Павел Шумил
К ВОПРОСУ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ
Потом будет легче. Уберут спутник наблюдения, я получу свободу действий.
Двадцать лет этой каторги... А все из-за маленькой ошибки. Как крот в
земле. Входит Ольга, видит, что мне нехорошо и гладит по плечу. - Скоро
пройдет спутник, и ты сможешь подняться наверх. - Зачем? - Хочешь, я
тебе вслух почитаю. - Нет. - Послезавтра праздник весеннего плодородия.
У нас появится новенькая. Делаю вид, что озабочен этой мыслью. Отправляю
Ольгу проверить, все ли подготовлено к приему. Конечно, я все давно
проверил. И то, что спутник почти месяц не появится над нашим районом,
тоже очень хорошо. Изменение в ритуалах обряда плодородия - единственная
вольность, которую я себе позволил на этой планете. Благодаря этому
чувствую свою... нет, не полезность. Причастность к этому миру, что ли.
Я долго колебался, решая, имею право на вмешательство, или нет. Потом
плюнул на все и вмешался. Как я хочу женщину. Хоть на секунду ощутить
под ладонью бархатистую перепонку ее крыла, взглянуть на гордый изгиб
шеи, утонуть в глубине темносиних глаз. Я не случайно сел в этих горах.
Гравилокатор показал, что после подъема плато и исчезновения
тектонической напряженности здесь имеются обширные подземные пустоты. В
них-то и решил спрятать катер. Нужно было сразу же лечь в анабиоз. А я
от скуки начал исследовать пещеры, соединять ходами, вешать на стены
таблички с названиями. Так и добрался до жерла потухшего вулкана. В тот
момент в моем прозябании на этой планете появился если не смысл, то
суррогат смысла. Потому что сверху на груду костей, устилающих пол,
упала свежеотрубленная человеческая рука. Я присел, чтоб рассмотреть ее
получше. Она была отрублена по самое плечо и еще кровоточила. Раздробив
чей-то костяк, упала вторая рука. Я отступил в туннель. И правильно
сделал, потому что сверху упали ноги, а секундой позже тело с головой.
Это была молодая девушка. На лице застыла гримасса боли, широко
раскрытые глаза полны ужаса. Обрубки рук и ног дернулись последний раз и
замерли. Я хотел отнести ее на катер, но затылок был совсем мягкий. Она
повредила мозг. Я закрыл ей глаза. Это все, что мог для нее сделать. Так
я познакомился с ритуалом весеннего плодородия.
жертвоприношениями. В обоих случаях в жертву приносят молодую
девственницу, тело которой разрубают на части, деля между божествами
матери-земли, солнечного тепла, дождевой влаги, ветра/воздуха и
защитника/хранителя урожая. Истекающую кровью жертву и ее отрубленные
конечности сбрасывают в кратер потухшего вулкана Эйгер. Обряд осеннего
плодородия отличается лишь тем, что перед расчленением жертву лишают
девственности с помощью специального приспособления." - Вот что вычитал
я, порывшись в информатории катера. Не надо думать, что я сразу решил
покончить со зверским обычаем. Кто я такой, чтоб вмешиваться в судьбу
этого мира? Уже одно то, что я здесь, граничит с преступлением. Потому
что здесь и сейчас Элана томится в заключении в подземелье замка Конгов.
Потому что, разыскивая ее, над планетой кружит спутник. И дело даже не в
том, что Элана моя бабушка, о чем она пока не знает, а в ее роли в
истории. Любопытство - моя погибель. Из-за научного любопытства я
нарушил запрет на ведение потенциально опасных исследований. Как хорошо
теперь понимаю его причины. Из-за любопытства полез исследовать пещеры
вместо того, чтобы залечь в анабиоз, поставив таймер пробуждения на
пятьдесят лет. Я и сейчас мог бы залечь в анабиоз на тридцать лет, но
лучше дождаться момента, когда уберут с орбиты спутник. Если мои девушки
раньше времени выйдут в мир, это может погубить все. Хватит жалеть себя.
Двадцать лет продержался, продержусь и еще пять. Поднимаюсь и иду
проверять, все ли готово к приему новенькой. Сначала проверяю натяжение
тросов лебедок верхней сетки. Задача верхней сетки проста - развернуть
тело плашмя, если девушка падает, например, вниз головой. Тросы натянуты
слабо и легко вытравливаются. Сама сеть располагается в двадцати пяти
метрах от пола. На высоте десяти метров - вторая сеть. Жесткая и
прочная. Именно она и затормозит тело после ста сорока пяти метров
свободного падения. Почему я ловлю тело сеткой, а не антигравитационной
подушкой? Психология. Нескольких первых девушек поймал мягче, чем пух
падает. И что? Всех, кроме Ольги неделями убеждал, что они не в раю, не
в аду, а живы-здоровы. Приземление на хорошо натянутую сеть помогает
осознать реальность чудесного спасения. А то, что от этой реальности три
дня все косточки болят, прогоняет из головы мысли о загробном мире. -
Все-таки, не утерпел, - улыбается Ольга. - Негоже нарушать традицию.
Всегда сам лично проверял. - Учитель, не мучай себя. Ложись в анабиоз.
Мы справимся, даю слово. А как только уберут спутник, разбудим тебя.
Ничего не отвечаю. Ольга и не ждет ответа. Все уже сказано много-много
раз. Просто Ольга не знает, как утолить мою печаль. Она первая из тех,
кого я спас. Уже двадцать лет рядом со мной. Два года назад прошла
омоложение. Предана мне душой и телом. Я долго думал, как запретить
жрецам расчленять и убивать девушек. Придумал две пиктограммы. На
первой, перечеркнутой крестом, расчлененная девушка. На второй - та же
девушка, связанная по рукам и ногам. Почему связанная? Потому что труп
связывать не надо. Он и так не убежит. Связывать надо ЖИВОГО. Компания
жрецов, носильщики, сама Ольга и огромная толпа увидели огненные рисунки
на помосте, на том месте, где обычно разрубали девушек. Светящиеся линии
медленно тускнели, пока не исчезли совсем, а жрецы все еще обсуждали
увиденное. Потратив на обсуждение около часа, они освободили руки-ноги
Ольги из захватов носилок, раздели, связали и, раскачав, бросили в жерло
вулкана. Ольга смеялась и плакала от счастья. Больше всего она боялась
не смерти, а золоченых мечей жрецов. Она смеялась и плакала, когда я
поднял ее и унес в проход. Меня приняла за доброе божество, посланное
спасти ее. А разве такого нужно бояться? Ночью, чтоб показать свое
удовлетворение, я зажег над Эйгером небольшое северное сияние. Теперь
это стало традицией - северное сияние в ночь после жертвоприношения.
Иногда для этого приходится разгонять облака. В другие дни в погоду я не
вмешиваюсь.
случай. Шекспир писал не обо мне. От меня не требуется ни силы, ни
отваги. Прозябание - вот мой удел. - Учитель, спутник за горизонтом.
Отвези нас купаться! - группа из пяти весело щебечущих девушек окружает
меня. - Ножками, ножками. - Учитель! Десять километров по горам и
ущельям! Это же никакого удовольствия. Вернемся потные и грязные, а
завтра новенькую встречать. Ну миленький, ну пожалуйста... Мне и на
самом деле надо размяться. - Хорошо. Быстро собирайтесь, одна нога
здесь, другая там. - Ура-а! - лезут целоваться, тут же скидывают одежду
прямо на пол, бесстыдницы, достают из сумок платья горских девушек,
вприпрыжку, впереди меня бегут к транспортному тоннелю. Нуль-т я
использовать не могу, поэтому перемещаемся старинным дедовским методом -
на колесах. Встречный ветер развевает волосы девушек, уносит назад их
смех. Конец туннеля. Слезаем с тележки, зажигаем экраны наружного
контроля. Никого из людей поблизости нет. Открываем ворота и выходим под
ослепительный солнечный свет. Створки ворот задвигаются на место и
становятся неотличимы от скалы. С визгом и шутками девушки залезают на
мою спину, ерзают, устраиваются, размещают сумки. Взлетаю, натужно
набираю высоту. Открывается чудесная долина. Райский уголок. Небольшое
чистое озеро, подпитываемое горным ручьем. Мы летим туда. - Мужчинка!
Смотрите, мужчинка! Сейчас начнется... И я должен буду уступить. Потому
что девушки не должны чувствовать себя заключенными в тюрьме. Потому что
они молоды, красивы, сильны, а природа требует... - Миленький,
хорошенький! Ну пожалуйста! Ты ведь все понимаешь. - А если что
случится? - Нас пятеро, он один. Ну что может случиться. Давай сядем на
той полянке. - Я спрашиваю, если случится то, о чем вы мечтаете. Вы же
вертихвостки. Вы ребенка родите, избалуете, а мне из него человека
делать. - Вся пятерка, сидящая на моей спине густо краснеет. - Мы будем
делать все, как ты скажешь, учитель. Сейчас они готовы пообещать все,
что угодно. Еще бы, такой экземпляр не каждый день попадается. Впервые
вижу бродячего рыцаря в наших местах. - Сельма, за старшую. Если
выключишь или закроешь передатчик, я вылезаю из кустов и иду вас
спасать. Снижаемся, прикрываясь складками местности, обгоняем дикого
туриста и приземляемся на его пути. Девушки ссыпаются с меня, занимают
позиции, а я поспешно отступаю в ближайший овражик. Появление всадника
встречают притворным испуганным визгом, тут же окружают, гладят по
коленкам, восторженно смотрят в глаза снизу вверх, задают с пяти сторон
по десять вопросов одновременно. Рыцарь медленно млеет. Глупый. Я бы на
его месте спасался. Он еще не знает, что сейчас его изнасилуют. Готово
дело. Он уже слезает с коня. Корал с баклажкой в руках спешит к ручью,
остальные усаживают рыцаря под дерево, достают съестное. Этот мужчина
обречен. По глазам вижу, что он, возможно, очень неплохо позавтракал...
вчера утром. А у моих - полные сумки вкуснятинки. Девушки, все
вчетвером, охаживают и оглаживают его. Возвращается Корал.
Раскрасневшаяся от быстрого бега, и самая скромная из всей компании.
Кончаются запасы сыра и колбасы, начинаются рассказы о рыцарских
подвигах. Появляется из ножен меч. Все изучают боевые зазубрины. Теперь
Сельма попросит оценить ее умение фехтовать. Так и есть. Меч уже у нее.
Вырубает две дубинки. Бедный рыцарь, он не знает, с кем связался. Не
проходит и четверти минуты, как Сельма с испуганным визгом перекидывает
его через себя. Сэр рыцарь падает на спину с изяществом набитого
картошкой мешка. Все бросаются к нему. Сельму ругают и отталкивают.
Через пару секунд рыцарь уже раздет по пояс, четыре головки прижимаются
к его широкой груди, слушают сердце. Еще секунда - и его голова уже не
на земле, а на чьих-то мягких коленях. Сельма со слезами на глазах