ГОСПОДА АЛЬБАТРОСЫ
стола.
в высокой траве, сорвал и отбросил колючий стебелек, неприятно щекотавший
локоть. Лениво перевел взгляд на плакаты, давно пережившие события, в честь
коих были вывешены, плакаты - битые и трепанные ветром, дождем, снегом,
временем, пьяными художествами. Красный кумач выцвел и прохудился, от белых
букв кое-где остались лишь бледные контуры.
Ведьминой Гати летали уже без особой опаски.
шагнула вперед, и на подмогу винтовикам пригнали эскадрилью скоростных и
вертких реактивных самолетов ?Сарыч?. Их давно освоили - настолько, что
летали на них за пивом на ?материк?, приземлялись прямо возле сельских
магазинчиков, распугивая собак и снося выхлопами плетни.
Алиханова!"
незнание таблицы умножения, и возглавлял он теперь то ли прачечную, то ли
периферийное общество шиншилловодов-любителей. Но что-то возглавлял, это
точно.
касаемо эпохи невыразимо развитой науки тоже потерпел от времени и
заброшенности, так что добрый дедушка Президент, лауреат, кавалер, мыслитель
и гурман, напоминал на означенном плакате то ли монстра из фильма ужасов, то
ли обиженного ребенка, у которого отобрали любимого плюшевого медведика.
отразить и мобилизовать. Но навести порядок никак не могли, руки не доходили
- завхоз Балабашкин с точностью гринвичского хронометра ушел в очередной
запой, и до выхода осталась ровно неделя, а там следовала короткая
передышка, и снова уход.
на Поселок, град науки аэрологии. Отсюда, сверху, с холма град выглядел
просто великолепно - паутина взлетно-посадочных дорожек, треугольное здание
Главной Диспетчерской, утыканное радарами и стеклянными башенками, красивые
административные корпуса, высоченная статуя Изобретателя Колеса, жилой
городок из двух сотен коттеджей и десятка двенадцатиэтажек (для особо
стойких урбанистов), аккуратные мастерские и здания лабораторий, три ряда
огромных ангаров под рифлеными крышами, разноцветные клумбы и кипарисовые
деревья. Одним словом, равняется трем Люксембургам, Манхэттену и Голштинии
минус Монако.
здесь стояли деревянные бараки, а в полеты над Страной Чудес уходили такие
умилительные ныне на желтых фотографиях бипланы с уймой распорок и тяжей.
Однако он помнил Середину - пору, когда половины нынешнего благолепного
размаха не было и в помине. А это уже позволяло считать себя старожилом.
оторвался от серых квадратов бетонки, прощально качнул крыльями и помчался
на северо-восток, туда, где за синей гребенкой гор раскинулся Вундерланд -
Страна Чудес. Отсюда нельзя было рассмотреть бортовых номеров, но Панарин и
так знал, что это кто-то из желторотых - среди стариков дурным тоном
считались разного рода прощальные жесты. Суеверны были старики, видавшие
виды офицеры аэрологии с посеребренными альбатросами на воротниках, суеверны
были Господа Альбатросы - то ли от нешуточных опасностей работы, то ли от
превратившегося в стойкие традиции былого профессионального кокетства.
к полосе. Бар еще не открылся, аттракционы осточертели, а все фильмы он уже
пересмотрел. Наступал очередной прилив хандры, когда хочется бросить все к
черту, обсволочить начальство всех рангов, сесть в машину и на предельной
скорости гнать на ?материк?. Такое случается с Господами Альбатросами. Чаще,
чем хотелось бы. Но в Главном Управлении Аэрологии никогда не подписывают
заявления об уходе сразу, предлагают под благовидными предлогами заглянуть
через недельку. А за эти дни человек быстро поймет, что по сравнению с
трагикомическим бардаком ?материка? Поселок, как ни крути, остается оазисом
чего-то большого и важного, что, обретая огромный мир с коловращением людей
и машин, уймой сговорчивых девушек в легких платьях, шикарными кабаками и
необременительным сидением за большие деньги в какой-нибудь конторе по
согласованию проектов вечных двигателей, ты навсегда теряешь Страну Чудес,
Вундерланд, никогда уже больше не пролетишь над смертельно опасными и
прекрасными краями...
созерцать облака, пухло и глупо клубившиеся над Поселком. Звонко застучали
легкие шаги, и он равнодушно поднял голову. По самой кромке бетонки шагала
со своей неразлучной камерой Клементина, в белых брючках и форменной синей
рубашке с серебряными альбатросами на воротнике, очень красивая и очень
милая Клементина, ничем еще себя в кинематографии не проявившая. ?Подарил
уже кто-то рубашечку-то, - вяло констатировал Панарин, - зашевелились уже
вокруг кисы стервецы, подвергая испытанию ее моральную устойчивость?. Знал
он своих гавриков, да и что уж такого, господа Альбатросы,
противоестественного в том, что при виде кисы шалеют орлы?
смотреть в ту сторону, куда улетали самолеты. Светлые волосы, голубые
глазищи, новенький диплом, фигурка - обалдеть. И все такое прочее.
?Р-ро-мантика, - с ленивым раздражением подумал Панарин, губами вытягивая из
пачки сигарету. - Мать вашу! И кто только первый эту Р-романтику выдумал,
кто ею стал дурить головы таким вот кисам Клементинам?"
Диспетчерской, и бархатный баритон Брюса возгласил:
самолетов россыпью и звено из четырех. Тарантул ожидается с ?материка? со
дня на день, а то и сегодня. (Что-то явственно булькнуло.) Планерка
завсекторов и командиров эскадрилий - в шестнадцать сорок. Лицо, натянувшее
резиновое изделие на голову казенному коту Магомету, предупреждают, что
означенное лицо, точнее, означенная харя почти выслежена местным комитетом,
и лучше бы ему добровольно повиниться. Ремонтникам девятого цеха объявлен
выговор за срыв месячного плана.
Босый затянул:
горлышко звенит о края стаканов.
спину.
учили так, а тут... Конечно, можно слепить стандартный фильм на закваске из
застарелых штампов, но я так не могу, совести не хватает. Однако ж
реальность... Понимаете, по всем канонам вы должны пить только лимонад, в
крайнем случае, чешское пиво, по вечерам играть в белых костюмах в теннис и
выражаться романтически. А вы...
истина. А кто ее предоставит? И пил ли он спирт, и бегал ли он по шлюхам -
это нисколечко не интересует научную общественность, международные журналы и
тех доцентов, что получают докторов, обрабатывая наши материалы. И саму
Науку наш моральный облик ни в коей степени не интересует. Главное, мы даем
Истину.
аэрологии, славный альбатрос с двадцатилетним стажем и без единого диплома.
Изо всех карманов у него торчали горлышки темного стекла, путь его был
прихотливо зигзагообразен, для собственного удовольствия и услаждения
окружающих он хриплым дурноматом орал песню про то, как однажды юная
принцесса встретила в саду не имевшего твердых моральных устоев пирата, и
как сие рандеву протекало. Песня, в общем, была сложена не самым плохим
бардом, но половина употреблявшихся в ней словес и не ночевала в учебниках
хороших манер.
Никитич будет сутками болтаться над Страной Чудес. Пусть сама постепенно
проникнется, если сможет...
поинтересовался Панарин.
познакомиться с девушкой по имени Клементина. Моя дорогая Клементина. Есть