты откуда?

В больших серых глазах Рашели мелькнуло немного растерянное выражение. Казалось, она не сразу поняла смысл вопроса, а потом, когда наконец поняла, еще несколько секунд собиралась с ответом.

- Спрингфилд, остров Джерси.

- Гм, никогда там не был. Однако слышал, что у вас отличный курортный комплекс.

- Ага, - подтвердила девочка без особого энтузиазма. - Это единственное, что есть на Джерси. Если захотите отдохнуть, приезжайте к нам.

- Обязательно приеду.

На этом наш разговор увял. Рашель еще немного постояла возле моего столика, переминаясь с ноги на ногу, затем как-то неуверенно произнесла:

- Ну, я пошла...

- Счастливо, - ответил я. - Не забудь о карточке.

- Не забуду. Еще раз спасибо.

Одарив меня на прощанье улыбкой, Рашель направилась к выходу. Я проводил девочку долгим взглядом, с завистью думая о том, как крупно повезло ее отцу. Человек, у которого есть такая дочь, должен считать себя счастливчиком...

Когда через полчаса, сытно пообедав, я вышел из ресторана, то почему-то совсем не удивился, обнаружив, что в тоннеле меня поджидает Рашель. Нельзя сказать, что я рассчитывал ее снова увидеть, но что хотел - да.

- Уже взяла карточку? - спросил я...

Она мотнула головой:

- Нет.

- Почему?

- Я оставила ее дома.

Я мысленно обозвал себя недотепой. Мне следовало сразу догадаться, что Рашель солгала официанту насчет камеры хранения. Она никак не могла забыть свою соцкарточку в багаже - ведь в противном случае ей нечем было бы заплатить за пользование автоматической ячейкой. Следовательно, багажа у нее совсем не было, она прилетела налегке - лишь с тем, что на ней надето.

- Неприятная история, - сказал я. - Чем я могу помочь? Взять обратный билет? Думаю, тебе лучше вернуться на Джерси.

Девочка явно не рассчитывала на такую щедрость с моей стороны и на секунду даже замерла от изумления.

- Ох, благодарю вас, не стоит. Я приехала сюда в гости к дяде, он обо мне позаботится. Вот только... - она засмущалась, - все дело в том, как к нему добраться. Мой джерсийский проездной на метро здесь не действует.

- Понятно. Ну что ж, пошли я куплю тебе жетоны. Мы направились в другой конец тоннеля, где располагался вход на станцию подземки.

- А дядя хоть знает о твоем приезде? - поинтересовался я.

- Конечно, знает.

- Почему же он не встретил тебя?

- У него лекции в университете. Мы договорились, что я доберусь сама. В конце концов, я уже не маленькая и могу обойтись без няньки.

Я иронично усмехнулся, однако не стал оспаривать ее последнее утверждение.

- Твой дядя преподаватель?

- Ага. Профессор физики.

Мы вошли в вестибюль метро, я вставил свою кредитку в ближайший автомат и получил пять проездных жетонов.

- Этого хватит?

- Вообще-то мне достаточно и одного, - ответила Рашель, но тем не менее взяла у меня все жетоны, четыре из них сунула в боковой карман брюк, а последний зажала в руке. Скороговоркой пробормотав слова благодарности, она сделала было шаг в сторону эскалатора, но вдруг замерла и резко повернулась ко мне. Лицо ее стало бледным, а в глазах застыл ужас.

- Что с тобой? - озадаченно спросил я. - Тебе плохо?

- Молчите! - напряженно прошептала девочка. - Не говорите ничего... Не оглядывайтесь.

Мимо нас прошел высокий чернокожий мужчина в пестром наряде и остановился возле соседнего автомата. Рашель усиленно старалась не смотреть на него, но все же, вопреки своей воле, искоса следила за ним.

Мужчина, не обращая на нас никакого внимания, купил жетоны и уверенно направился к турникетам. Когда он отошел на достаточное расстояние, Рашель встрепенулась, крепко схватила меня за руку и увлекла к выходу из метро.

- Пойдемте. Быстрее!

Совершенно сбитый с толку, я без возражений последовал за ней.

Оказавшись снаружи, Рашель отпустила мою руку и бессильно прислонилась к стене рядом со стеклянной дверью. Ее била дрожь, а на лбу выступили капли пота. Она была не просто напугана - она была в панике.

- Ты объяснишь мне, что случилось? - строго осведомился я. - Кто был тот человек? Ты его знаешь?

- Это... - она судорожно сглотнула. - Это не человек. Он - пятидесятник.

Мне понадобилось не менее десяти секунд, чтобы понять, о чем идет речь. Как и все жители Махаварши, я подсознательно избегал любых мыслей об Иных, поэтому первое, что пришло мне на ум в связи с этим словом, была древняя религиозная секта, упоминание о которой я однажды встречал в какой-то исторической книге. И лишь потом до меня дошло, что Рашель имеет в виду разумную гуманоидную расу, чьи представители были известны своими метаморфозными способностями. Нет, конечно, превращаться в лошадей или кроликов они не могли, однако скопировать человеческую внешность было вполне им под силу. Особенно негроидную - поскольку естественный цвет их кожи варьировался от угольно-черного до светло-коричневого и не было необходимости искусственно менять ее пигментацию.

Пятидесятниками их прозвали из-за того, что генный набор у них состоял из двадцати пяти пар хромосом против двадцати трех у людей, и этими четырьмя лишними хромосомами многие биологи объясняли гибкость и изменчивость их облика. Впрочем, официально их раса называлась нереями - по имени мифологического персонажа, способного менять свою внешность; но в просторечии к ним как-то накрепко прилипло прозвище "пятидесятник".

В свое время нереи-пятидесятники, вместе с альвами и дварками, были самыми верными соратниками землян в их космической экспансии, но позже именно они, в союзе с еще одной гуманоидной расой - габбарами, возглавили античеловеческую коалицию и развязали галактическую войну. После такого предательства люди возненавидели пятидесятников сильнее, чем остальных чужаков вместе взятых.

- Не говори глупостей, - убежденно произнес я. - Ты видела просто чернокожего мужчину Человека, а не пятидесятника. Никаких Иных на Махаварше нет. Они там, - я кивнул вверх, - а мы здесь. Это предусмотрено договором, который мы строго соблюдаем.

- Нет, - стояла на своем Рашель. - То был пятидесятник. Я узнала его по походке. Они двигаются по-особенному, это нельзя спутать ни с чем.

Я тяжело вздохнул и задумался, что делать дальше. Мимо нас проходили люди, некоторые из них с любопытством поглядывали в нашу сторону, привлеченные странным поведением Рашели. Еще немного - и какой-нибудь слишком бдительный гражданин заподозрит, что я пристаю к девочке. А тогда хлопот не оберешься...

- Значит так, - сказал я. - Пойдем со мной. Я отвезу тебя к дяде на флайере.

Вопреки моим опасениям, Рашель не стала возражать и сразу согласилась. Очевидно, родители не предостерегали ее от излишней доверчивости при общении с незнакомыми мужчинами. Или, может, в своем теперешнем состоянии она напрочь позабыла об осторожности. Как бы то ни было, в душе я порадовался, что ей встретился порядочный человек (то есть я), а не один из тех извращеннее, о которых часто рассказывают в криминальной хронике.

Мы прошли на служебную стоянку и сели в мой флайер. Рашель расположилась в переднем кресле для пассажиров, стянула с себя курточку и рукавом рубашки вытерла покрытый испариной лоб.

- Извините, я такая дура! Сама не понимаю, что на меня нашло. Даже если это был чужак, какое мне до него дело. Не за мной же он пришел.

Ее слова прозвучали неубедительно. Она явно пыталась обратить случившееся в шутку, однако я видел, что ее до сих пор трясет. Тот человек, кем бы он ни оказался на самом деле, внушал ей панический страх.

Дежурный по стоянке дал мне сигнал, что путь свободен. Я тотчас запустил двигатель флайера, взлетел и направился к ближайшей транспортной развязке.

- Итак, куда летим? Где живет твой дядя?

- В университетском городке. Бозе-драйв, сто восемнадцать.

Это было почти в противоположном конце города.

- Ясно. Минут через сорок будем на месте.

Достигнув развязки, я поднялся на третий скоростной горизонт и влился в поток машин, следующих в юго-западном направлении. Час пик еще не настал, воздушная трасса была достаточно свободной, и управлять в таких условиях флайером было сплошным удовольствием. Хотя, конечно, это не сравнить с полетом на суборбитальном лайнере...

- Кстати, - спустя минуту отозвался я. - Как его зовут?

- Кого?.. А-а, дядю? Свами Агаттияр.

- Знакомое имя. Где-то я его слышал. Только не помню где.

- Несколько лет назад ему присудили Всепланетную премию по физике. А он от нее отказался.