Майкл Коуни.

Здравствуй, лето... и прощай

Перевод: Кирилл Плешков (kir@pleshkov.spb.su)
"Если" N2 - 1995.
OCR spellcheck: Андрей Подрубаев

Глава 1.

Я часто вспоминаю тот день в Алике, когда мы с отцом и матерью
торопливо носились туда-сюда, складывая в кучу на крыльце наши вещи,
готовясь к отпуску в Паллахакси. Хотя я был тогда еще мальчишкой, но уже
достаточно хорошо знал взрослых, чтобы по возможности держаться в стороне
во время этого ежегодного события, которое почему-то всегда вызывало
состояние, близкое к панике. Мать бегала вокруг с отсутствующим взглядом,
постоянно спрашивая о местонахождении жизненно необходимых предметов и
затем отвечая на свои же собственные вопросы. Отец, высокий и
величественный, спускался и поднимался по ступеням, ведущим в подвал, с
канистрами для предмета его гордости - самоходного мотокара. Каждый раз,
когда родители бросали взгляд на меня, в их глазах не было любви.

Так что я старался не попадаться им на глаза, тем не менее следя за
тем, чтобы не были забыты мои собственные вещи. Я уже сунул в кучу свой
слингбольный мяч, кругляшечную доску, модель грум-глиссера и рыболовную
сетку. Во время тайного визита к мотокару я спрятал за задним сиденьем
клетку с ручными бегунчиками. В это мгновение из дома появился отец с еще
одной канистрой в руке. Он хмуро взглянул на меня.

- Если хочешь принести хоть какую-то пользу, можешь заправить бак. -
Он поставил канистру рядом с машиной и протянул мне медную воронку. - Не
пролей. В наши дни это большая ценность.

Он имел в виду дефицит, возникший вследствие войны. Мне казалось, что
вряд ли он когда-либо имел в виду что-либо другое. Когда он вернулся
обратно в дом, я отвинтил пробку, вдыхая пьянящий запах спирта. Эта
жидкость всегда привлекала меня; моему мальчишескому разуму казалось
невероятным, что жидкость, особенно жидкость, очень напоминающая воду,
способна гореть. Как-то раз, по предложению приятеля, я попытался ее пить.
Спирт, говорил приятель, основа пива, вина и всех прочих возбуждающих,
запрещенных напитков, которые подавали в забегаловках.

И вот однажды ночью я пробрался в подвал, крепко держась за теплый
камень, чтобы отогнать страх, открыл канистру и отхлебнул из нее. Судя по
тому, как спирт обжег мой рот и горло, я вовсе не удивился тому, что он
может приводить в действие паровой двигатель. Но я не мог поверить тому,
что люди пьют это для удовольствия. Шатаясь и испытывая тошноту, я какое-
то время стоял и стонал, прислонившись к стене, чувствуя, как вдоль
позвоночника стекает холодный пот. Была зима, и холодная планета Ракс
наблюдала за мной, словно дьявольский глаз; ледяные зимние ночи в Алике
навевали ужас.

Но я всегда связывал Паллахакси с летом и теплом, и именно туда мы
сегодня отправлялись. Я вставил носик воронки в горловину мотокара,
наклонил канистру, и спирт с бульканьем потек в бак. Через дорогу за мной
наблюдали три маленькие девочки. Они разинули грязные рты от восхищения и
зависти при виде великолепной машины. Я поставил пустую канистру на землю
и поднял другую. Одна из девчонок швырнула камень, который ударился о
полированную поверхность, затем все три с воплями кинулись по дороге
прочь.

За домами через дорогу виднелись высокие шпили зданий Парламента, где
Регент возглавлял Палату Депутатов и где в маленьком темном кабинете
работал мой отец в должности секретаря министра общественных дел. Мой отец
- парл, а мотокар, во всем своем блеске, служил веским доказательством
социальной значимости отца. Досада детишек была понятна, но чем же
виновата машина?

Я повернулся и взглянул на наш дом. Это было большое сооружение из
местного желтого камня. В окне промелькнуло встревоженное лицо матери.
Mесколько разумных цветов охотились в саду за неуловимыми насекомыми, и,
помню, меня тогда удивило, что сад выглядел в том году столь неухоженным.
Повсюду росли сорняки - расползлись, словно раковая опухоль, удушая
последние синеподы изумрудными гарротами. Их неумолимое наступление
внушало необъяснимый страх, и я внезапно содрогнулся, представив себе, что
к тому времени, когда мы вернемся из отпуска, они завладеют домом и,
пробравшись ночью сквозь обшивку стен, задушат нас во сне.

- Дроув!

Надо мной возвышался отец, протягивая мне еще одну канистру. Я виновато
поднял глаза, и он со странным выражением пожал плечами.

- Ладно, Дроув. - Он тоже разглядывал дом. - Я сам закончу. Иди
собери свои вещи.

Быстрым взглядом я окинул свою комнату. В Паллахакси мне понадобится
совсем немного вещей: там нас ожидает другой мир и другие занятия. В
соседней комнате слышались быстрые шаги матери.

На подоконнике стояла стеклянная банка с моим ледяным гоблином. Я чуть
не забыл о ней. Я внимательно рассмотрел ее, и мне показалось, что я вижу
тонкую пленку кристаллов на поверхности густой жидкости. Я огляделся
вокруг, нашел палочку и осторожно дотронулся до ледяного гоблина. Ничего
не произошло.

Прошлой зимой, когда далекое солнце едва было заметно на небе и Ракс
казался ночью жуткой холодной глыбой, среди соседских ребят возникло
повальное увлечение ледяными гоблинами. Никто не мог в точности сказать, с
чего началось это увлечение, но вдруг оказалось, что у всех есть
стеклянные банки, наполненные насыщенными растворами, в которых с каждым
днем росли удивительные кристаллы, пришедшие с болотистых прибрежных
равнин, где жили ледяные дьяволы.

- Надеюсь, ты не собираешься брать эту гадость с собой! - воскликнула
мать, когда я вышел из комнаты с гоблином в руках.

- Не могу же я его оставить, правда? Он почти готов. - Чувствуя страх
в ее голосе, я развил свою мысль. - Я начал делать его тогда же, когда и
Джоэло с нашей улицы. Гоблин Джоэло ожил два дня назад и чуть не откусил
ему палец. Смотри! - Я покачал банкой у нее под носом, и она отшатнулась.

- Убери эту мерзлую дрянь! - крикнула она. Я с удивлением уставился
на нее, так как до сих пор не слышал, чтобы мать ругалась. Я услышал шаги
отца и, быстро поставив гоблина на стол, отвернулся и начал возиться в
углу с кучей одежды.

- Что случилось? Это ты кричала, Файетт?

- О... О, все в порядке. Дроув меня немного напугал, вот и все. В
самом деле, ничего страшного, Берт.

Я почувствовал руку отца на плече и с некоторым колебанием повернулся к
нему лицом. Он холодно посмотрел мне в глаза.

- Давай говорить прямо, Дроув. Хочешь поехать в Паллахакси - тогда
веди себя как следует. У меня хватает забот и без твоих глупостей. Иди и
отнеси вещи в машину.

* * *

Мне всегда казалось несправедливым, что отец может силой заставить меня
подчиниться его воле. Когда человек становится взрослым, полностью
формируется его интеллект, и с этого момента он начинает катиться вниз под
гору. Вот так же и с моим отцом, с обидой думал я, загружая мотокар.
Напыщенный старый дурень, сознавая свою неспособность победить меня
интеллектуально, вынужден прибегать к угрозам. В некотором смысле я вышел
победителем из этого небольшого поединка.

Проблема была в том, что отец этого не сознавал. Он бегал из комнат на
крыльцо и обратно, не обращая на меня внимания, в то время как я пытался
поспевать за ним - безуспешно, поскольку груда ящиков продолжала расти. Я
доставил себе небольшое удовольствие, швырнув его вещи в багажник, в то
время как свой собственный багаж аккуратно разместил на свободном сиденье.
Я обнаружил, что размышляю о том, почему мне нравится время от времени
пугать мать, и решил, что меня подсознательно возмущает ее глупость. Она
жила во власти предрассудков, считая их неопровержимыми аргументами в
любом споре.

Мы все страшно боялись холода - подобный страх вполне естественен, и,
несомненно, возник как средство, предупреждающее нас о том, чем грозят нам
ночь, зима и стужа. Но ужас перед холодом, который испытывала мать, был
куда сильнее: совершенно неоправданный и, вполне возможно, наследственный.

Все дело в том, что ее сестра попала в сумасшедший дом. В этом нет
ничего особенного, и такое случается со многими, но мать сумела облечь эту
историю в форму высокой драмы.

Мне всегда казалось, что тетя Зу как-то влияла на моего отца; во всяком
случае, она уговорила его одолжить ей мотокар - она хотела показать меня
каким-то дальним родственникам. Была зима.

Мы были на полпути домой, в совершенно безлюдной местности, когда
кончилось топливо и мотокар, зашипев, остановился.

- О Господи, - тихо сказала тетя Зу. - Нам придется идти пешком,
Дроув. Надеюсь, твоим маленьким ножкам хватит сил. - Я в точности
запомнил ее слова.

И мы пошли пешком. Я знал, что нам никогда не удастся добраться домой
до темноты, что вместе с темнотой придет холод, а мы были слишком легко
одеты.

- О Господи, - сказала тетя Зу несколько позже, когда солнце
скрылось, и на горизонте появился зловещий диск Ракса. - Мне холодно.

Мы прошли мимо группы кормившихся лоринов, которые сидели среди ветвей
и что-то шумно жевали, и я подумал, что, если мне действительно станет
холодно - страшно холодно, - я смогу прижаться к одному из них,
зарывшись в теплую длинную шерсть. Лорины - безобидные, мирные создания,