Феликс Яковлевич Дымов.

Благополучная планета

Павлов С.И. Неуловимый прайд. / Дымов Ф.Я. Благополучная планета. /
Силецкий А.В. Тем временем где-то... : Фантастические повести и рассказы/
Сост. И.О.Игнатьева. -- Худож. С.С.Мосиенко. Оформл. Е.И.Омининой. -- М.:
Мол.гвардия, 1988, 384 с. I 5-235-01019-1.
OCR: Сергей Кузнецов

Стриж. С. 189-205.
Благополучная планета Инкра. С.206-215.
Проводы белых ночей. С.215-229.
Тест o 17. с. 229-242.
Расскажи мне про Стешиху, папа... с. 242-249.

Стриж

1
Еще даже не проснувшись окончательно, Славка понял, что лежит на
животе, а правая рука подвернулась во сне и затекла. Он перекатился на
спину, посмотрел в окно. Сквозь щель в ставне виднелась золотистая полоска
утра. Такая же золотистая, только широкая, неясная, лежала на потолке. Когда
кто-нибудь проходил мимо, полоса несла по потолку в противоположную сторону
легкую, веером, тень. Сейчас по улице прогоняли стадо: тени ползли
беспрерывно, слышались мерный гул, мычание, редкие хлопки кнута. Значит,
бабка Нюра уже вывела за калитку свою безрогую Зойку, дала напутственного
шлепка по необъятному коровьему боку и теперь торопится к сараю покормить и
выпустить уток. Под самым окном Колька-пастушонок закричал басом: "Гья-гья!"
-- и все стихло.
Славка поразмышлял, подниматься или спать дальше, пожалуй, подниматься,
все равно сейчас бабушка принесет парное молоко. Парного он терпеть не мог,
но обещал маме пить по утрам. Пробивающееся сквозь ставень солнце предвещало
хороший день. Над крыльцом перед собственными птенцами заливалась пара
скворцов.
Славка понял, отчего проснулся и отчего больше не хочется спать. Было
чистенькое новенькое утро. А главное -- сегодня приезжает мама. Он опустил
ноги на прохладный земляной пол, посыпанный душистым чебрецом. Сколько раз
предлагало правление настелить в хате линолеум, но бабка Нюра отказывалась,
по старинке мазала пол разведенным в воде коровьим кизяком, а стены белила
мелом, который называла крейдой. К стенам нельзя было прислоняться, о чем
Славка по городской привычке постоянно забывал и вечно ходил с белыми
плечами.
На другой день после Славкиного приезда деревенские ребятишки,
собравшись над речкой, порассказали немало историй о бабкиных странностях.
Соседская девчонка Римка, которой было у же одиннадцать -- она на два года
старше Славика, -- уверяла, что в то время, как у всех добрых людей дым идет
из трубы, в бабки-Нюриной хате искры на закате, наоборот, залетают в трубу.
Пастушонок Колька божился, что самолично видел, как однажды перед выгоном
коров бабка Нюра перестригала наискосок ножницами колхозное просяное поле,
так там после родилось одно пустоколосье. А сторож дед Кимря, что вечно
кимарит на посту у амбара, рассказывал про живущую в бабкином коровнике
белую змею с гребешком. Если она у кого ночью переползет хотя бы по руке, то
у того к утру на этом месте красный след, а на груди пятна появляются, и
вскоре человек умирает болезнью, которую доктора называют белокровием...
От половины ребячьих выдумок Славик отмахнулся сразу, хотя даже
взрослые в деревне уважительно верили в бабкину силу. Бабка Нюра лечила
сглаз, поила людей настоями от сухотки, останавливала кровь из порезов,
заговаривала грудничкам пупки. Один раз, уже при Славке, притопал сам
председатель, неловко смял заранее снятый перед порогом картуз:
-- Ты уж прости, Анна Андреевна, коли обижу словом. На область,
сказывают, ящур надвигается. Поберегла бы скот, а?
Бабка не озлилась, не выгнала его. Посмотрела в глаза, не насмехается
ли, увидела там одну лишь заботу о хозяйстве, и ответила просто:
-- Ладно, поберегу. Только ты наперед от этой племенной кляузы Электры
освободись. Выгони из стада или прирежь. Слабая коровенка, взгляда моего не
выдержит. А коли она падет, другие заразятся, не удержу...
Председатель, молодой еще, присланный семь лет назад по распределению
да и обженившийся тут насовсем, крякнул недовольно, но делать нечего: коли
решил идти, то до конца.
-- Будь по-твоему, -- пообещал он. -- А мы тебя на правлении не
забудем, премируем...
Председатель ушел тогда, ругая себя за слабость, веря и не веря в
колдовскую силу бабкиного слова. Но ящур и в самом деле обошел пока их
деревню.
Славик соскочил с кровати. Загребая холодящий ноги чебрец, пересек
комнату. Переступил утыканный шляпками гвоздей порог -- в первый день, еще
стесняясь деревенских, он часа два вколачивал их ромбиками, отбивался от
скуки тяжелым, не по руке, молотком. Но это было давно, в начале лета.
Теперь Славик свой и в лесу, и на речке, отмечен даже собственным прозвищем:
за легкие пушистые волосы, зелено-серые с золотинкой глаза и непоседливость
окрещен Стрижом. Прозвище случайно сорвалось с Колькиного языка и прочно
прилепилось к Славику, который его охотно принял, тем более в городе его
тоже дразнили Стрижом, правда из-за фамилии Стригунов. Здесь же фамилия не
имела значения: у некоторых их было по две, своя плюс уличная, потому что
каждая семья памятливо вела род и по отцу и по матери. Бабка -- и та
незлобиво ворчала:
-- Ты что стриж -- все на лету да с наскока. Дай тебе крылышки, то бы и
ел и спал в небе.
Солнце еще не прорвалось из-за пирамидальных тополей, не прокалило
воздуха. Прохлада полезла под майку. Славик поежился. Пересиливая знобь,
спустился огородом к берегу, бултыхнулся в речку. Глубь схватила его,
завертела. Он мгновенно потерял верх и низ, беспорядочно барахтал руками и
ногами, вырываясь на поверхность, но вода стала вязкой, все ощущения
замедлились, и когда наконец давящая клокочущая глубина расступилась,
показалось, пробыл под водой страшно долго. Нырять Славка не любил и все же
нырял, пытаясь если не приохотить себя, то хотя бы отучить бояться. Однако
стоило очутиться под водой -- и его куда-то несло, мотало, переворачивало...
По берегу неторопливо шел человек с удочками. Славик уже отдышался и
скакал на одной ножке -- сильно изогнувшись, наклонясь ухом к земле, зажимая
его ладонью и рывком отпуская -- чтобы вытряхнуть воду. Поэтому сначала
рассмотрел высокие болотные сапоги-бахилы, уж потом самого рыбака.
-- Хорошо клевало, а, дядя Антон?
Рыбак молча поднял на свернутом кольцом тонком прутике десятка два
приличных плотвичек и карасей.
-- Ого! И когда вы только успели?
-- По науке, мил-человек, все люди на сов и жаворонков делятся. То ж я,
видать, жаворонок. С вечерней зорькой ложусь, до свету встаю, все успеваю.
Уяснил?
-- Еще бы! На что ловили?
-- На муравьиные яйца.
-- А я хочу на гречу попробовать.
-- Доброе дело... Сегодня, говоришь, мать приезжает?
-- Ага. Знаете, как я ее жду?
-- Могу помочь, коли не возражаешь.
-- Ну да!
-- Отчет в район везу. А там до станции раз плюнуть. Подкину.
-- Во, здоровско! Когда едем?
-- Хоть бы и сразу после завтрака. Чего тянуть?
-- Я мигом, дядя Антон. Вы уж без меня ни-ни, ладно?
Колхозный счетовод Антон Трофимыч детей своей любовью не баловал. Но и
не сторонился. Со Славкой у них установились сносные отношения, поскольку
каждое утро оба встречались на речке. Легкая двухколесная бричка-бедарка,
младшая сестра тачанки, беззвучно катила по дороге, усыпанной пылью до того
мелкой, что она обтекала колеса, как вода, и до того ленивой, что она даже
не поднималась в воздух. С полпути начался асфальт, и Славка, по-взрослому
свесивший ноги на крыло, почувствовал окончание бархатной подстилки: бедарка
побежала жестко, с трясцой.
Оба молчали. Трофимыч был по натуре неразговорчив, а Славка от самой
деревни ломал голову, чем порадовать мать. Одно дело, правда, он надумал.
Вблизи деревни, за Серебряной балкой, небольшое ржаное поле. Лазоревая волна
васильков отделяет от проезжей части созревшие колосья. Всю дорогу мальчик
напрягал волю, выманивая цветы на обочину, уговаривая еще сильнее
распуститься -- ведь мама очень любит васильки!
Если честно, то и другое дело почти решилось: он расскажет матери о
маленьких своих и неожиданных открытиях, ведь кое-чему он научился.
Присмотревшись к бабкиным хитростям, он попросил вскоре после приезда:
-- Вы с мамой, буля, травы понимаете. Научи и меня, а?
-- А чего ж. И научу. Глаз у тебя хороший, легкий глаз. И рука везучая.
Идем...
Бабка Нюра телом крупная, крепкая, хотя ей уж восемьдесят четыре
стукнуло. Старость лишь пригнула чуток, ноги по-разному искривила, к клюке
привязала, а совсем сломать не смогла. Выросла бабка на границе леса и
степи, там и там силу растительную разгадала. Ей для внука секретов не жаль.
Частенько и надолго стали они со Славкой из дому пропадать. Зато теперь он
первый по грибам и ягодам: они ему сами в руки даются.
Поучает бабка Нюра настойчиво и мудро:
-- Гляди, это тропник, толковая травка. Семена его человеческие ноги
разносят, а все ж вдоль тропинок его не ищи, он тебе не то что подорожник,