Насморк
НЕАПОЛЬ - РИМ
чувства страха; я не боялся. Да и чего бояться? Я был один в разноязыкой
толпе. Никто не обращал на меня внимания. Опекуны не показывались на
глаза; в сущности, я даже не знал их в лицо. Я не верил, что, ложась в
постель в пижаме Адамса, бреясь его бритвой и прогуливаясь его маршрутами
вдоль залива, навлекаю на себя проклятие, и все же чувствовал облегчение
от того, что завтра сброшу чужую личину. В дороге тоже нечего опасаться
засады. Ведь на автостраде ни один волос не упал с его головы. А
единственную ночь в Риме мне предстояло провести под усиленной опекой. Я
говорил себе, что это - всего лишь желание поскорее свернуть операцию,
которая не дала результата. Я говорил себе немало других разумных вещей,
но все равно то и дело выбивался из расписания.
двадцать минут третьего я оказался поблизости от гостиницы, словно что-то
гнало меня туда. В номере со мной ничего не могло случиться, и я принялся
бродить по улице. Эту улицу я уже знал наизусть. На углу - парикмахерская,
дальше - табачная лавка, бюро путешествий, за которым, в бреши между
домами, помещалась гостиничная автостоянка. Дальше, за гостиницей, - лавка
галантерейщика, у которого Адамс починил оторванную ручку чемодана, и
небольшой кинотеатр, где безостановочно крутили фильмы. Я едва не сунулся
сюда в первый же вечер, приняв розовые шары на рекламе за планеты. Только
перед кассой понял, что ошибся: это была гигантская задница. Сейчас, в
недвижном зное, я дошел до угла, где стояла тележка с жареным миндалем, и
повернул назад. Досыта налюбовавшись трубками на витрине, я вошел в
табачную лавку и купил пачку "Куул", хотя обычно не курю ментоловые.
Перекрывая уличный шум, из громкоговорителей кинотеатра долетали хрипение
и стоны, как с бойни. Продавец миндаля повез тележку под козырек над
подъездом гостиницы, в тень. Может, когда-то "Везувий" и был роскошным
отелем, но сейчас все вокруг свидетельствовало о безусловном упадке.
духота. Я обвел комнату испытующим взглядом. Укладывать чемоданы в такую
жару - значит, обливаться потом, и тогда датчики не будут держаться. Я
перебрался со всеми вещами в ванную - в этой старой гостинице она была
величиной с комнату. В ванной тоже оказалось душно, но здесь был мраморный
пол. Приняв душ в ванне, покоящейся на львиных лапах, и нарочно не
вытершись досуха, босой, чтобы было не так жарко, я принялся укладывать
вещи. В саквояже нашарил увесистый сверток. Револьвер. Я совершенно забыл
о нем. Охотнее всего я швырнул бы его под ванну. Переложил револьвер на
дно большого чемодана, под рубашки, старательно вытер грудь и стал перед
зеркалом прицеплять датчики. Когда-то в этих местах у меня на теле были
отметины, но они уже исчезли. Подушечками пальцев я нащупал ложбинку между
ребрами, сюда - над сердцем - первый электрод. Второй, в ямке возле
ключицы, не хотел держаться. Я снова вытерся и аккуратно прижал пластырь с
обеих сторон, чтобы датчик прилегал плотнее. У меня не было навыка -
раньше не приходилось этого делать самому. Сорочка, брюки, подтяжки. Я
стал носить подтяжки с тех пор, как вернулся на Землю. Для удобства. Чтобы
то и дело не хвататься за штаны, опасаясь, что они свалятся. На орбите
одежда ничего не весит, и после возвращения возникает этот "брючный
рефлекс".
пообедать, оплатить счет и взять ключи от машины, еще полчаса, чтобы
доехать до автострады; учитывая час пик, десять минут иметь в запасе. Я
заглянул во все шкафы, поставил чемоданы у двери, ополоснул лицо холодной
водой, проверил перед зеркалом, не выпирают ли датчики, и спустился на
лифте. В ресторане была толчея. Обливающийся потом официант поставил
передо мной кьянти, я заказал макароны с базиликовым соусом и кофе в
термос. Я уже заканчивал обед, то и дело поглядывая на часы, когда из
рупора над входом послышалось: "Мистера Адамса просят к телефону!" Волоски
на руках у меня встали дыбом. Идти или не идти? Из-за столика у окна
поднялся толстяк в рубашке павлиньей расцветки и направился к кабине.
Какой-то Адамс. Мало ли на свете Адамсов? Стало ясно, что ничего не
начинается, но я разозлился на себя. Не таким уж надежным оказалось мое
спокойствие. Я вытер жирные от оливкового масла губы, принял горькую
зеленую таблетку плимазина, запил ее остатками вина и пошел к стойке
портье. Гостиница еще кичилась своей лепниной, плюшем и бархатом, но все
пропиталось кухонным смрадом. Словно аристократ рыгнул капустой.
вывез на тележке мои чемоданы. Автомобиль, взятый напрокат в фирме Херца,
стоял двумя колесами на тротуаре. "Хорнет" - черный, как катафалк.
Укладывать чемоданы в багажник я портье не позволил - там мог находиться
передатчик, - отделался от него-ассигнацией, положил вещи сам и сел в
машину, будто в печку. Руки вспотели, я стал искать в карманах перчатки.
Хотя к чему, руль обтянут кожей. В багажнике передатчика не было - где же
он? На полу, перед свободным сиденьем, под журналом, с обложки которого
холодно глядела на меня голая блондинка, высунувшая блестящий от слюны
язык. Я не издал ни звука, но внутри у меня что-то тихонько екнуло.
отдохнул, но чувствовал какую-то вялость, может, оттого, что умял целую
тарелку макарон, которые ненавижу. Пока весь ужас моего положения
заключался в том, что я начал толстеть, - так по-дурацки я подтрунивал над
собой. За следующим перекрестком включил вентилятор. Жарко обдало
выхлопными газами. Пришлось выключить. Машины на итальянский манер
налезали друг на друга. Объезд. В зеркальцах - капоты и крыши. La potente
benzina italiana [могучий итальянский бензин (итал.)] угарно вонял. Я
тащился за автобусом в смрадном облаке выхлопных газов. Через заднее
стекло автобуса на меня глазели дети, в одинаковых зеленых шапочках. В
желудке у меня были макароны, в голове - жар, на сердце - датчик, который
цеплялся через рубашку за подтяжки при каждом повороте руля.
передач, потому что в носу защекотало, как перед грозой. Чихнул раз,
другой и так увлекся этим занятием, что даже не заметил, когда именно,
канув в приморскую голубизну, остался позади Неаполь. Теперь я уже катил
по del Sole [Солнечное шоссе (ит.)]. Для часа пик почти просторно. От
таблетки плимазина никакого толку. Саднило в глазах, из носа текло. А во
рту было сухо. Пригодился бы кофе, но теперь я мог его выпить только около
Маддалены. "Интернэшнл геральд трибюн" в киоске снова не оказалось из-за
какой-то забастовки. Я включил радио. Последние известия. Понимал с пятого
на десятое. Демонстранты подожгли... Представитель частной полиции
заявил... Феминистское подполье грозит новыми актами насилия... Дикторша
глубоким альтом читала декларацию террористок, потом осуждающее заявление
папы римского и комментарии газет. Женское подпольное движение. Никто
ничему уже не удивляется. У нас отняли способность удивляться. Что же их,
в сущности, тревожит - тирания мужчин? Я не чувствовал себя тираном. Никто
себя им не чувствовал. Горе плейбоям. Что террористки с ними сделают? А
священников они тоже будут похищать? Я выключил радио, будто захлопнул
мусоропровод.
относился благожелательно. Отец рассказывал мне о них перед сном едва ли
не полвека назад. Скоро стану стариком, подумал я и так удивился, словно
сказал себе, что скоро стану коровой. Вулканы - это нечто солидное,
вызывающее чувство доверия. Земля раскалывается, течет лава, рушатся дома.
Все ясно и чудесно, когда тебе пять лет. Я полагал, что через кратер можно
спуститься к центру Земли. Отец возражал. Жаль, что он не дожил, -
порадовался бы за меня.
орбитальным модулем, не думаешь об ужасающей тишине бесконечных
пространств. Правда, моя карьера была недолгой. Я оказался недостойным
Марса. Отец переживал это, пожалуй, тяжелее меня. Что ж, лучше было бы,
если б он умер после моего первого полета? Хотеть, чтобы он закрыл глаза с
верой в меня, - это цинично или просто глупо?
"ланчией", размалеванной в психоделические цвета, я бросил взгляд в
зеркальце. "Крайслер" фирмы Херца пропал бесследно. Около Марьянелли
блеснуло далеко позади что-то похожее, но я не был уверен, что это они; к
тому же та машина сразу скрылась. Заурядная короткая трасса, по которой
катило столько людей, одного меня приобщала к тайне, чей зловещий смысл не
удалось разгадать всем полициям мира, вместе взятым. Однако я положил в
машину надувной матрац, ласты и ракетку вовсе не потому, что собрался
отдыхать, а с целью навлечь на себя неведомый удар.
предприятие уже давно потеряло для меня свою привлекательность, я не ломал
голову над загадкой смертоносного заговора. Сейчас я думал лишь о том, не
принять ли вторую таблетку плимазина, поскольку из носа все еще текло. Не
все ли равно, где этот "крайслер". Радиус действия передатчика - сто миль.
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Доценко Виктор
Орловский Гай Юлий
Мороз Александра
Емилина Ника