Осторожно - чужие!
ПРОЛОГ. ДЕСЯТЬ ГРАММОВ НАДЕЖДЫ
наклониться, то видно - белеет в них что-нибудь или нет. Тогда можно
открыть дверцу, вытащить конверт, поскорее дойти до своей каморки и
положить его на столик. Не спеша, обязательно не спеша, раздеться, согреть
дыханием закоченевшие пальцы и, наконец, вскрыть конверт.
становилось все трудней и трудней. Денег могло хватить всего лишь на
несколько дней, но и сил, вероятно, хватит ненадолго - они уходят с
каждым-днем. Однако по утрам он все же вставал и отправлялся за своей
дневной порцией провизии - бутылка молока и хлеб. Выходя из дома, он
собирал всю волю, чтобы не взглянуть на серый ящик. Не надо. Это на
обратном пути. Тогда можно будет, придя, положить конверт на шаткий
столик, неторопливо снять изношенный плащ, повесить его на гвоздик...
пыльно-серый невзрачный ящик. Ящик виден от угла. Оттуда, правда, дырочек
не разглядеть. Белеют или по-прежнему черные?
нести большое старое тело. Еще два шага. Дырочки уже видны. Черные,
безнадежные. Много дней они остаются черными, и все же каждый раз он
достает ключик, открывает ящик и запускает в него руку. Вытащить ее
обратно тяжело. Еще труднее закрыть непослушными пальцами замок, а ведь
надо еще донести до своей каморки молоко и хлеб. А как будет легко, если
прибавится к этой ноше конверт. Ну сколько он может весить? Десять
граммов, не больше. И тогда... Часто, лежа в холодной постели, он
совершенно ясно представлял себе, как, получив ответ, начнет отогреваться.
Весь. Телом и душой, каждой клеточкой. Можно будет поесть. Не очень сытно,
но так, чтобы почувствовать тепло. В эти, быть может, последние дни самое
важное - тепло. Оно наполнит его тело, и затем...
поедет к ним, скажет, где тайник, и снова, пусть в последний раз, ощутит
призывную волну далекого мира... И тут же возникало сомнение: отдать,
открыть тайник, снять вето, стоившее стольких жизней? Впрочем, сил совсем
не осталось. Скоро кончится все... Пусть берут. Ведь он решил это, твердо
решил, когда отправлял письмо... Да, только бы пришел ответ. Он откроет
все, отдаст тайник людям, и пусть люди решат... Пусть все испытают то, что
было доступно немногим... Пусть решают сами...
открывать маленький ржавый замок, но он неизменно открывал, не доверяя
трем дырочкам.
не смог. Не встал он и на второй, и на третий день.
носилки мимо неприметного серого почтового ящика, не обратили, конечно,
внимания на то, что все три дырочки были белыми.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. НОЛАН
Набор данных для очередной настройки генератора вычислительная машина
успевала выдавать за двадцать две минуты.
плавные зеленоватые линии. Крэл снова закладывает программу в машину, и
вскоре опять появляется полоска с цифрами, которые выдало счетно-решающее
устройство, перебрав тысячи возможных вариантов.
Кюветы с живым препаратом сменяются на ленте гиалоскопа. При каждом
последующем облучении отчетливей становятся всплески зеленых линий.
Вот-вот свершится... Еще одно усилие мысли, счастливая догадка, быть
может, просто инстинктивное умение поймать что-то едва уловимое, но
совершенно необходимое - и решение будет найдено. Подтвердится гипотеза, а
тогда... Только не отвлечься, только не упустить! Вот главное. Стоит
немного уйти в сторону, и потеря может оказаться невосполнимой. Множество
комбинаций придется перепробовать вновь и вновь, но будешь только
удаляться от того, к чему подошел так близко...
сотрудники других лабораторий...
Раннее, свежее, оно словно награждало его за долгие утомительные вечера,
за бессонные ночи, проведенные в поисках кода излучения. Теперь все было
позади...
предельная усталость, и он желаемое принял за осуществленное? Крэл снова
включил гиалоскоп. Немного подрагивающие пальцы привычно пробежали по
клавишам программного устройства.
казались намного длиннее обычных, повседневных минут... Четко срабатывали
одна за другой группы контроля, вот потухла последняя лампочка на щите,
вот появился яркий зеленый пик на экране. Устойчивый, спокойный.
насекомых при метаморфозе, Крэл еще несколько лет тому назад подметил
важную закономерность: на ферментативные процессы отдельной особи влияла
не только среда, но и родственные особи. Чем больше их скоплялось, тем
более мощное поле они создавали, способствуя метаморфозу. Крэл не
ограничился описанием удивительного явления, а, изучив характеристики
этого биополя, попытался воспроизвести его искусственно, и теперь...
теперь гипотеза подтверждена в эксперименте. Сомнений быть не могло,
однако молодой ученый решил еще раз повторить опыт. Он уже хотел включить
прибор, но в это время в лабораторию вошел Альберт Нолан.
гиалоскопу.
энтузиазма не уловил. Скорее наоборот - досаду.
темных волосах, он всегда казался старше своих лет, а сейчас, понуро сидя
у прибора, выглядел особенно плохо. Крэл никак не мог понять, почему
великолепное завершение его работы, видимо, серьезно огорчило знаменитого
ученого.
сможет показать Альберту Нолану результаты исследований, из которых станет
очевидным - гипотеза подтверждена опытом! Все получилось иначе. Не только
буднично, но почему-то скверно.
крупным ученым, он не возглавлял никакого направления, отклонял
предложения занять официальный пост, даже противился избранию в ученый
совет. Работал он много, обычно без помощников, сторонясь всего, не
касавшегося его непосредственно, и предпочитал заниматься отвлеченными,
сугубо теоретическими проблемами. Нолан жил одиноко, держался замкнуто,
внешне сурово. Те, кто знал его давно, говорили, что до катастрофы, во
время которой в лаборатории Арнольдса погибла жена Нолана и его близкий
друг, он был совсем другим. Общительным, радушным и смешливым. Но и теперь
обычная сдержанность Нолана, его замкнутость не отталкивали. К нему
приходили с каждой новой, удачной или никак не получающейся работой, с
трудной задачей. Он обладал редкой способностью давать советы ненавязчиво
и деликатно. Часто у искавшего его помощи оставалось впечатление, будто не
Нолан, а он сам нашел ответ. Толково и быстро, только потому, что высказал
свои сомнения Альберту Нолану, который умел слушать и немногословно, почти
незаметно подсказывать нужное, подчас единственное возможное решение.
Молодые, да и не только молодые ученые института, высшей наградой считали
его похвалу. Оценки Нолана были строги, отзывы скупы и точны. Многие
нетерпеливо и трепетно ждали его суда, работали с надеждой услышать его
лестное заключение, просто ободряющее слово.
позе-огорченного человека Нолан оставался недолго. Он встал, на лице его
появилась улыбка, которую видели теперь редко, он тихо и очень по-дружески